Иоанн (Пашин)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Епископ Иоанн<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Рыльский,
викарий Курской епархии
1929 — 1933
Церковь: Русская православная церковь
Предшественник: Александр (Раевский)
Преемник: Стефан (Андриашенко)
Епископ Мозырский,
викарий Минской епархии
13 марта 1923 — 1926
 
Имя при рождении: Иван Дмитриевич Пашин
Рождение: 8 мая 1881(1881-05-08)
Петриков, Российская империя
Смерть: 11 марта 1938(1938-03-11) (56 лет)
Архангельская область
 
Канонизирован: август 2000
Лик святости: священномученик

Епископ Иоанн (в миру Иван Дмитриевич Пашин; 8 (20) мая 1881, Петриков (ныне Гомельская область) — 11 марта 1938, Архангельская область) — епископ Русской православной церкви, епископ Рыльский, викарий Курской епархии.

Прославлен в лике Собора Новомучеников Российских Русской Церкви в 2000 году.





Биография

Родился в семье священника. Жена — Антонина Васильевна (умерла в 1915 году). Сын — Василий, дочь — Надежда.

В 1901 году окончил Минскую духовную семинарию.

С 1901 года — священник церкви села Князь-Озеро Мозырского уезда (ныне — деревня Красное Озеро Солигорского района). С февраля 1903 года — священник церкви села Скрыгалово того же уезда.

С лета 1909 года — настоятель церкви Святого Великомученика Георгия Победоносца села Прилепы Минского уезда. В 1910 году основал приходское общество трезвости, которое затем было преобразовано в Братство трезвости со своим уставом, гимном, знаменем-хоругвью. За успешное руководство пятью церковно-приходскими школами, действовавшими на территории прихода, в 1913 году Священный Синод наградил его Библией.

В 1914 году в селе был построен новый каменный храм (освящён в 1916 году). В 1916 году в приходе были открыты ещё две церковно-приходские школы.

Архиерей

С 13 марта 1923 года в Минском кафедральном Петропавловском соборе хиротонисан во епископа Мозырского и Туровского, викарий Минской епархии.

Много служил в храмах, обучал детей на своей квартире церковному пению и Закону Божию, что привело к конфликту с властями. Был обвинён в том, что «подрывал авторитет советской школы». Оснований для предания епископа суду найдено не было, но Особым совещанием при Коллегии ОГПУ от 26 марта 1926 года он был лишён права проживания в крупных городах страны и выслан из города Петрикова. Современники вспоминали, что в день высылки люди шли вслед за епископом до пристани, а затем долго шли в холодной воде за баржей, на которой его увозили. Жил в городе Лоеве Гомельской области, продолжал нелегально управлять викариатством. 18 сентября 1926 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило его к ссылке на три года в Зырянский край.

В августе 1929 года был переведён на «вольное поселение». Избрал по распоряжению Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрполита Сергия (Страгородского) для проживания город Рыльск, получив назначение епископа Рыльского, викария Курской епархии.

Арестован 28 сентября 1932 года, обвинён в принадлежности к организации «Ревнители Церкви» и руководстве её «рыльским объединением». В своих показаниях владыка Иоанн (Пашин) никого не оговорил и виновным себя ни в чем не признал. Постановлением Особого совещания ОГПУ от 7 декабря 1932 года приговорён к заключению в лагерь сроком на десять лет.

В лагере был арестован. 5 января 1938 года по распоряжению НКВД Архангельской области был приговорён к высшей мере наказания; 11 марта 1938 года приговор приведён в исполнение.

Прославление

В августе 2000 года по представлению Курской епархии Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви был причислен к лику святых новомучеников и исповедников.

В 2005 году в Минске была опубликована книга о священномученике Иоанне (Пашине), подготовленная к изданию священником Феодором Кривоносом и кандидатом богословия Гордеем Щегловым.

Напишите отзыв о статье "Иоанн (Пашин)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Иоанн (Пашин)

– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.