Иоанн (Поммер)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Иоанн и фамилией Поммер.

Архиепископ Иоанн Аrhibīskaps Jānis<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Рижский и всея Латвии
21 июня 1921 — 12 октября 1934
Предшественник:	Платон (Кульбуш) (в/у)
Преемник:	Августин (Петерсон)
Архиепископ Пензенский и Саранский
22 апреля 1918 — 21 июня 1921
Предшественник:	Григорий (Соколов) (в/у)
Преемник:	Борис (Лентовский)
Епископ Старицкий, викарий Тверской епархии
7 сентября 1917 — 22 апреля 1918
Предшественник:	Арсений (Смоленец)
Преемник:	Серафим (Александров)
Епископ Таганрогский и Приазовский, викарий Екатеринославской епархии
4 апреля 1913 — 7 сентября 1917
Предшественник:	Арсений (Смоленец)
Преемник:	Серафим (Александров)
Епископ Слуцкий, викарий Минской епархии
11 февраля 1912 — 4 апреля 1913
Предшественник:	викариатство учреждено
Преемник:	Феофилакт (Клементьев)
Имя при рождении:	Иван Андреевич Поммер
Оригинал имени при рождении:	Jānis Pommers
Рождение:	6 (18) января 1876(1876-01-18) хутор Илзессалас, Венденский уезд Лифляндской губернии, Российская империя (ныне Мадонский край, Латвия)
Смерть:	12 октября 1934(1934-10-12) (58 лет) Рига, Латвия
Канонизирован:	17 июля 2001 года решением Священного Синода РПЦ 24 сентября 2001 года Собором Латвийской Православной Церкви
В лике:	святых (РПЦ)
Лик святости:	священномученик (ЛПЦ)
День памяти:	29 сентября (12 октября)
Почитается:	в Русской Православной Церкви

Архиепископ Иоа́нн (Священномученик Иоанн Рижский, в миру Ива́н Андре́евич По́ммер, латыш. Jānis Pommers; 6 (18) января 1876, хутор Илзессалас, Венденский уезд, Лифляндская губерния — 29 сентября (12 октября) 1934, Рига) — епископ Русской Православной Церкви, архиепископ Рижский и Латвийский, предстоятель Латвийской православной церкви.

Прославлен в лике святых Русской православной зарубежной церкви (РПЦЗ) в 1981 году; день памяти 12 октября (по юлианскому календарю).

Прославлен в лике святых Русской православной церкви в 2001 году; память — 29 сентября (по юлианскому календарю).

Биография

Детство

Родился в семье латышских крестьян; в детстве занимался крестьянским трудом. Его прадед был одним из первых латышей, принявших православную веру.

В 1897 году окончил Рижскую духовную семинарию, в 1904 году окончил Киевскую духовную академию со степенью кандидата богословия.

Преподаватель

В 1897—1899 годы — учитель в Ляудонской приходской школе.

В 1899—1900 годы — учитель в Либаве (ныне Лиепая).

В 1903 году по совету протоиерея Иоанна Кронштадтского принял монашество.

С 1904 года — иеромонах, преподаватель Черниговской духовной семинарии. Быстро стал известен как талантливый педагог.

С 1906 года — инспектор Вологодской духовной семинарии. Проявив твёрдый характер, участвовал в успешном наведении порядка в этой семинарии в период революционных волнений, что способствовало его быстрому продвижению по службе.

С 1907 года — ректор Литовской духовной семинарии в сане архимандрита и настоятель Виленского Свято-Троицкого монастыря.

Викарий

С 11 февраля 1912 года — епископ Слуцкий, викарий Минской епархии.

4 апреля 1913 года — епископ Таганрогский и Приазовский, викарий Екатеринославской епархии.

С 7 сентября 1917 года — епископ Старицкий, викарий Тверской епархии.

Епископ Пензенский

С 22 апреля 1918 года — епископ Пензенский и Саранский.

В сентябре-октябре 1918 и в октябре 1919 — феврале 1920 года находился под арестом. Успешно вёл борьбу с «народной» церковью, организованной в Пензе лишённым сана архиепископом Владимиром (Путятой), за что один из сторонников Путяты покушался на епископа Иоанна и ранил его в ногу. Верующие рабочие хотели на месте совершить самосуд над покушавшимся и его сообщником, и только решительное вмешательство епископа спасло им жизнь.

Архиепископ Рижский и всея Латвии

В августе 1920 года избран на кафедру архиепископа Рижского и всея Латвии. После долгих переговоров советская власть дала разрешение на выезд его из России.

По ходатайству Епископа Иоанна Латвийская церковь получила автономию в составе Русской Церкви: данное решение было утверждено 21 июня 1921 года Патриархом Тихоном, Священным Синодом и Высшим Церковным Советом.

24 июля 1921 года архиепископ прибыл в Ригу и был встречен крестным ходом у вокзала.

Прибыв в Латвию после избрания его на Рижскую кафедру, нашёл Латвийскую Православную Церковь в тяжелом положении: многие приходы были без пастырей, опустевшие храмы запущены, церковное имущество расхищено, само положение Православной Церкви в новопровозглашённом государстве было неопределенным.

В 1923 году по инициативе архиепископа Иоанна на первом Соборе Латвийской Православной Церкви был принят «Устав Православной Церкви в Латвии», упорядочивший церковную жизнь и административно, и экономически. Кроме того, устав обеспечивал всем членам Церкви без различия этнической принадлежности предусмотренные канонами права.

Первые годы своего архиерейства в Риге жил в подвале кафедрального собора в знак протеста против передачи прежней архиерейской резиденции католикам.

В 1926—1931 года — депутат латвийского Сейма, в котором активно защищал интересы православной церкви и нередко вступал в конфликты с представителями левых партий. В 1926 году добился принятия закона о юридическом положении Православной церкви в Латвии, в котором говорилось, что она имеет право «свободно и открыто проводить в жизнь» православное вероучение. Церкви и её учреждениям принадлежали права юридических лиц, гарантировались имущественные права церкви, разрешалось создание религиозных школ, учреждение православных обществ и союзов, а решения духовной власти в канонических делах не подлежали обжалованию в светских учреждениях.

Во исполнение этого закона уже 1 декабря 1926 года была открыта Рижская духовная семинария. Кроме того, владыка решительно выступал в защиту интересов русского населения Латвии. При его участии были приняты законы, регламентирующие открытие русских учебных заведений, основные русские школы и гимназии стали получать пособия из фонда культуры. Увеличилось количество русских учебных заведений, были открыты народные библиотеки, улучшено положение в дошкольном образовании.

О заслугах Владыки Иоанна в возрождении Православной Церкви в Латвии свидетельствуют следующие цифры: в 1922 году в Латвии было 138.803 православных, а в 1935 году — уже 174.389. В Новой Латгалии (присоединённой к Латвии части бывш. Псковской губернии) удалось построить несколько новых церквей, с открытием при них приходов (Яунлатгале, Гришина Гора, Родовое).

Однако не всем нравилась активная деятельность святителя: по свидетельству современника, «многочисленные враги, главным образом политические, энергично работали, оплетая вокруг него густую сеть интриг и распространяя по городу гнусную клевету, пятнавшую его доброе имя не только как пастыря Церкви, но и как человека».

Гибель и погребение

Был убит на архиерейской пригородной даче в Озолмуйже (Озолкалнс; Эйхенбергская мыза) у Кишозера (сейчас в черте города Риги) в ночь с 11 на 12 октября 1934. Убийцы подвергли его пыткам, смертельно ранили выстрелом в упор, а затем сожгли дом; тело архиепископа сильно обгорело. Согласно русской эмигрантской печати владыка Иоанн, стал «одной из жертв безбожного красного интернационала, выбирающего одного за другим из антибольшевицкого стана самых опасных своих врагов». Отпевание возглавил митрополит Таллинский Александр (Паулус) (Константинопольский патриархат). В последних проводах архиепископа Иоанна приняло участие не менее 100.000 человек.

Был похоронен на Покровском кладбище Риги, близ Покровского храма; над его могилой в 1936 году по проекту Сергея Антонова архитектором Владимиром Шервинским была выстроена квадратная в плане кирпичная часовня-усыпальница.

Существует три основные версии причин гибели архиепископа. Согласно первой, он был убит сторонниками латвийского лидера Карлиса Ульманиса за то, что выступал за сохранение канонических связей с Московской Патриархией (после гибели владыки Иоанна Латвийская церковь перешла под омофор Константинопольского Патриархата). Однако объективные доказательства этой версии отсутствуют — в латвийской политике владыка Иоанн был скорее союзником правительства в борьбе против левых сил.

Вторая версия связана с конфликтами внутри Латвийской церкви, в том числе с разногласиями между владыкой Иоанном и молодежной организацией «Русское православное студенческое единение», являвшейся латвийским филиалом Русского студенческого христианского движения, действовавшего в среде русской эмиграции. В ходе расследования убийства архиепископа некоторые члены этой организации были ненадолго арестованы, а деятельность самого движения на территории Латвии прекращена по обвинению в русском шовинизме. Однако никакого подтверждения причастности членов РСХД к убийству архиепископа обнаружено не было.

Третья версия связывает убийство архиепископа Иоанна с деятельностью агентов советских спецслужб. Обращается внимание на тайные связи главы Латвийской церкви с православными верующими в СССР, от которых он получал сведения о гонениях на религию, что не могло не вызывать недовольство советского руководства, так как владыка был депутатом Сейма Латвии. Кроме того, архиепископ Иоанн был последовательным антикоммунистом и критиком просоветских сил в своей стране. Существует предположение, что вечером 11 октября (накануне смерти) владыку навестил приехавший в Ригу советский певец Леонид Собинов; сам Собинов спустя день скоропостижно скончался в номере гостиницы в Риге, причём советское полпредство запретило делать вскрытие умершего, а причиной смерти объявили разрыв сердца. Тело покойного быстро перевезли из гостиницы в здание полпредства, а затем траурным поездом отправили в Москву.

Почитание и прославление

В 1981 году решением Архиерейского Собора Русской православной церкви заграницей канонизирован в лике священномученика со включением Собор новомучеников и исповедников Российских с установлением памяти 12 октября.

Часовня на Покровском кладбище, где под спудом покоились его останки, была местом паломничества православных; архиепископ Иоанн был причислен к лику святых Русской Православной Церковью Заграницей и Сербской Православной Церковью.

17 июля 2001 года решением Священного Синода РПЦ, был прославлен к общецерковному почитанию в Соборе новомучеников и исповедников Российских.

24 сентября того же года в Риге, на очередном Соборе Латвийской Православной Церкви, было принято Определение о канонизации священномученика Иоанна. 25 октября того же года в Христорождественском соборе Риги были совершены литургия и чин канонизации, в присутствии Президента Латвии Вайры Вике-Фрейберги, вице-мэра Рижской Думы, депутатов Сейма, представителей иных христианских конфессий Латвии.

4 октября 2003 года состоялось перенесение обретенных незадолго до того мощей из Покровского кладбищенского храма (улица Менесс, 3) в собор Рождества Христова.

27 мая 2006 года указами митрополита Рижского Александра (Кудряшова) были учреждены орден и медаль священномученика Иоанна Рижского.

В 2016 году Латвийская почта выпустила марку с изображение Иоанна Поммера, автор Лилия Динере.

Литература

• Людмила Келер. Никем не сломленный. Жизнь и мученическая кончина архиепископа Рижского Иоанна (Поммера). М., 1999.
• Колокол на башне вечевой: Житие и труды священномученика Иоанна (Поммера). Авт.-сост. игумен Феофан (Пожидаев). М., 2005.
• [seminariumhumanitatis.positiv.lv/14%20almanax/alm%2014%20pred.htm Русский мир и Латвия № 14: Из архива св. священномученика архиепископа Рижского и Латвийского Иоанна (Поммера). Письма и другие документы. Том 1. Издание подготовил Ю. Л. Сидяков. Рига 2008 г., с. 140 с]
• [seminariumhumanitatis.positiv.lv/20%20almanax/ssilka.htm Русский мир и Латвия № 20: Из архива св. священномученика архиепископа Рижского и Латвийского Иоанна (Поммера). Письма и другие документы. Том 2. Издание подготовил Ю. Л. Сидяков. Рига 2009 г.]
• [seminariumhumanitatis.positiv.lv/24%20almanax/soderzanie.htm Русский мир и Латвия № 24: Из архива св. священномученика архиепископа Рижского и Латвийского Иоанна (Поммера). Письма и другие документы. Том 3. Издание подготовил Ю. Л. Сидяков. Рига 2011 г.]
• [humanitatis.elbiko.lv/media/2014/amanaxcelikom38.pdf Русский мир и Латвия: Архиепископ Рижский и Латвийский Иоанн (Поммер): жизнь и судьба в эпохе / под ред. С. Мазура — Рига 2015. Издание общества SEMINARIUM HORTUS HUMANITATIS. Вып. XXXVIII] ISSN 1691—2845
• История в письмах. Из архива священномученика архиепископа Рижского Иоанна (Поммера). Тверь. Изд-во «Булат». 2015. Т.1, 607с.
• История в письмах. Из архива священномученика архиепископа Рижского Иоанна (Поммера). Тверь. Изд-во «Булат». 2015. Т.2, 527 с.

Ссылки

• [www.facebook.com/Ioann.Pommer Страница на Facebook, посвященная духовному наследию Священномученика Иоанна (Поммер), архиепископа Рижского]
• [www.pstbi.ru/bin/db.exe/ans/nm/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6Xbu6fe0hfG*cXuugf8LU66WWc8oUU8qYs8KZceXb8E* Иоанн (Поммер Иван Андреевич)] в базе данных ПСТБИ
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_1222 Иоанн (Поммэр)] на сайте «Русское православие»
• [www.jmp.ru/archiv/Jmp_2015_02.pdf Муж борьбы. ПАМЯТИ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ИОАННА (ПОММЕРА). Авт.-сост. Кира Аристова. Журнал Московской Патриархии (ЖМП). С. 68—74, № 2, 2015]

Отрывок, характеризующий Иоанн (Поммер)

– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.