Иоанн II (король Франции)
| Иоанн II Добрый фр. Jean II le Bon<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 22 августа 1350 — 8 апреля 1364 | |||
| Коронация: | 26 сентября 1350, Реймсский собор, Реймс, Франция | ||
| Предшественник: | Филипп VI | ||
| Преемник: | Карл V Мудрый | ||
| Рождение: | 16 апреля 1319 Ле-Ман, Франция | ||
| Смерть: | 8 апреля 1364 (44 года) Лондон, Англия | ||
| Место погребения: | аббатство Сен-Дени | ||
| Род: | Валуа | ||
| Отец: | Филипп VI | ||
| Мать: | Жанна Бургундская (Хромоножка) | ||
| Супруга: | 1-я: Бонна Люксембургская 2-я: Жанна Овернская | ||
| Дети: | От 1-го брака: сыновья: Карл V Мудрый, Людовик I Анжуйский, Жан Беррийский, Филипп II Смелый Бургундский дочери: Бланка, Екатерина, Жанна, Мария, Агнесса, Маргарита, Изабелла От 2-го брака: дочери: Бланка, Екатерина | ||
Иоанн (Жан) II Добрый (фр. Jean II le Bon, 26 апреля 1319, Ле-Ман — 8 апреля 1364, Лондон) — второй король Франции из дома Валуа с 1350 года, наследовал своему отцу Филиппу VI.
Содержание
Юность
Будущему королю Иоанну II было девять лет, когда его отец взошёл на престол. Его воцарение было неожиданным и связано с тем, что все сыновья (и внук от старшего сына) короля Филиппа IV, старшего брата его деда Карла Валуа, умерли, не оставив наследников мужского пола. Новый король должен был консолидировать свою власть, чтобы защитить трон от претендентов. Поэтому Филипп решил женить своего сына Иоанна сразу после достижения совершеннолетия (по тогдашним законам — 13 лет), чтобы сформировать сильный династический союз.
Первоначально планировался брак с Элеонорой Вудсток, сестрой короля Англии, но вместо этого Филипп сделал выбор в пользу Бонны Люксембургской, которая была на три года старше и уже могла родить наследника, обеспечив таким образом будущее династии. Заключённый с отцом Бонны, королём Чехии и графом Люксембургским Иоганном, договор предполагал, что в случае войны Иоганн пополнит французскую армию 400 пехотинцами, а в обмен получит поддержку своих претензий на ломбардскую корону. Приданое было установлено в 120 000 флоринов.
Свадьба
Иоанн достиг совершеннолетия 26 апреля 1332 года и получил титул герцога Нормандии, а также Анжу и Мэн во владение. Свадьба состоялась 28 июля в церкви Нотр-Дам в Мелёне в присутствии шести тысяч гостей. Празднества были продлены на два месяца, когда молодой жених был наконец посвящён в рыцари в соборе Нотр-Дам в Париже. Герцогу Нормандскому торжественно гарантировали поддержку короли Чехии и Наварры, а также герцоги Бургундии, Лотарингии и Брабанта.
Герцог Нормандии
Положение Иоанна в Нормандии осложнялось тем, что большинство местной знати было тесно связано с Англией. Регион экономически зависел больше от морской торговли через Ла-Манш, чем от речной торговли на Сене. Герцогство не было английским в течение 150 лет, но многие землевладельцы имели собственность за проливом, и для них принятие стороны одного или другого суверена грозило конфискацией. Поэтому нормандская знать управлялась взаимозависимыми кланами, которые позволили им получать выгоды и поддерживать отношения, гарантирующие герцогству автономию. Выделялись два сильных семейства, Танкарвили и Аркуры, которые были в конфликте в течение нескольких поколений.
Напряжённость усилилась в 1341 году. Король приказал, чтобы бальи Байё и Котантена покончили с распрями. Жоффруа д’Аркур собирал войска против короля, сплачивая баронов лозунгами о противодействии королевскому вмешательству в их дела. Мятежники потребовали, чтобы Жоффруа был сделан герцогом, таким образом гарантируя автономию. Королевские войска взяли замок Сен-Совер-ле-Викомт, и Жоффруа был сослан в Брабант. Трое из его сторонников были обезглавлены в Париже 3 апреля 1344 года[1].
К 1345 году нормандские мятежники, число которых увеличивалось, начали приносить оммаж Эдуарду III, тем самым ставя под сомнение законность власти королей из династии Валуа. Поражение при Креси и сдача Кале заметно ослабили королевский престиж. Предательства знати учащались — особенно на севере и западе Франции, находившихся в пределах экономического влияния Англии. Французский король решил искать перемирия. Он вернул Аркуру всё конфискованное имущество и даже назначил его верховным капитаном Нормандии, а Иоанн приблизил к себе Жана Танкарвиля. Уже став королём, в 1352 году, Иоанн возвёл владение Танкарвиль в ранг графства.
Жанна Овернская, будучи вдовой Филиппа Бургундского, наследника герцогства Бургундского, умершего до смерти отца и не ставшего поэтому герцогом, вышла замуж вторым браком за Иоанна в январе 1350 года, который к тому времени, став вдовцом, занимался поисками новой жены. Первоначально планировался брак с Бланкой Эвре-Наваррской, но в последний момент Филипп VI, сам уже будучи вдовцом и, вероятно, прельщённый её красотой и привлекательностью, предложил ей брак с ним самим, уведя невесту у собственного сына. Раздражённый Иоанн поспешил жениться на Жанне Овернской, став таким образом отчимом Филиппа Руврского — её сына от первого брака, будущего герцога Бургундского. Взойдя в августе 1350 года на престол, Иоанн, являясь опекуном Филиппа Руврского вследствие его малолетства, ввёл прямое королевское управление в Бургундском герцогстве, реформировав его структуру по королевскому образцу, приблизив тем самым к себе бургундское дворянство и создав условия для последующего присоединения к короне Бургундии в 1361 году, после смерти Филиппа. Ведь Иоанн являлся не только сюзереном и опекуном Филиппа, но и одним из ближайших его родственников по своей матери, что в совокупности дало ему перевес над притязаниями Карла Эвре-Наваррского, хотя и не без вооружённого конфликта.
Отношения с Карлом Злым
В 1354 году зять Иоанна и его кузен Карл Злой организовал убийство коннетабля Франции Карла де ла Серда, которому Иоанн Добрый пожаловал графства Шампань, Бри, и Ангулем. После ссоры с коннетаблем на Рождество 1353 года в Париже Карл организовал его убийство, осуществлённое 8 января 1354 года в деревне Л’Эгль родным братом Карла Филиппом, графом де Лонгвилем. Карл не скрывал своего участия в заговоре и в течение нескольких дней вёл переговоры с англичанами по поводу их военной поддержки против короля Иоанна II Доброго, фаворитом которого являлся убитый коннетабль.
Тем не менее, для того чтобы иметь стратегического союзника в борьбе с англичанами, 22 февраля 1354 года в городе Мант Иоанн заключил договор с Карлом Наваррским. Однако мир между ними был недолог, и Карл начал сношения с эмиссаром Эдуарда III, Генри Гросмонтом герцогом Ланкастером для высадки английских войск.
В декабре 1355 года он был вовлечён в неудачный государственный переворот, целью которого была замена Иоанна II дофином. Иоанн попытался примириться с сыном, даровав ему титул нормандского герцога. Имевший ленные владения в Нормандии Карл Злой постоянно находился при новом герцоге, что порождало опасения Иоанна Доброго о возможном новом заговоре против короны. 5 апреля 1356 года Иоанн II под предлогом охоты неожиданно прибыл в Руан и, ворвавшись в замок дофина во время пира, неожиданно арестовал Карла Злого и заключил его в тюрьму. Четверо его главных сторонников (двое из которых участвовали в убийстве Карла де ла Серда) были казнены без суда. Карл был отправлен в Париж, а затем перевозился из тюрьмы в тюрьму. Для ещё большего устрашения Карл Злой был заключён в итоге в Шато-Гайар, где сорока годами ранее умерла (скорее всего, была убита) его бабка Маргарита Бургундская[2].
Битва при Пуатье
В июле 1356 года Чёрный Принц, сын Эдуарда III, вторгся вглубь Франции. Он потерпел неудачу перед Буржем, но смог взять Верзон, гарнизон которого был полностью истреблён. Захватив богатые трофеи, его войско отступило к западу, затем к Бордо, проходя через Пуатье. Иоанн Добрый преследовал его с превосходящей по численности армией, основу которой составляли тяжеловооружённые рыцари, и догнал в окрестностях Пуатье. Англичане не знали о приближении французов, поэтому во время их отступления французы оказались впереди них и отрезали им путь. Малочисленность английского войска, которого было не более 10 тыс., поколебала Эдуарда, и он предложил французам вступить в мирные переговоры, обещав возвратить все завоевания и 7 лет не воевать. Предложения были отвергнуты: французы слишком верили в победу. В это время, пока Иоанн не атаковал, папские легаты пробовали договориться о перемирии между лидерами. Никакого соглашения достигнуть не удалось. Переговоры закончились, и обе стороны приготовились к бою.
В день сражения Иоанн и девятнадцать рыцарей из его личной охраны оделись одинаково. Это было сделано, чтобы смутить врага, желавшего захватить короля в плен. Несмотря на эту предосторожность, Иоанн был взят в плен. Хотя он боролся с доблестью, сражаясь большим боевым топором, его шлем был пробит. Окружённый, он боролся до конца, и был захвачен вместе с младшим сыном Филиппом (впоследствии герцог Бургундский Филипп II).
Фруассар так описывает его пленение: «В это время была большая давка, из-за страстного желания добраться до короля, и те, кто находился ближе всего к нему и узнали его, кричали: «Сдавайтесь, сдавайтесь, или вы мертвец». В том месте поля боя находился молодой рыцарь из Сент-Омера, который за жалованье сражался на стороне короля Англии. Его звали Дени де Морбек и он 5 лет назад самовольно отправился в Англию, так как в дни своей молодости был изгнан из Франции за убийство, совершенное им во время драки в Сент-Омере. Для этого рыцаря удачно сложилось так, что он оказался около короля Франции как раз в то время, когда того сильно пинали туда и сюда, а так как он был очень сильным и крепким, то благодаря своей силе, пробился сквозь толпу и сказал королю на хорошем французском: «Сир, сир, сдавайтесь». Король, который видел, что оказался в очень неприятном положении, обернулся к нему и спросил: «Кому я должен сдаться, кому? Где мой кузен, принц Уэльский? Если я увижу его, то буду говорить с ним». «Сир, - ответил мессир Дени, - он не здесь, но сдавайтесь мне, а я отведу вас к нему». «Кто вы?» - спросил король. «Сир, я - Дени де Морбек, рыцарь из Артуа, но я служу королю Англии, так как я не служу Франции, лишившей меня всего, что я здесь имел». Тогда король отдал ему свою правую перчатку и сказал: «Я сдаюсь вам». Вокруг была большая толпа и давка, так как все хотели крикнуть «я поймал его». Ни король, ни его младший сын Филипп не смогли пробиться вперед и освободиться от толпы».
Той ночью Иоанн обедал в красной шёлковой палатке своего врага — Чёрного принца. Тот лично проявил к нему внимание. Король был отправлен в Бордо, а оттуда в Англию. Хотя Пуатье находился в центре Франции, неизвестно, пробовал ли кто-нибудь спасти своего короля.
Ведя переговоры о мире, Иоанн сначала находился в Савойском дворце, затем в разных местах: в Виндзоре, в замках Хертфорд, Беркхамстед и Сомертон (последний находился в Линкольншире). В итоге французский король был отправлен в лондонский Тауэр.
Узник англичан
| |||||||||||||||||||||||||||
Иоанну предоставили королевские привилегии, разрешая ему путешествовать и вести привычный образ жизни. В то время, когда общественный порядок во Франции разрушался, бухгалтерские книги короля показывают, что он покупал лошадей, домашних животных, одежду и имел личного астролога.
Только 8 мая 1360 года был заключён мирный договор в Бретиньи, по которому Эдуард III отказался от французской короны, при условии освобождения от французского суверенитета Гиени, Сентонжа, Пуату, Кале и т. д., и большого денежного выкупа за короля — 3 000 000 экю. Оставив в английском Кале в качестве залога своего сына Людовика Анжуйского, Иоанн вернулся на родину — восстанавливать королевство.
Но его планам не удалось реализоваться. В июле 1363 года королю Иоанну сообщили о том, что Людовик бежал из плена. Обеспокоенный этим обстоятельством, Иоанн сделал то, что потрясло и встревожило его подданных: он объявил, что добровольно возвращается в Англию, в качестве пленного вместо сына. Советники пробовали отговорить его, но король упорствовал, называя причиной «честные намерения и честь». Он приплыл в Англию зимой и оставил Францию снова без короля.
Иоанна Доброго приветствовали в Лондоне в 1364 году парадами и банкетами. Спустя несколько месяцев после прибытия, он заболел «неизвестной болезнью» и умер в Савойском дворце в апреле 1364 года.
Его тело было перевезено во Францию, где он был похоронен в королевской усыпальнице аббатства Сен-Дени.
Персона
Иоанн Добрый страдал из-за своего хрупкого здоровья, неактивно занимался физической деятельностью и только иногда охотился. Современники сообщают, что он быстро становился сердитым и прибегал к насилию, что приводило к частым политическим и дипломатическим конфликтам. Он наслаждался литературой, поддерживал живописцев и музыкантов.
Его изображение в качестве «короля-воина», вероятно, появилось из-за его храбрости в сражении при Пуатье и создании рыцарского ордена Звезды. Это объяснялось политической потребностью, так как Иоанн был настроен доказать законность своего владения короной Франции ввиду притязаний на этот титул со стороны Карла Злого и Эдуарда III. С молодости Иоанн был вынужден противостоять силам децентрализации, которые оказывали воздействие на города и знать. Он рос среди интриг и измен, и впоследствии он управлял страной только при помощи близкого круга советников, которым доверял.
Семья и дети
- 1-я жена: (с 1332) Бонна Люксембургская (21 мая 1315 — 11 сентября 1349), дочь Иоганна (Яна) Слепого, короля Чехии и графа Люксембургского, сестра императора Карла IV. Имели 11 детей:
- Бланка (1336—1336).
- Карл V Мудрый (21 января 1338 — 16 сентября 1380), король Франции с 1364 г.
- Екатерина (1338—1338).
- Людовик I Анжуйский (23 июля 1339 — 20 сентября 1384), герцог Анжуйский и Туреньский.
- Жан (30 ноября 1340 — 15 марта 1416), герцог Беррийский и Оверньский.
- Филипп II Смелый (7 января 1342 — 27 апреля 1404), герцог Бургундский с 1363 г., основатель Бургундской ветви Валуа.
- Жанна (24 июня 1343 — 3 ноября 1373), жена Карла II Злого (10 октября 1332 — 1 января 1387), короля Наварры.
- Мария (18 сентября 1344 — 15 октября 1404), жена Роберта I, герцога де Бар.
- Агнесса (1345—1349)
- Маргарита (1347—1352)
- Изабелла (1 октября 1348 — 11 сентября 1372), жена Джана Галеаццо I Висконти (1351—1402), герцога Милана.
- Charles5lesage.jpg
- Louis-I-Anjou.jpg
- Duc de Berry.jpg
- Philip II duke of burgundy.jpg
- Joan of Valois, Queen of Navarre.jpg
- Isabella, Countess of Vertus.jpg
- 2-я жена: (с 1349) Жанна Овернская (1326 — 29 сентября 1360). Имели 2 детей:
См. также
Напишите отзыв о статье "Иоанн II (король Франции)"
Примечания
Ссылки
- При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Иоанн II (король Франции)
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
