Иоанн X (папа римский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иоанн X
лат. Ioannes PP. X<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
122-й папа римский
март 914 — 28 мая 928
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Ландон
Преемник: Лев VI
 
Имя при рождении: Джованни да Тоссиньяно
Рождение: 860(0860)
Тоссиньяно, Эмилия-Романья, Италия
Смерть: 929(0929)
Рим, Италия

Иоанн X (лат. Ioannes PP. X; настоящее имя - Джованни да Тоссиньяно, 860929[1][2]) — папа римский с марта 914 по май 928 года. Четвертый папа периода порнократии. Выдвиженец графов Тускулумских, он попытался объединить Италию под руководством Беренгара І Фриульского и сыграл важную роль в разгроме сарацин в битве при Гарильяно. В конце концов он поссорился с Марозией, которая его свергла, отправила в тюрьму и, наконец, приказала убить.





Ранняя карьера

Иоанн X был родом из Эмилии-Романьи, из местечка Тоссиньяно у реки Сантерно. Его отца также звали Иоанном [3]. Он был сделан диаконом Петром IV, епископом Болоньи, и на этом посту он привлек внимание Феодоры Старшей, жены Теофилакта І, графа Тускулумского, самого могущественного аристократа Рима. Хронист Лиутпранд Кремонский утверждал, что Иоанн стал её любовником во время визита в Рим [4]. По протекции Феодоры Иоанн сменил Петра IV на епископской кафедре Болоньи [3][5]. Он был рукоположён в архиепископы Равенны в 905 папой Сергием III, другим выдвиженцем графов Тускулумских.

За восемь лет в качестве архиепископа Иоанн помогал папе Сергию ІІІ в его неудачной попытке короновать Беренгара І Фриульского императором Священной Римской империи и сместить Людовика ІІІ Слепого [3]. Ему также пришлось защищаться от узурпатора, который пытался занять его кафедру, а также подтверждать свои полномочия в аббатстве Нонантола, когда местный игумен пытался выйти из-под юрисдикции архиепископа Равенны [6].

После смерти папы Ландона в 914 году фракция римской знати во главе с графом Теофилактом І вызвала Иоанна в Рим, чтобы предложить ему вакантный папский престол. Хотя Лиутпранд утверждает, что это стало результатом протекции Феодоры Старшей, гораздо более вероятно, что возвышению Иоанна Х способствовали его близкие отношения с графом Теофилактом І Тускулумским и его оппозиционность к актам папы Формоза [7]. Современники критиковали Иоанна за игнорирование декретов Латеранского собора 769 года, которые запрещали интронизацию папы без выборов [8]. Тем не менее, пока Теофилакт І был жив, Иоанн Х придерживался дела своего патрона.

Война с сарацинами и коронация Беренгара I

Первой задачей, стоявшей перед Иоанном X, была ликвидация форпоста арабов ("сарацин") на реке Гарильяно, который использовался ими для грабежей итальянского населения. Иоанн Х посоветовался с Ландульфом І, князем Беневенто, который рекомендовал ему обратиться за помощью к Византии и Альбериху І, маркизу Камерини, губернатору герцогства Сполето [9]. Иоанн Х последовал его совету и послал папских легатов к королю Италии Беренгару I и итальянским князьям, а также в Константинополь, призывая объединиться против сарацин.

Результатом переговоров стал христианский альянс, предтеча крестовых походов следующего века. Силы нового византийского стратега Бари, Николая Пичинглия, присоединились к войскам южных итальянских князей: Ландульфа I, Иоанна I, Досибилы II из Гаэты, Григория IV и Иоанна II Неаполитанских и Гвемара II Салернского. Между тем, Беренгар І привёл с собой войска из северной части Италии, и кампания была согласована Иоанном X, который призвал к участию Альбериха I Сполетского [10].

После предварительных манёвров в Кампо-Баккано и Треви сарацины были изгнаны в их крепость на реке Гарильяно. В битве при Гарильяно в июне 915 года союзники осаждали крепость в течение трёх месяцев, в конце которых сарацины сожгли свои дома и попытались вырваться из окружения. Иоанн Х выступил впереди войска, и христианские силы обратили сарацин в бегство, ликвидировав арабскую угрозу материковой части Италии [11]. Затем Иоанн Х подтвердил предоставление Траетто герцогу Гаэты в качестве награды за отказ от имевшегося у него союза с сарацинами [12].

В 905 году Беренгар І разбил Людовика ІІІ Слепого и с нетерпением ждал своей коронации имперской короной. Иоанн X использовал это в качестве рычага, чтобы подтолкнуть Беренгара І к поддержке и обеспечении войсками антисарацинской кампании Иоанна Х [10][13]. После завершения своей части сделки Беренгар І стал настаивать, чтобы папа выполнил свои обязательства [14]. Таким образом, в декабре 915 года Беренгар І вошёл в Рим и после встречи с графом Теофилактом І (чья поддержка ему была обеспечена) отправился к папе Иоанну Х в базилику Святого Петра. В воскресенье 3 декабря Иоанн Х короновал Беренгара І римским императором, в то время как Беренгар І, в свою очередь, подтвердил пожертвования, сделанные Престолу Святого Петра предыдущими императорами [15].

Изменение политической ситуации в 924-926 гг.

Хотя Беренгар І имел поддержку римской знати и папы, у него хватало врагов. В 923 году объединение против него итальянских князей привело к поражению Беренгара І и срыву попытки объединить Италию. В 924 году он был убит [16]. В 925 году умер граф Теофилакт І Тускулумский. Альберих I Сполетский установил свою тиранию в Риме и был изгнан горожанами и папой Иоанном Х. Чтобы восстановить власть над городом, Альберих І призвал на помощь венгров. Однако венгры были отброшены римлянами. Альберих І был убит в 925 году за сотрудничество с врагами Рима. Папа Иоанн Х, в результате политической перегруппировки, оказался под угрозой со стороны дочери Теофилакта І, Марозии, которая, якобы, была недовольна связями Иоанна Х с её матерью Феодорой Старший [17].

Для борьбы с этой растущей угрозой Иоанн X пригласил Гуго Провансальского стать следующим королём Италии, отправив своего представителя в Пизу, чтобы быть в числе первых, кто поприветствует Гуго. Вскоре после того, как Гуго был признан королём Италии в Павии, он встретился с Иоанном Х в Мантуе и заключил с ним некий договор, который, вероятно, должен был защитить интересы Иоанна Х в Риме [18]. Однако соперник итальянского короля Рудольф II Бургундский продемонстрировал, что Гуго был не в состоянии помочь папе, и ближайшие несколько лет были временем анархии и беспорядка в Италии.

Марозия, тем временем, вышла замуж за маркграфа Тосканы Гвидо. Началась борьба за власть между ними и Иоанном Х. В неё оказался вовлечён брат Иоанна Х, Пётр [19]. Иоанн Х сделал Петра герцогом Сполето после смерти Альбериха І, и рост его влияния угрожали Гвидо и Марозии [3]. Пётр был вынужден бежать к озеру Орта, где искал помощи у венгров. В 926 году он вернулся в Рим в сопровождении венгров и смог запугать Гвидо и Марозию, и Петру разрешили вернуться к своей прежней роли главного советника и сторонника папы Иоанна Х [20].

Отношения с Востоком

Несмотря на серьёзные проблемы в Риме, Иоанну Х удавалось участвовать и в церковных и политических спорах по всей Европе. В 920 году византийские императоры Роман I и Константин VII, а также Константинопольский патриарх Николай Мистик просили папу отправить легатов в Константинополь, чтобы подтвердить акты синода, осудившего четвёртый брак Льва VI, и положить тем самым конец расколу между двумя церквями [21].

В 925 году Иоанн Х попытался остановить использование славянской литургии в Далмации и навязать местному населению мессы на латыни. Он писал Томиславу I Хорватскому и князю Михаилу Вишевичу, прося их следовать инструкциям, полученным от легатов Иоанна Х [22][23].

Через год в Сплите состоялся синод, который подтвердил просьбу Иоанна Х: он запретил рукоположение не знающих латыни священников и запретил мессу на славянском языке, кроме случаев, когда наблюдается нехватка священников [24]. Указы Синода были отправлены в Рим для подтверждения папой, который их подписал и поручил хорватскому епископу Ноне перейти под юрисдикцию архиепископа Спалатро.

Примерно в то же время царь Болгарии Симеон I выслал послов Иоанну Х, предлагая отказаться от послушания своего государства Константинопольскому Патриарху и перейти под власть папы. Однако Иоанн Х отправил двух легатов, призывая Симеона І примириться с Византией [25]. При этом папа подтвердил царский титул Симеона І и его потомков и отправил легатов короновать сына Симеона І - Петра I в 927 году [26]. Кроме того, Иоанн Х поручил легатам выступать в качестве посредников, чтобы попытаться остановить войну между болгарами и хорватами [27].

Отношения с Западной Европой

Иоанн Х активно действовал и в отношении Западной Европы. Ещё в самом начале своего понтификата он высказался в поддержку немецкого короля Конрада I в его борьбе против немецких князей. Он послал папского легата на синод епископов, созванный Конрадом І в Альтхейме в 916 году, в результате чего Синод приказал противникам Конрада І предстать перед папой в Риме, в противном случае они могли быть отлучены от церкви [28].

В 920 году Иоанн Х был призван королём Карлом ІІІ Простоватым вмешаться в спор о епископстве Льеж, где кандидат Карла ІІІ, Илдуин, отвернулся от него и поддержал восстание герцога Лотарингии Гизельберта. Карл ІІІ пытался заменить его другим кандидатом, Рише из Прюмского аббатства, но Илдуин пленил Рише и вынудил его рукоположить себя епископом. Иоанн X приказал обоим предстать перед ним в Риме, в результате чего папа подтвердил назначение Рише и отлучил Илдуина [29]. Когда в 923 году Герберт II де Вермандуа пленил Карла ІІІ, и Иоанн Х был единственным, кто протестовал против этого. Он угрожал Герберту ІІ отлучением, если он не вернёт Карлу ІІІ свободу, но Герберт ІІ проигнорировал эту угрозу [30]. Не считаясь с папой, в 925 году Герберт ІІ сделал своего пятилетнего сына Гуго архиепископом Реймса. Более того, он заявил, что если папа будет протестовать, он разделит епископство и поделит его землю между своими сторонниками [31].

Иоанн Х также поддерживал духовную сторону Церкви, в частности, в 914 году давал советы архиепископу Реймса Эрве по поводу христианизации норманнов [32]. Он писал:

"Ваше письмо наполнило меня одновременно печалью и радостью. Горе - от страданий, которые вам придётся претерпеть не только от язычников, но и от христиан; радость - от превращения северян, которые когда-то упивались кровью человека, но которые сейчас, по вашим словам, радуются тому, что они искуплены живительной кровью Христа. Для этого мы, слава Богу, и умоляем Его укрепить их в вере. Поскольку они новообращённые, они должны быть подвергнуты серьёзным канонических покаяниям за их возврат к язычеству, убийство священников и жертвы идолам, мы оставляем это на ваш суд, поскольку никто другой не знает больше, чем вы, о нравах и обычаях этого народа. Вы, конечно, понимаете достаточно хорошо, что не рекомендуется обрабатывать их с тяжестью, требуемой по канонам, чтобы, думая, что они никогда не будут в состоянии нести непривычные нагрузки, они не вернулись к своим старым ошибкам".[33]

Кроме того, Иоанн Х поддержал монашеское реформаторское движение аббатства Клюни. Он подтвердил строгие правила Клюни для местных монахов [32]. Затем он написал королю Франции Раулю І, а также местным епископам и графам, давая им инструкции поставить монастырь под свою защиту [34].

В 924 году Иоанн X послал легата по имени Дзанелло в Испанию, чтобы расследовать Мосарабский обряд. Дзанелло положительно отозвался об обряде, и папа дал новое разрешение на него, требуя только изменить слова освящения [35]. Понтификат Иоанна Х ознаменовался прибытием большого количества паломников из Англии в Рим, в том числе Вульфхельма, архиепископа Кентерберийского в 927 году. За три года до этого король англо-саксов Этельстан послал одного из своих вельмож, Альфреда, обвинённого в заговоре с целью ослепления короля, в Рим, где он должен был дать клятву перед папой о своей невиновности, но тот вскоре умер в Риме [36]. В 917 году Иоанн Х дал архиепископу Бремена в юрисдикцию епископов в Швеции, Дании, Норвегии, Исландии и Гренландии [37].

Наконец, во время своего понтификата Иоанн Х также восстановил Латеранский дворец, который рухнул в 897 году [38].

Свержение и смерть

Борьба за власть между Иоанном X с одной стороны, и Гвидо Тосканским и Марозией с другой завершилась в 928 году. Гвидо тайно собрал отряд солдат и вместе с ними совершил нападение на Латеранский дворец, который охранял брат Иоанна Х Пётр с телохранителем и несколькими солдатами. Пётр был изрублен на глазах брата, а сам Иоанн Х был брошен в темницу, где оставался, пока не умер [39]. Есть два мнения в источниках об обстоятельствах смерти Иоанна Х. Первая версия гласит, что он был задушен в подземелье в течение нескольких месяцев после свержения. По другой - он умер где-то в 929 году в заключении своей смертью, от плохого обращения и депрессии [40].

Иоанн X был похоронен в атриуме Латеранского собора, рядом с главным входом [41].

Репутация и наследие

В течение многих столетий понтификат Иоанна Х оценивался как один из самых позорных в истории папства. Во многом это было связано с тем, что хронист Лиутпранд Кремонский крайне враждебно к нему относился [42]. Он характеризовал Иоанна как беспринципного священнослужителя, который стал любовником Феодоры ради достижения папского престола, и который занимал престол святого Петра будучи марионеткой Феофилакта Тускулумского. По его версии он был убит, чтобы освободить место для сына Марозии, папы Иоанна XI [43].

В соответствии с мнением Луи-Мари Декорменена, Иоанн был:

"сын монахини и священника... он был больше занят своей похотью и развратом, чем делами христианства... он был честолюбив, скуп, лишен стыда, веры и чести, и пожертвовал всем ради своих страстей; он занимал Святой Престол около шестнадцати лет”.[44]

Тем не менее, в последнее время оценки его понтификата пересматриваются, и ныне он предстает человеком, который пытался противостоять аристократическому господству над папством, способствовал объединению Италию под рукой императора и именно за это был убит [45].

Так, даже ярый критик папства Фердинанд Грегоровиус видел в Иоанне X выдающегося государственного деятеля своего времени. Он писал:

”Иоанн X, человек, чьи грехи известны в истории больше, чем все его остальные качества, представляется одним из самых запоминающихся фигур среди пап. Акты истории Церкви хвалят его деятельность и его отношения со странами христианского мира. А так как он подтвердил правила Клюнийского движения, его превозносят как одного из реформаторов монашества”.[46]

Напишите отзыв о статье "Иоанн X (папа римский)"

Примечания

  1. [www.britannica.com/EBchecked/topic/304867/John-X John X]  (англ.)
  2. [www.bautz.de/bbkl/j/Johannes_X.shtml Johannes X]  (нем.)
  3. 1 2 3 4 Levillain, pg. 838
  4. Norwich, John Julius, The Popes: A History (2011), pg. 75; Mann, pg. 151
  5. Richard P. McBrien, Lives of the Popes, (HarperCollins, 2000), 152.
  6. Mann, pg. 153
  7. Levillain, pg. 838; Mann, pg. 153
  8. Mann, pg. 153; Levillain, pg. 838
  9. Mann, pg. 154
  10. 1 2 Mann, pg. 155
  11. Mann, pg. 155-156
  12. Mann, pg. 156
  13. Canduci, Alexander, Triumph & Tragedy: The Rise and Fall of Rome’s Immortal Emperors (2010), pg. 223
  14. Mann, pg. 157
  15. Mann, pgs. 158-159
  16. Mann, pgs. 159-160
  17. Mann, pg. 161; Norwich, pg. 75
  18. Levillain, pg. 839; Mann, pg 161
  19. Norwich, pg. 75; Mann, pgs. 161-162
  20. Mann, pg. 162
  21. Norwich, John Julius, Byzantium: The Apogee (1993), pg. 137; Mann, pgs. 133-134
  22. Vlasto A. P. The Entry of the Slavs into Christendom: An Introduction to the Medieval History of the Slavs. — Cambridge: Cambridge University Press, 1970. — P. 209. — ISBN 9780521074599.
  23. Mann, pgs. 165-166
  24. Mann, pg. 166
  25. Levillain, pg. 839; Mann, pgs. 167-168
  26. Levillain, pg. 839; Mann, pg. 170
  27. Mann, pg. 171
  28. Levillain, pg. 839; Mann, pgs. 171-173
  29. Mann, pgs. 174-175
  30. Levillain, pg. 839; Mann, pgs. 175-176
  31. Mann, pg. 176
  32. 1 2 Levillain, pg. 839
  33. Mann, pgs. 177-178
  34. Mann, pgs. 178-179
  35. Mann, pg. 181
  36. Mann, pgs., 182-183
  37. Mann, pg. 184
  38. Levillain, pg. 839; Mann, pg. 185
  39. Mann, pgs. 162-163
  40. Norwich, pg. 75; Mann, pgs. 163-164
  41. Mann, pg. 185
  42. Mann, pg. 151
  43. Mann, pgs. 151-152
  44. DeCormenin, Louis Marie; Gihon, James L., A Complete History of the Popes of Rome, from Saint Peter, the First Bishop to Pius the Ninth (1857), pgs. 285-286
  45. Duffy, Eamon, Saints & Sinners: A History of the Popes (1997), pg. 83
  46. Gregorovius, Ferdinand, The History of Rome in the Middle Ages, Vol. III, pg. 280

Литература

Отрывок, характеризующий Иоанн X (папа римский)

Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.