Иоасаф (Журманов)

Архиепископ Иоасаф<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Тамбовский и Мичуринский
9 апреля 1946 — 8 августа 1961
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Лука (Войно-Ясенецкий)
Преемник:	Михаил (Чуб)
Архиепископ Симферопольский и Крымский
13 августа 1944 — 9 апреля 1946
Предшественник:	Порфирий (Гулевич)
Преемник:	Лука (Войно-Ясенецкий)
Имя при рождении:	Александр Ефремович Журманов
Рождение:	10 апреля 1877(1877-04-10) Санкт-Петербург
Смерть:	18 марта 1962(1962-03-18) (84 года) Тамбов
Отец:	Ефрем Егорович Журманов
Награды:

Архиепископ Иоасаф (в миру Александр Ефремович Журманов; 10 (22) апреля 1877, Санкт-Петербург — 18 марта 1962, Тамбов) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Тамбовский и Мичуринский.

Биография

Образование получил светское.

В 1894 году окончил Петербургское реальное училище.

В 1898 году окончил Петербургский коммерческий институт.

В 1915 году принял иноческий постриг с именем Иоасаф. На праздник Сретения Господня был рукоположен во иеродиакона, а в день праздника Благовещения — во иеромонаха.

В первые годы своего иночества нёс различные послушания: был заведующим Серафимо-Антониевским скитом Александро-Невской Лавры, заведывал кладбищенской лаврской конторой, был лаврским библиотекарем и заведующим музеем, затем казначеем Лавры и членом Духовного собора Лавры.

В 1922—1923 годах пребывал в обновленческом расколе. В это время был возведён в сан архимандрита и назначен наместником, а 14 сентября 1922 года — настоятелем Александро-Невской Лавры. Осенью 1923 года принёс покаяние.

С 1924 года — благочинный Ленинградской епархии.

С 1933 года — настоятель одного из храмов в Ленинграде. С 1938 года — за штатом.

Пережил в Ленинграде первую блокадную зиму, затем был эвакуирован в Алапаевск.

11 августа 1944 года в зале заседаний Священного Синода наречён во Епископа Симферопольского и Таврического. Чин наречения совершали: Патриарший Местоблюститель Митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский), Митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич), Архиепископ Тульский и Белевский Виталий (Введенский) и Епископ Можайский Макарий (Даев).

13 августа 1944 года хиротонисан в Москве во епископа Симферопольского и Таврического. Хиротонию совершали: Патриарший Местоблюститель митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский), митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич) и архиепископ Тульский и Белёвский Виталий (Введенский).

В отношениях с властями проявлял сговорчивость. Во время управления епархией епископа Иоасафа было восемнадцать храмов. В городе Симферополе после ухода немцев «имелось семь действующих церквей и молитвенных домов. Под нажимом уполномоченного постановил, что для Симферополя семь церквей много и своим распоряжением две церкви объединил с другими близлежащими церквями… В городе Ялте имелось три действующих церкви, которые расположены одна от другой на близком расстоянии. На все три церкви имелся один священник. Все их он объединил в один приход с оставлением одной действующей церкви».

Осенью 1944 года участвовал в Предсоборном совещании епископов.

С 31 января по 4 февраля 1945 года участвовал в работе Поместного Собора Русской Православной Церкви, избравшего патриархом митрополита Алексия (Симанского).

9 апреля 1946 года назначен епископом Тамбовским и Мичуринским.

В 1948 году был временным членом Священного Синода Русской православной церкви.

4 февраля 1955 году возведён в сан архиепископа.

Под давлением властей вынужден был издать указ, запрещающий клирикам служить молебны на источниках.

25 февраля 1960 года награждён правом ношения креста на клобуке.

8 августа 1961 года уволен на покой.

18 марта 1962 года скончался в Тамбове. Погребён на Петропавловском кладбище Тамбова.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_7875 Иоасаф (Журманов)] на сайте «Русское православие»
• [www.eparhia-tmb.ru/o-eparxii/istoriya/ioasaf-zhurmanov/ Иоасаф (Журманов Александр Ефремович) архиепископ Тамбовский и Мичуринский (9 апреля 1946 — 8 августа 1961 гг.)]

Отрывок, характеризующий Иоасаф (Журманов)

– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.