Иоасаф (Кроковский)
Митрополит Иоасаф<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 15 августа 1708 — 1 июля 1718 | ||
| Предшественник: | Варлаам (Ясинский) | |
| Преемник: | Варлаам (Вонатович) | |
| Смерть: | 1 (12) июля 1718 Тверь | |
Митрополит Иоаса́ф (фамилия в миру Кроко́вский; ум. 1 (12) июля 1718, Тверь, Русское царство) — епископ Русской православной церкви, митрополит Киевский, Галицкий и всея Малыя Руси, автор латинских богословских и философских курсов.
Игумен Пустынь-Никольского монастыря (с 1690). Ректор Киево-Могилянской коллегии, которая при нём получила статус академии (1701), архимандрит Киево-Печерской лавры (с 1697).
Содержание
Биография
О месте рождения Иоасафа Кроковского, его происхождении, а также о мирском имени священнослужителя сведений не сохранилось. Предположительно, Иоасаф происходил из ветви перешедших в православие польских шляхтичей герба Кроковских. До 1670 года обучался в Киево-Могилянской коллегии, ректором которой в эти годы был Варлаам (Ясинский), митрополит Киевский, ставший впоследствии покровителем Иоасафа.
Около 1673 года он отправился для завершения образования на Запад, где слушал лекции в разных заграничных учебных заведениях, в том числе в Коллегии святого Афанасия в Риме.
По возвращении из-за границы в Киев был пострижен в монашество в Киево-Печерской лавре и вскоре назначен профессором Киево-Могилянской коллегии. В коллегии Иоасаф преподавал риторику (1683), философию (1685—1689). Обладал выдающимся педагогическим талантом и как преподаватель зарекомендовал себя с хорошей стороны и был назначен префектом.
В начале 1689 года, оставаясь префектом коллегии, Иоасаф был избран игуменом Киевского Николаевского Пустынного монастыря, затем определён ректором на 1689/90 учебный год.
В 1693 году вторично назначен ректором коллегии и одновременно игуменом Киево-Братского монастыря.
За период своего ректорства (1693—1697) игумен Иоасаф много сделал для укрепления экономического положения коллегии, получил известность как выдающийся преподаватель богословия и добился того, что она была признана высшим учебным заведением.
Добрую память о себе оставил игумен Иоасаф и в управляемых им монастырях (Киево-Братском и Николаевском Пустынном), значительно благоустроив их. В обеих обителях при нём были построены величественные каменные церкви на средства, выделенные с позволения гетманской канцелярии Ивана Мазепы.
С 29 июня 1697 года Иоасаф был избран братиею архимандритом Киево-Печерской лавры, которую за 10 лет пребывания в ней значительно благоустроил.
19 октября 1707 года архимандрит Иоасаф решением собора Киевского духовенства был избран на должность митрополита Киевской епархии. Для официального признания назначения Иоасаф был направлен в Москву. 15 августа 1708 года архимандрит Иоасаф в Москве был официально рукоположен во епископа с возведением в сан митрополита Киевского.
Он управлял Киевской митрополией в трудное время. В своей церковно-общественной деятельности митрополит Иоасаф явил себя архипастырем весьма деятельным и ревностным защитником своей православной паствы, находившейся под польским владычеством. Он мудро и тактично умиротворял народ Малороссии.
В период Северной войны Иосаф сохранил верность русскому царю. 6 ноября 1708 года по приказанию Петра I он торжественно проклял гетмана Ивана Мазепу как отступника.
Конец жизни митрополита был печален. Иоасаф был оклеветан сыном Петра I царевичем Алексеем Петровичем, который под пытками заявил, что якобы имел переписку с Киевским митрополитом Иоасафом, предлагавшим поднять народ на восстание с целью свержения Петра I и захвата царского престола. В целях разбирательства митрополит Иоасаф был вызван в Петербург. Однако Иоасаф Кроковский был уже в преклонном возрасте и болен, поэтому его успели довезти только до Твери, где он скончался 1 июля 1718 года в Тверском Михаило-Архангельском монастыре. Через несколько дней был получен официальный царский указ о возвращении митрополита Иоасафа в Киевскую митрополию, так как царевич Алексей сознался, что напрасно оговорил митрополита.
Царь Петр I распорядился совершить погребение почившего «как обыкновенно», и погребение было совершено «по чину архиерейскому» преосвященным Варлаамом, архиепископом Тверским. Погребен митрополит Иоасаф в Тверской соборной церкви 24 августа 1718 года.
Митрополит Иоасаф был почитателем святой великомученицы Варвары; он составил ей акафист и установил чтение его в храмах по вторникам.
Сочинения
- Акафист святой великомученице Варваре.
- Сказание об обретении мощей святой Юлиании.
- Предисловие к служебнику.
- Предисловие к Киево-Печерскому Патерику (1702)
Напишите отзыв о статье "Иоасаф (Кроковский)"
Литература
- Аскоченский, «Киев с древнейшим его училищем Академией».
- При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).
- Історія Церкви в Україні о. Юрій Федорів. 2007.
Ссылки
- [www.kplavra.kiev.ua/cgi-bin/view.cgi?part=dictionary&lg=ru&act=txt&id=199&child=1 Иоасаф (Кроковский) митрополит Киевский]
Отрывок, характеризующий Иоасаф (Кроковский)
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.
Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
