Иоасаф (Овсянников)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Иоасаф и фамилией Овсянников.

Архиепископ Иоасаф
Архиепископ Ростовский и Новочеркасский
31 мая 1973 — 2 апреля 1982
Предшественник:	Владимир (Котляров)
Преемник:	Владимир (Сабодан)
Епископ Пермский и Соликамский
30 октября 1966 — 31 мая 1973
Предшественник:	Леонид (Поляков)
Преемник:	Викторин (Беляев)
Имя при рождении:	Василий Семёнович Овсянников
Рождение:	1 (14) января 1904(1904-01-14) Белгород
Смерть:	2 апреля 1982(1982-04-02) (78 лет) Ростов-на-Дону
Принятие монашества:	5 января 1937

Архиепископ Иоасаф (в миру Василий Семёнович Овсянников; 1 (14) января 1904, Белгород — 2 апреля 1982, Ростов-на-Дону) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Ростовский и Новочеркасский.

Биография

Родился 1 января 1904 года в городе Белгороде, в семье рабочего. Рос в Старом Осколе. Шести лет осиротел. Его приютила и воспитала добрая благочестивая женщина, которая, будучи глубоко верующей, с малых лет приучила Василия «молиться Богу и Его святым угодникам». С детства постоянно посещал храм Божий, прислуживал в алтаре.

После окончания 7-летней школы в 1931 году поступил в Харьковский железнодорожный техникум, где проучился два года, продолжая посещать храм и исполнять иподиаконские обязанности. Во время учёбы в Харькове он познакомился с епископом Онуфрием (Гагалюком), который находился в Харькове на вольном поселении. Был алтарником епископа Онуфрия.

После ареста владыки Онуфрия Василий некоторое время работал чертёжником в геолого-разведывательном техникуме.

5 января 1937 года, в возрасте 32 лет, архиепископом Александром (Петровским) он был тайно пострижен в монашество с именем Иоасаф в честь горячо им почитаемого святителя Белгородского Иоасафа. 6 января посвящён во чтеца и иподиакона.

14 января 1943 года епископом Вениамином (Новицким) был рукоположен во иеродиакона, а на следующий день — во иеромонаха и назначен священником Преображенского собора в Харькове.

В 1944 году иеромонах Иоасаф вступил в число братии Почаевской Лавры, затем был переведён в Кременецкий Богоявленский монастырь, а в 1950 году назначен его настоятелем. В 1951 году архиепископом Львовским Макарием (Оксиюком) возведён в сан игумена.

В 1951 году поступил на заочный сектор Ленинградской духовной семинарии (сразу в 3 класс), по окончании которой в 1954 году был принят в Ленинградскую духовную академию.

В 1953 году был назначен вторым священником кафедрального собора Полтавы, а в 1955 году переведён священником Воскресенского собора в город Фрунзе (ныне Бишкек) Ташкентской епархии.

С 1959 года служил в Успенском кафедральном соборе в городе Ташкенте. В 1961 году назначен ключарем того же собора.

В 1964 году ко дню Святой Пасхи возведён в сан архимандрита.

9 июня 1966 года удостоен звания кандидата богословия за сочинение «Святитель Иоасаф, епископ Белгородский, и его религиозно-нравственные воззрения».

30 октября 1966 года в Сергиевском Трапезном храме Троице-Сергиевой Лавры был хиротонисан во епископа Пермского и Соликамского. Хиротонию совершали Патриарх Московский и всея Руси Алексий; митрополиты Крутицкий Пимен (Извеков) и Ленинградский Никодим (Ротов); архиепископы Таллинский Алексий (Ридигер), Ташкентский Гавриил (Огородников) и епископы Аргентинский Никодим (Руснак), Волоколамский Питирим (Нечаев), Зарайский Ювеналий (Поярков).

31 мая 1973 года назначен епископом Ростовским и Новочеркасским.

9 сентября 1977 года возведён в сан архиепископа.

В основу своего служения архиепископ Иоасаф полагал богослужение и молитву. Невзирая на немощи, особенно в последние годы жизни, владыка Иоасаф посещал как ближние, так и дальние приходы своей епархии, совершал в них богослужения, проповедовал. За годы его деятельности все приходы Ростовской епархии были обеспечены священниками. Митрополит Владимир (Сабодан), ставший преемником Архиепископа Иоасафа на Ростовской кафедре так сказал о нём:

Там не клеились отношения между уполномоченными и епископом. Посылали туда всяких архиереев, они очень быстро оттуда должны были уехать. Наконец, послали старенького, действительно святого человека, архиепископа Иоасафа, … которому ничего не дали делать. Так, его вызвал уполномоченный и сказал: «Не идите сегодня в собор, нечего там собирать людей. Я тут выкопал из ваших же книг, что освящение воды не полагается на этот день, поэтому не смейте этого делать в соборе». Владыка смирялся. Так, бедный, и умер от сердечного приступа в алтаре во время богослужения.

Скончался 2 апреля 1982 года во время великопостной службы Субботы Акафиста Похвалы Богородицы, после того как вошёл в алтарь по окончании его шестой песни. Отпевание архиепископа Иоасафа было совершено 5 апреля в кафедральном соборе в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Отпевание совершили архиепископ Харьковский и Богодуховский Никодим (Руснак) и епископ Омский и Тюменский Максим (Кроха) в сослужении множества клириков. Похоронен близ восточной стены кафедрального собора.

Сочинения

• Святитель Иоасаф, епископ Белгородский, и его религиозно-нравственные воззрения (кандидатское сочинение)
• «Речь при наречении во епископа Пермского и Соликамского», ЖМП, 1966, № 12, 26-28.

Ссылки

• drevo-info.ru/articles/13733.html
• [www.spbda.ru/news/a-603.html Дмитрий Карпук. Изучение жизни и деятельности святителя Иоасафа Белгородского в Санкт-Петербургской духовной академии]
• [www.kavicom.ru/pages/view/507 Алтарник священномученика Онуфрия]

Отрывок, характеризующий Иоасаф (Овсянников)

Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.