Иов
Иов (אִיּוֹב) | |
---|---|
| |
Иов, Леон Бонна, 1880 | |
Пол: | муж. |
Местность: | земля Уц |
Упоминания: |
Книга Иова |
Дети: | 14 сыновей и 6 дочерей |
Связанные события: | вопрос теодицеи |
Связанные персонажи: | Билдад, Елифаз, Елиуй |
И́ов[1] или Ио́в (ивр. אִיּוֹב, [Ийо́в], [Iyyov], [ʾIyyôḇ]) — главный персонаж библейской книги Иова. Как праведник упоминается и в других библейских книгах: например, у Иезекииля (Иез. 14:14), в послании апостола Иакова (Иак. 5:11), а также в псевдоэпиграфе «Завещание Иова[en]».
Содержание
Жизнеописание
Сведения об Иове происходят из одноимённой книги Ветхого Завета, согласно которой Иов жил в земле Уц (возможно, в северной части Аравии). В славянской Библии существует дополнение (ср. Быт. 36:31—35) к книге Иова, которое посвящено его генеалогии от Исава:
Иов «был непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла» (Иов. 1:1), а по своему богатству «был знаменитее всех сынов Востока» (Иов. 1:3). У него было семь сыновей и три дочери, составлявшие счастливое семейство.
Но Сатана перед лицом Бога стал утверждать, что Иов праведен и богобоязнен только благодаря своему земному счастью, с потерей которого исчезнет и всё его благочестие. В ответ Бог позволил Сатане испытать Иова всеми бедствиями земной жизни.
Сатана лишает его всего богатства, всех слуг и всех детей, а когда и это не поколебало Иова, то Сатана поразил его тело, с позволения Господа, страшною проказой. Болезнь лишила его права пребывания в городе: он должен был удалиться за его пределы и там, скобля струпья на своем теле черепком, сидел в пепле и навозе. Все отвернулись от него.
Видя его страдания, его жена говорила ему: «Ты все еще тверд в непорочности твоей! Похули Бога и умри!». Но Иов сказал ей: «Ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?» (Иов. 2:10). О несчастии Иова услышали друзья его Елифаз, Вилдад и Софар, которые были поражены его страданиями и семь дней они молча оплакивали его страдания. После того Иов проклял день своего рождения и стал вопрошать, зачем дана жизнь страдающим. Наконец друзья стали утешать его, уверяя, что Бог справедлив, и если он страдает теперь, то страдает за какие-нибудь согрешения свои, в которых должен покаяться. Это заявление исходило из общего ветхозаветного представления, что всякое страдание есть возмездие за какую-нибудь неправду. Утешавшие его друзья старались найти у Иова какие-либо прегрешения, которые оправдали бы его несчастную судьбу, как целесообразную и осмысленную. Иов возражает им, требует указать на его грехи и пороки (Иов. 13:23) и упрекает друзей, что они терзают его своими речами.
Далее в разговор вступает молодой Елиуй, разгневанный мнением друзей, что Иов наказан за прегрешения, а также оправданием Иова, что Господь ошибся в своих карах, наказав безвинного (Иов. 32-37).
В последних главах книги сам «Господь из бури» (Иов. 38-42) отвечает Иову, а также порицает за неправедность друзей Иова.
После этого Господь за терпение вдвое наградил Иова. Скоро он исцелился от своей болезни и разбогател вдвое больше, чем прежде. У него опять родилось семь сыновей и три дочери. Он прожил после сего в счастье 140 лет и умер в глубокой старости, став примером терпения.
- Kievskaya psaltir iov 01.jpg
Иов
миниатюра из Киевской Псалтири - Job Blagoveshenskiy sobor.jpg
Иов на гноище
фреска Благовещенского собора, сер. XVI в. - Icon of Job (North Russia, 17 c.).jpg
Иов
северорусская икона XVII в. - Georges de La Tour 044.jpg
Иов и его жена
Жорж де Латур, XVII в. - Job and His Daughters(tempera).jpg
Иов с дочерьми
Уильям Блейк
(см. др. иллюстрации)
Иов в западной и русской философии
Христианский мыслитель Сёрен Кьеркегор видел в речах Иова больше мудрости, чем во всех трудах Гегеля[2]. Он противопоставлял интуитивное постижение Божественной воли Иовом рациональным построениям Сократа и других философов, верящих в силу разума. Под углом иррационализма трактуют фигуру Иова и некоторые другие современные философы, например, Лев Шестов.
Лев Николаевич Толстой отмечал книгу Иова, как особенную в Библии[3].
По словам Николая Бердяева, история Иова опровергает распространённое у древних евреев представление о том, что за добродетельную жизнь человеку должно быть воздано при жизни, а несчастья — свидетельство Божьего гнева и признак отклонения страждущего от праведного пути. Эти расхожие воззрения воплощают утешители Иова. Как пишет Бердяев,
Людям очень трудно отказаться от целесообразности всего происходящего в мире и, значит, трудно понять безвинное страдание. Многим кажется, что если есть безвинное страдание, то, значит, нет Бога, нет промысла Божьего.
Иов в исламской традиции
В Коране, священной книге мусульман, Иов фигурирует как пророк Айюб (араб. أيّوب [Ayyūb], букв. удручённый, гонимый). Некоторые толкователи Корана считали Айюба прародителем древних римлян. В исламском мире много мест, которые в то или иное время выдавались за гробницы Иова: город Дайр-Аййуб в Сирии и одноимённая деревня неподалёку от Рамлы, бывшая Эдесса в Турции, Салала в Омане, мавзолей Чашма-Аюб в Бухаре и т. д. Подробнее см. список гробниц Иова (Айюба).
Напишите отзыв о статье "Иов"
Примечания
- ↑ Русский орфографический словарь Российской академии наук. Отв. ред. В. В. Лопатин. Электронная версия, «Грамота.ру», 2001—2007.
- ↑ Мень А. В. В. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/Men_IsRel_06/_11.php История религии]. Проверено 11 февраля 2013. [www.webcitation.org/6ELvVL8pK Архивировано из первоисточника 11 февраля 2013].
- ↑ [samlib.ru/a/aleksandr_s_d/bibleforthinkingshortrar.shtml Дмитриев Александр Станиславович «Библия для думающих», журнал «Самиздат».]
- ↑ Николай Бердяев [krotov.info/library/02_b/berdyaev/1937_034_05.html "Дух и реальность, гл. 5. Зло и страдание как проблемы духа]. [www.webcitation.org/6CYT8RRtn Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].
Литература
- Лопухин А. П.,. Иов, библейский персонаж // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.eleven.co.il/article/11800 Иов] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
Ссылки
- [www.shchedrovitskiy.ru/JobBook.php Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник?]. Дмитрий Щедровицкий
- Комаров C. Г. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2008/5/Komarov/ К вопросу о библейских архетипах в драматургии Эдварда Бонда: основные стратегии развития архетипического образа Иова] // Электронный журнал «Знание. Понимание. Умение». — 2008. — № 5 - Филология.
- Суперанская, А.В. Современный словарь личный имен: Сравнение. Происхождение. Написание. стр.333. — М.: Айрис-пресс, 2005. — (Библиотека словарей). — ISBN 5-81212-1399-9.
Отрывок, характеризующий Иов
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.