Иов

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иов Многострадальный»)
Перейти к: навигация, поиск
Иов (אִיּוֹב)

Иов, Леон Бонна, 1880
Пол: муж.
Местность: земля Уц

Упоминания:

Книга Иова
Дети: 14 сыновей и 6 дочерей
Связанные события: вопрос теодицеи
Связанные персонажи: Билдад, Елифаз, Елиуй
ИовИов

И́ов[1] или Ио́в (ивр.אִיּוֹב‏‎, [Ийо́в], [Iyyov], [ʾIyyôḇ]) — главный персонаж библейской книги Иова. Как праведник упоминается и в других библейских книгах: например, у Иезекииля (Иез. 14:14), в послании апостола Иакова (Иак. 5:11), а также в псевдоэпиграфе «Завещание Иова[en]».





Жизнеописание

Сведения об Иове происходят из одноимённой книги Ветхого Завета, согласно которой Иов жил в земле Уц (возможно, в северной части Аравии). В славянской Библии существует дополнение (ср. Быт. 36:31—35) к книге Иова, которое посвящено его генеалогии от Исава:

«О нем толкуется в Сирской книге, что жил он в земле Авситидийской на пределах Идумеи и Аравии: прежде же было имя ему Иовав. Взяв жену Аравитянку, родил сына, которому имя Еннон. Происходил он от отца Зарефа, сынов Исавовых сын, матери же Воссоры, так что был он пятым от Авраама. И сии цари, царствовавшие в Едоме, какою страною и он обладал: первый Валак, сын Веора, и имя городу его Деннава; после же Валака Иовав, называемый Иовом; после сего Ассом, игемон из Феманитской страны; после него Адад, сын Варада, поразивший Мадиама на поле Моава,- и имя городу его Гефем.»

Иов «был непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла» (Иов. 1:1), а по своему богатству «был знаменитее всех сынов Востока» (Иов. 1:3). У него было семь сыновей и три дочери, составлявшие счастливое семейство.

Но Сатана перед лицом Бога стал утверждать, что Иов праведен и богобоязнен только благодаря своему земному счастью, с потерей которого исчезнет и всё его благочестие. В ответ Бог позволил Сатане испытать Иова всеми бедствиями земной жизни.

Сатана лишает его всего богатства, всех слуг и всех детей, а когда и это не поколебало Иова, то Сатана поразил его тело, с позволения Господа, страшною проказой. Болезнь лишилаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3167 дней] его права пребывания в городе: он должен был удалиться за его пределы и там, скобля струпья на своем теле черепком, сидел в пепле и навозе. Все отвернулись от него.

Видя его страдания, его жена говорила ему: «Ты все еще тверд в непорочности твоей! Похули Бога и умри!». Но Иов сказал ей: «Ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?» (Иов. 2:10). О несчастии Иова услышали друзья его Елифаз, Вилдад и Софар, которые были поражены его страданиями и семь дней они молча оплакивали его страдания. После того Иов проклял день своего рождения и стал вопрошать, зачем дана жизнь страдающим. Наконец друзья стали утешать его, уверяя, что Бог справедлив, и если он страдает теперь, то страдает за какие-нибудь согрешения свои, в которых должен покаяться. Это заявление исходило из общего ветхозаветного представления, что всякое страдание есть возмездие за какую-нибудь неправду. Утешавшие его друзья старались найти у Иова какие-либо прегрешения, которые оправдали бы его несчастную судьбу, как целесообразную и осмысленную. Иов возражает им, требует указать на его грехи и пороки (Иов. 13:23) и упрекает друзей, что они терзают его своими речами.

Далее в разговор вступает молодой Елиуй, разгневанный мнением друзей, что Иов наказан за прегрешения, а также оправданием Иова, что Господь ошибся в своих карах, наказав безвинного (Иов. 32-37).

В последних главах книги сам «Господь из бури» (Иов. 38-42) отвечает Иову, а также порицает за неправедность друзей Иова.

После этого Господь за терпение вдвое наградил Иова. Скоро он исцелился от своей болезни и разбогател вдвое больше, чем прежде. У него опять родилось семь сыновей и три дочери. Он прожил после сего в счастье 140 лет и умер в глубокой старости, став примером терпения.

Иов в западной и русской философии

Христианский мыслитель Сёрен Кьеркегор видел в речах Иова больше мудрости, чем во всех трудах Гегеля[2]. Он противопоставлял интуитивное постижение Божественной воли Иовом рациональным построениям Сократа и других философов, верящих в силу разума. Под углом иррационализма трактуют фигуру Иова и некоторые другие современные философы, например, Лев Шестов.

Лев Николаевич Толстой отмечал книгу Иова, как особенную в Библии[3].

По словам Николая Бердяева, история Иова опровергает распространённое у древних евреев представление о том, что за добродетельную жизнь человеку должно быть воздано при жизни, а несчастья — свидетельство Божьего гнева и признак отклонения страждущего от праведного пути. Эти расхожие воззрения воплощают утешители Иова. Как пишет Бердяев,

Людям очень трудно отказаться от целесообразности всего происходящего в мире и, значит, трудно понять безвинное страдание. Многим кажется, что если есть безвинное страдание, то, значит, нет Бога, нет промысла Божьего.

Николай Бердяев [4]

Иов в исламской традиции

В Коране, священной книге мусульман, Иов фигурирует как пророк Айюб (араб. أيّوب‎‎ [Ayyūb], букв. удручённый, гонимый). Некоторые толкователи Корана считали Айюба прародителем древних римлян. В исламском мире много мест, которые в то или иное время выдавались за гробницы Иова: город Дайр-Аййуб в Сирии и одноимённая деревня неподалёку от Рамлы, бывшая Эдесса в Турции, Салала в Омане, мавзолей Чашма-Аюб в Бухаре и т. д. Подробнее см. список гробниц Иова (Айюба).

Напишите отзыв о статье "Иов"

Примечания

  1. Русский орфографический словарь Российской академии наук. Отв. ред. В. В. Лопатин. Электронная версия, «Грамота.ру», 2001—2007.
  2. Мень А. В. В. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/Men_IsRel_06/_11.php История религии]. Проверено 11 февраля 2013. [www.webcitation.org/6ELvVL8pK Архивировано из первоисточника 11 февраля 2013].
  3. [samlib.ru/a/aleksandr_s_d/bibleforthinkingshortrar.shtml Дмитриев Александр Станиславович «Библия для думающих», журнал «Самиздат».]
  4. Николай Бердяев [krotov.info/library/02_b/berdyaev/1937_034_05.html "Дух и реальность, гл. 5. Зло и страдание как проблемы духа]. [www.webcitation.org/6CYT8RRtn Архивировано из первоисточника 30 ноября 2012].

Литература

Ссылки

  • [www.shchedrovitskiy.ru/JobBook.php Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник?]. Дмитрий Щедровицкий
  • Комаров C. Г. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2008/5/Komarov/ К вопросу о библейских архетипах в драматургии Эдварда Бонда: основные стратегии развития архетипического образа Иова] // Электронный журнал «Знание. Понимание. Умение». — 2008. — № 5 - Филология.
  • Суперанская, А.В. Современный словарь личный имен: Сравнение. Происхождение. Написание. стр.333. — М.: Айрис-пресс, 2005. — (Библиотека словарей). — ISBN 5-81212-1399-9.

Отрывок, характеризующий Иов

– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.