Иоганна Елизавета Гольштейн-Готторпская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иоганна Елизавета Гольштейн-Готторпская
Johanna Elisabeth von Schleswig-Holstein-Gottorf<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
регент Ангальт-Цербста (при сыне Фридрихе-Августе)
1747 — 1752
Предшественник: Христиан Август Ангальт-Цербстский
Преемник: Фридрих Август Ангальт-Цербстский
 
Рождение: 24 октября 1712(1712-10-24)
замок Готторп
Смерть: 30 мая 1760(1760-05-30) (47 лет)
Париж
Род: Гольштейн-Готторпы
Отец: Христиан Август Гольштейн-Готторпский
Мать: Альбертина Фредерика Баден-Дурлахская
Супруг: Христиан Август Ангальт-Цербстский (с 1727)
 
Награды:

Иоганна Елизавета Гольштейн-Готторпская (нем. Johanna Elisabeth von Schleswig-Holstein-Gottorf; 24 октября 1712 — 30 мая 1760) — мать императрицы Екатерины Великой, дочь любекского князя Христиана Августа, принцесса Гольштейн-Готторпского дома, супруга владетельного князя Ангальт-Цербстского.





Биография

Была привезена ко двору Брауншвейга своей дальней родственницей Елизаветой Софией Марией (1683—1767), герцогиней Брауншвейг-Люнебургской, которой отец Иоганны рад был доверить одну из своих многочисленных дочерей. Впоследствии именно герцогиня Брауншвейгская, своих детей не имевшая, устроила её брак.

Через год после смерти отца (1726), 15-летняя Иоганна была выдана замуж за 37-летнего князя Христиана Августа Ангальт-Дорнбургского, прусского генерала. После свадьбы семья поселилась в Штеттине, городе на границе Померании, где служил муж. В том же году её старший брат Карл умер в Петербурге накануне свадьбы с Елизаветой Петровной.

Жизнь в заштатном городке с мужем, бывшим старше её более чем вдвое, Иоганна нашла крайне скучной и весьма отличающейся от придворной атмосферы, в которой она выросла. Рождение дочери Софии (будущей русской императрицы) её не развеселило. Более того, по словам Екатерины II, роды были крайне трудными, и матери потребовалось 19 недель на полное выздоровление. Иоганна предпочла бы родить не дочь, а сына, поскольку это могло кардинально изменить её жизнь.

Князь Ангальт-Цербста, кузен её мужа, был бездетен, а ближайший его наследник, старший брат её мужа Иоганн Людвиг, был неженат. Если бы Иоганна родила сына, тот стал бы наследником княжества, и они смогли бы навсегда покинуть Штеттинский замок. Приоритетом Иоганны стало блестящее будущее детей, чтобы они не повторили её судьбу (правнучка датского короля, она была вынуждена выйти замуж за человека более низкого положения). В 1734 году мечта Иоганны сбылась - она родила сына Фридриха Августа.

Тем временем новым герцогом Ангальт-Цербстским стал Иоганн Людвиг, сделавший своего младшего брата Христиана Августа своим соправителем, а племянника Фридриха Августа наследником, и семья всё же переселилась в Цербст. В 1743 году родной брат Иоганны Адольф Фредрик был избран наследником шведской короны, после чего Иоганна преисполнилась намерения подыскать и своим детям успешную партию.

Эти надежды реализовались, когда русская императрица Елизавета Петровна остановила свой выбор на Софии, как невесте для Петра Фёдоровича, своего наследника. Мать и дочь приехали в Санкт-Петербург, путешествуя под псевдонимом графини Рейнбек (Gräfin von Reinbek). Иоганна вначале была принята со всеми почестями подобающими будущей тёще цесаревича, но постепенно её начали удалять. Этому способствовала неприязнь Елизаветы, а также слухи о романе Иоганны с Бецким и о том, что Иоганна шпионила в пользу Фридриха Прусского. После свадьбы великого князя Иоганне предписали не возвращаться в Россию и даже не переписываться с дочерью.

В 1747 году она овдовела и стала регентом при своем малолетнем сыне (до 1752), после чего поселилась в Париже.

Дети

  1. Софья-Августа-Фредерика (17291796) (Императрица Всероссийская Екатерина II, 17621796)
    Петр III (17281762) Император Всероссийский
  2. Вильгельм-Христиан-Фридрих (17 ноября 1730 — 27 августа 1742)
  3. Фридрих Август Ангальт-Цербстский (17341793), владетельный герцог Ангальт-Цербстский с 1747.
    1. ∞ Цербст (17 ноября 1753) принцесса Каролина Гессен-Кассельская (10 мая 1732 — 22 мая 1759)
    2. ∞ (27 мая 1764) принцесса Фредерика Ангальт-Бернбургская (1744 — 12 апреля 1827)
  4. Августа-Кристина-Шарлотта (10 ноября 1736 — 24 ноября 1736)
  5. Елизавета-Ульрика (17 декабря 1742 — 5 марта 1745)

Награды

Литературное наследие

Иоанна-Елизавета Анхальт-Цербстская. Известия, писанные княгиней Иоанной-Елизаветой Анхальт-Цербстской, материю императрицы Екатерины, о прибытии её с дочерью в Россию и о торжествах по случаю присоединения к православию и бракосочетания последней. — Сб. РИО, 1871, т. 7, с. 7-67. Текст парал. на франц. и рус. яз. 1744—1745 гг. Встречи в Риге и Петербурге, прибытие в Москву. Подробное описание нравов и обычаев русского двора. Бытовые детали: убранство покоев, экипажи и сани, костюмы и украшения.

В литературе и кино

Напишите отзыв о статье "Иоганна Елизавета Гольштейн-Готторпская"

Примечания

  1. [www.truten.ru/books/pdf/7/5.pdf Кавалеры ордена Святой Екатерины]

Отрывок, характеризующий Иоганна Елизавета Гольштейн-Готторпская

– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.