Иоганн Георг I (курфюрст Саксонии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иоганн Георг I
Johann Georg I.<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
курфюрст Саксонии
1611 — 1656
Предшественник: Кристиан II
Преемник: Иоганн Георг II
 
Рождение: 5 марта 1585(1585-03-05)
Дрезден
Смерть: 8 октября 1656(1656-10-08) (71 год)
Дрезден
Место погребения: Фрайбергский собор
Род: Веттины
Отец: Кристиан I
Мать: София Бранденбургская
Супруга: 1) Сибилла Елизавета Вюртембергская
2) Магдалена Сибилла Прусская
Дети: от 1-го брака: сын
от 2-го брака: София Элеонора
Мария Елизавета
Кристиан Альберт
Иоганн Георг
Август
Кристиан
Магдалена Сибилла
Мориц
Генрих

Иоганн Георг I (нем. Johann Georg I.; 5 марта 1585 — 8 октября 1656) — курфюрст Саксонии с 1611 года, из альбертинской линии Веттинов.





Биография

Иоганн Георг I унаследовал титул в 1611 году от своего брата Кристиана II, на которого имел большое влияние в смысле сближения с императором. Этой политике Иоганн Георг I остался верен и став курфюрстом. От Пфальца и унии Иоганна Георга I отдаляли антагонизм лютеранина с кальвинистами и политическая вражда с Эрнестинской линией. При выборе нового короля, Иоганн Георг I подал голос за Фердинанда, злейшего врага протестантов. Самому ему предлагали чешскую корону, но он посчитал неудобным отделять эту корону от императорской.

Тридцатилетняя война

В начале Тридцатилетней войны Иоганн Георг I охотно согласился поддерживать императора, послал войско в Верхнюю Лузацию и взял Бауцен. Жители Лузации и Силезии подчинились Фердинанду, получив признание своей религиозной и гражданской свободы и обещание её охраны со стороны курфюрста. Когда Фердинанд не исполнил своего обязательства, Иоганн Георг счёл это за личное оскорбление, но долго ещё не решался открыто высказаться против императора. Только в 1631 году он объявил, что не может долее терпеть притеснения протестантов, и собрал евангелический конвент в Лейпциге, не давший результатов.

Предложений Густава Адольфа Иоганн Георг долго не принимал, несмотря на усилия своей жены Магдалены Сибиллы, ревностной протестантки. Причиной падения Магдебурга была медлительность Иоганна Георга в разрешении шведскому королю перейти через Эльбу у Виттенберга. Только тогда, когда Тилли напал на ещё не тронутую войной Саксонию, Иоганн Георг I решился заключить союз с шведами.

В битве при Брейтенфельде (Лейпциге) Иоганн Георг показал себя далеко не храбрым. Густав-Адольф поручил ему осаду Лейпцига и занятие Богемии. Образ действий Иоганна Георга в Праге показал его склонность к сближению с императором, но заключить с ним мир Иоганн Георг решился лишь после смерти Густава-Адольфа и поражения протестантов при Нёрдлингене. Условия пражского договора 1635 года были невыгодны для протестантов и заставили их смотреть на Иоганна Георга I как на предателя.

Послевоенное время

При переговорах о мире в Оснабрюке Иоганн Георг I противился восстановлению протестантизма в Богемии и распространению религиозного мира на реформатов.

На сейме 1653 года он отвергал учреждение «Corpus Evangelicorum» и принял его лишь для того, чтобы не дать перевеса Бранденбургу. Изменивший своим единоверцам, Иоганн Георг не встретил, однако, благодарности со стороны Австрии.

Вопреки существовавшему в Саксонии праву первородства Иоганн Георг I оставил часть своих владений трём младшим сыновьям (Августу, Кристиану и Морицу), и основал, таким образом, боковые линии Саксен-Вейсенфельс, Саксен-Мерзебург и Саксен-Цайц, угасшие в XVIII веке.

Семья

Иоганн Георг I был дважды женат.

Источники

Напишите отзыв о статье "Иоганн Георг I (курфюрст Саксонии)"

Отрывок, характеризующий Иоганн Георг I (курфюрст Саксонии)

– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.