Иоганн Эрнст IV Саксен-Веймарский

Иоганн Эрнст IV Саксен-Веймарский (нем. Johann Ernst IV. von Sachsen-Weimar; 25 декабря 1696, Веймар — 1 августа 1715, Франкфурт-на-Майне) — наследный герцог Саксен-Веймарский, композитор.

Иоганн Эрнст IV был сыном герцога Саксен-Веймарского Иоганна Эрнста III от второго брака (с Шарлоттой Доротеей Софией Гессен-Гомбургской). Ещё ребёнком он брал уроки игры на виолине у придворного музыканта Г. К. Алленштайна. С февраля 1711 по июль 1713 Иоганн Эрнст учился в Утрехтском университете; из записей о расходах герцогства следует, что в это время он, в частности, закупал копии нот с итальянской музыкой. После возвращения на родину Иоганн Эрнст брал уроки композиции у органиста местной церкви Иоганна Готфрида Вальтера (Вальтер ещё раньше учил наследного герцога обращению с клавиатурой, а на 12-летие подарил «Praecepta der musikalischen Composition»).

Вальтер был дальним родственником Иоганна Себастьяна Баха, и знакомство с коллекцией итальянских нот Иоганна Эрнста оказало влияние на творчество великого композитора. Помимо этого, Иоганн Эрнст сам написал не менее 19 музыкальных произведений.

Иоганн Эрнст скончался в 18-летнем возрасте после продолжительной болезни, находясь во Франкфурте-на-Майне, и был похоронен не в Веймаре, а в Бад-Хомбурге, в склепе семьи его матери — ландграфов Гессен-Гомбургских. Из-за его смерти в Веймаре с 11 августа по 9 ноября 1715 года был объявлен траур. Впоследствии шесть из концертов, написанных Иоганном Эрнстом, были отправлены композитору Георгу Филиппу Телеману, который отредактировал их и опубликовал в 1718 году; а первая публикация самого Телемана (6 сонат для виолины), сделанная в 1715 году, была посвящена Иоганну Эрнсту.

Отрывок, характеризующий Иоганн Эрнст IV Саксен-Веймарский

– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.