Иолаи
Иолаи или иолеи (в греческой передаче), илийцы (лат. Iliensi) — народ, засвидетельствованный[где?] в античную эпоху (нурагический период) на юге о. Сардиния. Иолаи были воинственными пастухами. В период доминирования на острове Карфагена, а позднее Рима укрылись в центральной части Сардинии в области между горными массивами Лимбара, Гочано и Монти-ди-Ала и возвышенностью Ольястра.
В нурагический период их территория простиралась от Кампиданской равнины (также: Иолейская равнина, Piana Iolea) до реки Тирсо на севере, где начиналась территория баларов, и где была найдена надпись латинским алфавитом «ILI-IUR-IN NVRAC SESSAR» [1][2]. Согласно легенде, прежние обитатели Илиона, то есть Трои после захвата города ахейцами обосновались в этой части Сардинии под именем «илийцев». Ещё один миф говорит о происхождении их названия от имени Иолая, героя, который привёл на Сардинию поселенцев и основал колонию.
Впервые иолаи упоминаются[где?] в исторических источниках[каких?] в связи с событиями[уточнить] 1000 года до н. э., когда они противостояли[уточнить] карфагенцам (? однако финикийская колония Карфаген была основана лишь два столетия спустя ? в 814 году до н. э.). По окончании Первой Пунической войны (241 год до н. э.), в 238 году до н. э. римские войска оккупировали основные карфагенские крепости на Сардинии, и население внутренней части страны противостояло новым завоевателям, которые ответили на это жестокими репрессиями.
В 227 году до н. э. Сардиния и Корсика стала второй римской провинцией (первой была Сицилия). Начало Второй Пунической войны и первые победы Ганнибала спровоцировали новые восстания на Сардинии, где после поражения римлян в битве при Каннах сардо-пунический вождь Ампсикора, на стороне которого воевали карфагеняне и иолаи, организовал новое восстание. В 215 году до н. э. повстанцы были наголову разбиты в битве при Корнусе войсками Тита Манлия Торквата, и таким образом карфагеняне окончательно потеряли власть над островом.
Население острова (иолаи и балары) продолжало сопротивляться римлянам, и в 174 году до н. э. консул Тиберий Семпроний Гракх нанёс им сокрушительное поражение, обратив в рабство около 80000 жителей острова. Илийцы, однако, отказались покоряться римлянам, и в течение почти всего имперского периода укрывались в горном регионе, ныне известном как Барбаджа (лат. Barbaria).
Барбаджа и её население продолжали оставаться угрозой ещё через полтысячелетия и для вандалов, которые, захватив Карфаген, в 456 году оккупировали прибрежные города Сардинии, однако не смогли овладеть всем островом. Не смогла с ними справиться и Византийская империя, которая контролировала остров лишь частично, за исключением территорий илийцев и баларов, чьи набеги прекратились лишь в 594 году, когда их предводитель Госпитон по настоянию папы Григория I заключил мир с византийцами и позволил проповедовать христианство среди своего народа.
Античные источники
- Диодор Сицилийский (IV, 30): «С ними часто воевали сначала карфагеняне, затем римляне, но не смогли их одолеть».
- Павсаний (X, 17, 5): «Карфагеняне в то время, когда они были сильны благодаря своему флоту, покорили всех, кого они встретили на Сардинии, за исключением илийцев, которые проживали на окраине острова и в Goceano».
- Джеласио Флорис, монах-августинец, в III книге своих «Рассуждений» (Componimento, 1830), пишет: «… Они — (обитатели Тортоли и Лотцораи) являются древними илийцами, которых столь хвалили Плиний Старший и другие авторы, о чём не следует больше сомневаться или рассуждать, поскольку я уже достаточно показал в другом месте, в своё время колонизировали Сардинию»
Напишите отзыв о статье "Иолаи"
Примечания
- ↑ Giovanni Ugas — L’alba dei Nuraghi (2006) pg.33-34
- ↑ [www.neroargento.com/page_galle/aidu_gallery.htm neroargento > nuraghi > Aidu Entos Foto Gallery]
См. также
Отрывок, характеризующий Иолаи
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
