Иоллос, Григорий Борисович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Григорий Борисович Иоллос
Псевдонимы:

Бор-в, Гр.; Бор-ов, Гр.; Г.; Г.Б.; Г.И.; И.; И.Г.[1]

Дата рождения:

26 ноября 1859(1859-11-26)

Место рождения:

Кременчуг

Дата смерти:

14 марта 1907(1907-03-14) (47 лет)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

Российская империя

Род деятельности:

публицист, общественный деятель, правозащитник

Годы творчества:

1886-1907

Язык произведений:

русский

Григорий Борисович Иоллос (Григорій Борисовичъ Іоллосъ; 1859—1907) — российский публицист и политический деятель, член I Государственной думы. Жертва террора правонационалистических сил России.





Биография

Родился в купеческой семье. Окончив Одесскую гимназию, слушал лекции в Киевском и Страсбургском университетах. Окончил же Гейдельбергский университет, в котором был удостоен степени доктора права. Затем сдал экзамены на юридическом факультете Санкт-петербургского университета и с 1886 года поселился в Москве. Стал секретарём Московского юридического общества; сотрудничал в «Русских Ведомостях» и иногда помещал статьи в «Юридическом Вестнике». Сдал в Московском университете магистерский экзамен и защитил диссертацию на степень магистра политической экономии, но «на пути к кафедре стояло еврейское происхождение». И в 1888 году он вновь уехал в Германию. С 1890 года жил в Берлине и был постоянным берлинским корреспондентом газеты «Русские ведомости»; его статьи публиковались также в «Вестнике Европы» (статьи по экономическим и политическим вопросам), «Русском богатстве», «Праве» и других. В 1904 году Иоллос издал свои «Письма из Берлина» отдельной книгой.

Характеризуя журналистскую методику Иоллоса, В. В. Водовозов отмечал, что он «был не из тех корреспондентов, которые заблаговременно узнают дипломатические тайны, проникают в канцелярии и прихожие министерств и успевают раньше других сообщать всякие сенсационные новости»; напротив, «Иоллос был учёным исследователем-историком живых событий; он старался не столько излагать внешние подробности событий, сколько объяснять их глубокие исторические причины; он уделял экономической стороне германской жизни не менее места, чем политической». В рамках своих корреспонденций Иоллос пропагандировал конституционные принципы, систематически излагая в них основные сведения по конституционному праву; эта пропаганда пробуждала «интерес к этой тогда ещё мало интересовавшей русское общество отрасли знания».

Вернувшись в конце 1905 года в Россию, он вступил в конституционно-демократическую партию, от которой в начале 1906 года был избран в Полтавской губернии членом I Государственной думы. В Думе Иоллос работал в различных комиссиях (бюджетная, по рабочему вопросу, по подготовке закона о печати), участвовал в разработке думского регламента; в пленарных заседаниях выступал мало. После роспуска Думы подписал вместе с другими депутатами «Выборгское воззвание». Журналистскую работу продолжил в редакции «Русских ведомостей»; с 1906 года возглавлял её издательское товарищество. Принял участие в съезде Союза для достижения полноправия евреев, где выступал против создания особой еврейской фракции в Государственной думе, полемизировал с сионистами и националистами. 14 марта 1907 года Г. Б. Иоллос «был убит на улице днём рабочим Фёдоровым, который не знал даже имени человека, им убиваемого». Убийство было организовано членом „Союза русского народа“ Казанцевым, который дал Фёдорову револьвер и сказал, что Иоллос предаёт революционеров. Убив Иоллоса и узнав затем из газет о лживости сообщённых ему сведений, Фёдоров убил Казанцева и бежал за границу[2].

Напишите отзыв о статье "Иоллос, Григорий Борисович"

Примечания

  1. И. Ф. Масанов, «Словарь псевдонимов русских писателей, учёных и общественных деятелей». В 4-х томах. — М., Всесоюзная книжная палата, 1956—1960 гг.
  2. Казанцев

Литература

Ссылки

  • [gufo.me/content_his/iollos-grigorij-borisovich-18208.html Мир Словарей. Иоллос Григорий Борисович]
  • [archive.is/lv4Fe Дмитро Олексійович Іваненко Записки і спогади. 1888-1908 р.р. Видання редакції "Полтавський голос"]

Отрывок, характеризующий Иоллос, Григорий Борисович

– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.