Иона (Орлов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архиепископ Иона<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Воронежский и Острогожский
19 марта 1944 — 27 мая 1945
Преемник: Иосиф (Орехов)
 
Имя при рождении: Михаил Семёнович Орлов

Архиепископ Иона (в миру Михаил Семёнович Орлов; 12 (24) сентября 1865, село Булыгино, Кирсановский уезд, Тамбовская губерния — 27 мая 1945, Воронеж) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Воронежский и Острогожский.



Биография

Родился 12 сентября 1865 года в селе Булыгине Кирсановского уезда Тамбовской губернии в семье священника[1].

В 1888 году окончил полный курс в Тамбовской духовной семинарии[2].

24 февраля 1889 года рукоположён в сан диакона, служил в храме селе Соколова Кирсановского уезда Тамбовской губернии[1].

8 сентября 1891 года рукоположён в сан иерея, стал противораскольническим и противосектантским миссионером Астраханской епархии[1].

С 1899 по 1922 год служил в городе Омске и нёс послушания председателя Омского епархиального миссионерского совета, члена Омской духовной консистории, члена епархиального училищного совета.

В 1922 году уклонился в обновленческий раскол. 11 марта 1923 года обновленческими архиереями хиротонисан во епископа Читинского и Забайкальского. По прибытии 25 марта в Читу власти передали ему кафедральный Александро-Невский собор. В том же году возведён в сан архиепископа[1].

9 ноября того же года был назначен председателем Дальневосточного церковного управления. Под его руководством обновленцы к лету 1924 года захватили все православные храмы Читы. Однако после назначения Патриархом Тихоном находившегося в Чите Охотского епископа Даниила (Шерстенникова) управляющим Читинской и Забайкальской епархией началось возвращение приходов в Патриаршую Церковь[1].

5 октября 1926 года уволен на покой с правом жительства в Москве, однако уже в октябре назначен обновленческим архиепископом Архангельским[2].

С 1927 года — обновленческий архиепископ Челябинский.

С 1929 года — обновленческий архиепископ Ишимский (временно).

В 1930 году назначен обновленческим архиепископом Бакинским и председателем Закавказского митрополичьего церковного управления[1].

2 июня (по другим данным 9 июня) 1931 года возведён обновленцами в сан митрополита[1].

Согласно некоторым источникам, входил в состав «комиссии по изысканию средств борьбы против староцерковничества», учреждённой Ленинградским обновленческим митрополитом Николаем Платоновым и возглавляемой Александром Введенским[1].

29 декабря 1934 года назначен обновленческим митрополитом Казахстанским с кафедрой в переведен в Алма-Ате и председателем Казахстанского митрополичьего церковного управления[1].

24 ноября 1936 года, согласно прошению, уволен за штат. Проживал в Тамбове, у сына на иждивении[1].

14 марта 1944 года Патриархом Сергием, после принёсенного покаяния, воссоединён с Русской Православной Церковью и принят в сане протоиерея, как клирик Тамбовской епархии. Был определен к архиерейскому служению, отказался от первого назначения на Пензенскую кафедру[1].

18 марта 1944 года епископом Дмитровским Иларием (Ильиным) пострижен в монашество. В тот же день в зале заседаний Московской Патриархии был наречён во епископа Воронежского и Задонского[3].

19 марта в Московском Богоявленском кафедральном соборе состоялась его епископская хиротония, которую совершили Патриарх Сергий, митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), епископы: Курский и Белгородский Питирим (Свиридов) и Дмитровский Иларий (Ильин)[1].

9 апреля 1944 года прибыл в город Воронеж. Служение епископа Ионы на Воронежской кафедре выпало на последний год Великой Отечественной Войны. По праздникам в храмах проводился тарелочный сбор на нужды обороны и помощь раненым. Кроме этого, во многих храмах делались в пользу государства отчисления из общих церковных сборов[2].

В феврале 1945 года возведён в сан архиепископа.

После Победы над Германией «отчислялись церковные средства на залечивание ран, нанесённых войной». Всего было передано государству Воронежской епархией более 400 тысяч рублей[2].

Скончался 27 мая 1945 года. 30 мая состоялось его отпевание, которое возглавил архиепископ Курский и Белгородский Питирим (Свиридов). Погребен у Никольского храма города Воронежа, являвшимся в то время кафедральным собором.

Напишите отзыв о статье "Иона (Орлов)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 А. Н. Акиньшин, И. А. Маякова [www.pravenc.ru/text/578312.html ИОНА] // Православная энциклопедия. Том XXV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2011. — С. 458-459. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-046-2
  2. 1 2 3 4 [www.vob.ru/eparchia/history/ierarxija/34_iona/iona.htm Архиепископ Воронежский и Острогожский Иона (Орлов) (1944—1945)]
  3. «Назначения на архиерейские кафедры» // ЖМП, № 4 апрель, стр. 10

Ссылки

  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_5672 Иона (Орлов) на сайте «Русское православие»]

Отрывок, характеризующий Иона (Орлов)

– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.