Ионийское восстание

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ионийское восстание
Основной конфликт: Греко-персидские войны

Карта Ионийского восстания
Дата

499—493 до н. э.

Место

Иония, Эолида, Кария, Ликия, Кипр, Персидская империя

Итог

победа Персии

Противники
Иония Держава Ахеменидов
Командующие
Аристагор†
Гистией† 		Артаферн
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Ионийское восстание (499—493 гг. до н. э.) — восстание греческих городов в Ионии (Малая Азия) против Персидской империи, ставшее началом греко-персидских войн. Восстание было вызвано недовольством жителей восточного побережья Эгейского моря и Кипра властью персов[1][2]. Инициаторами восстания стали тираны Милета Гистией и Аристагор.

Вначале повстанцам сопутствовала удача. Им удалось захватить и сжечь один из важнейших городов империи Сарды[3][4], а также одержать ряд побед. Однако в конечном итоге персы полностью подавили восстание.





Предыстория

На протяжении Тёмных веков большое количество людей из древнегреческих племён ионийцев, эолийцев и дорийцев переселились на побережье Малой Азии. Ионийцы поселились на побережье Карии и Лидии, а также островах Самос и Хиос, где основали 12 городов[5]. Милет, Миунт, Приена, Эфес, Колофон, Лебед (англ.)русск., Теос, Клазомены, Фокея, Эрифры, Самос и Хиос, осознавая свою этническую близость, воздвигли общее святилище Панионий (англ.)русск.. Таким образом, они основали культурный союз, постановив не допускать в него другие города, в том числе населённые ионянами. Как отмечает Геродот, союз был достаточно слаб, и никто, кроме Смирны, туда не стремился[6][7]. Во время правления царя Крёза Иония была завоёвана и вошла в состав Лидии. Крёз предоставил грекам управление внутренними делами и требовал лишь признания своей верховной власти и умеренной дани. Ионийцы приобрели ряд выгод, в связи с чем легко смирились с потерей своей независимости[8].

Правление Крёза завершилось полным завоеванием его царства Киром II Великим, основателем империи Ахеменидов. Во время войны с Крёзом персы отправили ионийцам предложение отложиться от Лидии. Оно было отвергнуто всеми городами, за исключением Милета[9][10]. После взятия главного города Сарды и пленения Крёза к Киру было отправлено посольство от эллинов, проживавших на побережье Малой Азии. Ионийцы соглашались подчиниться новому властителю на тех же условиях, что и предыдущему[9][11]. Предложение было отвергнуто, и после непродолжительного сопротивления все города эллинов на западном побережье попали в полное подчинение к персам[12].

Персы управляли ионийскими городами при посредстве лояльных им тиранов, выходцев из местной аристократии. Тираны оказывались в двойственном положении. С одной стороны, они должны были полностью подчиняться царской власти империи Ахеменидов, а с другой, отстаивать интересы населения своего города[13].

Через 40 лет после подчинения персам в 513 г. до н. э. милетскому тирану Гистиею удалось оказать важную услугу Дарию во время его неудачного похода в Скифию. За это он получил во владение богатые земли во Фракии. Милетский тиран развернул масштабное строительство на подаренной ему земле, чем обеспокоил персидского военачальника Мегабаза (англ.)русск.. Как только тот прибыл к Дарию, то согласно Геродоту сказал: «Царь! Что это ты сделал, разрешив этому дошлому и хитрому эллину построить город во Фракии? Там огромные корабельные леса и много [сосны] для вёсел, а также серебряные рудники. В окрестностях обитает много эллинов и варваров, которые, обретя в нём своего вождя, будут день и ночь выполнять его повеления. Не позволяй ему этого делать, иначе тебе грозит война в твоём собственном царстве»[14][15].

Мегабазу удалось убедить Дария. После этого он вызвал Гистиея к себе. По прибытии милетского тирана царь запретил ему покидать своё окружение, наделив Гистиея почётным титулом «царского сотрапезника и советника»[15][3][14]:

Гистией! Послал я за тобою вот почему. Как только я возвратился из Скифии и ты пропал с глаз моих, я вскоре почувствовал, что больше всего жалею о твоём отсутствии и о том, что не могу беседовать с тобой. Я убеждён, что высшее благо на земле — это мудрый и верный друг. То и другое я обрёл в тебе, и моя судьба подтверждает это [...] иди со мной в Сусы и там разделяй со мною как мой сотрапезник и советник, всё, что у меня есть

Тираном Милета был назначен Аристагор — зять и двоюродный брат Гистиея[16].

Осада Наксоса

Основная статья: Осада Наксоса (499 до н. э.)

Во время правления Аристагора на близлежащем греческом острове Наксос произошло восстание. Демос изгнал ряд богатых граждан, которые отправились в Милет с просьбой о помощи. Они пообещали взять на себя расходы на ведение войны. Аристагор преследовал личные цели и предполагал, что, вернув изгнанников на родину, он сможет стать владыкой богатого и выгодно расположенного острова[17]. Хитрый грек отправился в Сарды к персидскому сатрапу и брату Дария Артаферну и убедил его предоставить войско[18]. Персы снарядили 200 военных кораблей. Персидским военачальником был поставлен Мегабат[19]. Подготовка к военной экспедиции на Наксос проводилась тайно. Официально было объявлено, что флот собирается плыть в противоположном Наксосу направлении к Геллеспонту. Однако между двумя военачальниками — Мегабатом и Аристагором — случилась ссора. Аристагор указал, что номинально он руководит походом и персы должны ему беспрекословно подчиняться. Согласно Геродоту, взбешённый Мегабат отправил на Наксос гонца с предупреждением о грозящем острову нападении[20]. Островитяне успели приготовиться к осаде. В результате, истратив большие средства, после 4-месячной осады персы были вынуждены возвратиться домой[21][3].

Начало восстания

Аристагор оказался в затруднительном положении. Во-первых, он не выполнил обещания брату царя Артаферну, во-вторых, ему следовало выплатить большие суммы на содержание армии, а в-третьих, ссора с родственником царя Мегабатом могла стоить ему власти над Милетом и жизни. Все эти опасения внушали Аристагору мысль поднять восстание против персов[22]. К открытым действиям его подтолкнуло письмо находившегося при дворе царя Гистиея. Бывший тиран Милета томился в своём почётном заточении. В случае восстания он надеялся, что его отпустят. Согласно Геродоту, он приказал обрить голову своему верному слуге, вытатуировал послание к Аристагору и после того, как татуировка стала незаметной, отослал к своему зятю. В послании содержались призывы к открытому неповиновению персам[23][3].

На военном совете приверженцев Аристагора было принято решение начать восстание. Единственным, кто выступил против, был Гекатей. В своей речи он указал на мощь империи Ахеменидов, её неисчерпаемые ресурсы, отсутствие союзников. После того, как было принято решение о начале войны, Гекатей заявил о необходимости взять сокровища храма Аполлона Бранхидского. Его предложение было вновь отклонено[3][24][25].

События быстро следовали одно за другим. Во флот, который ещё не успел рассредоточиться после неудачной экспедиции на Наксос, был направлен Иартрагор. Доверенному лицу Аристагора удалось подбить матросов на мятеж и захватить тиранов других ионийских городов. Одновременно Аристагор отказался от звания тирана и установил в Милете демократию. Восстание быстро распространилось не только на города Ионии, но и на Эолию, Карию, Ликию и даже Кипр[26][3][27].

Хотя в античных источниках восстание представляется как афера Гистиея и Аристагора, оно было вызвано недовольством греков существовавшим положением. Будучи ставленниками персидского царя, тираны обладали абсолютной властью в городах и не нуждались в поддержке собственного народа. О недовольстве их правлением свидетельствует быстрое распространение восстания во всех прибрежных городах Малой Азии, населённых греками. Везде тирания была свергнута, и установлена демократическая форма правления[1][2].

Восстание началось осенью. В античности войны практически не велись зимой. Используя этот срок, Аристагор отправился в европейскую часть Эллады для привлечения союзников. Первым пунктом остановки посольства была Спарта, где Аристагор вёл переговоры с царём Клеоменом. В своей речи он указывал не столько на освобождение собратьев-эллинов от персидского владычества, сколько на лёгкость возможной победы над империей Ахеменидов и на перспективу огромного обогащения в случае её завоевания[28][29]. Его слова не произвели на спартанца впечатления, и он ответил отказом. Видя неуспех своей миссии, лидер восстания отправился в дом царя и начал предлагать ему всё больше и больше денег, пока не пообещал 50 талантов. Находившаяся рядом малолетняя дочь Горго воскликнула: «Отец! Чужеземец подкупит тебя, если ты не уйдёшь!» Обрадованный советом, Клеомен удалился, а посольству ионийцев пришлось, ничего не добившись, покинуть Спарту[30].

Из Спарты Аристагор отправился в Афины. Здесь его миссия была более удачной. Афиняне были враждебно настроены к персам. Брат Дария и сатрап Лидии Артаферн приютил свергнутого афинского тирана Гиппия. Более того, он велел передать послам, которые просили его выдачи, требование принять Гиппия обратно. В результате афиняне выслушали лидера ионийского восстания и отправили на помощь повстанцам 20 кораблей[31][32][2]. Геродот писал[33]:

Аристагор явился в народное собрание и повторил то же самое, что он уже сказал в Спарте. Он говорил о богатствах Азии и о персидской военной тактике, о том, что в бою они не применяют ни щита, ни копья и поэтому из легко-де одолеть. [...] Аристагор давал всевозможные обещания и просил так настойчиво, пока не убедил афинян. Ведь многих людей, очевидно легче обмануть, чем одного: одного лакедемонянина Клеомена ему не удалось провести, а 30000 афинян он обманул.

Также миссия Аристагора оказалась успешной в Эретрии. Торговля этого прибрежного города пострадала вследствие персидских завоеваний[2]. Эретрийцев с Милетом связывали давние дружеские отношения. В частности, милетяне помогли им во время лелантской войны. Жители города снарядили 5 кораблей для помощи повстанцам[34].

Восстание

Успехи повстанцев

Весной 498 г. до н. э. афиняне и эретрейцы прибыли к повстанцам[35]. Они соединились с их основными силами возле города Эфеса[36]. Аристагор отказался от командования войсками, передав управление своему брату Харопину и некоему Гермофанту[37]. В это время персидские войска шли к Милету, чтобы уничтожить сам очаг восстания. Инсургенты вместо того, чтобы идти на помощь к Милету, направились к столице сатрапии Лидии и одному из важнейших городов империи Сардам. Наместник и брат царя Артаферн был ошеломлён, оказавшись в незащищённом городе. Персидский гарнизон отступил в укрепление. Кто-то из греческих воинов поджёг один из домов. Вскоре огонь охватил весь город. Вместе с жилыми постройками сгорел и храм местной богини Кибелы. Местным жителям не понравился такой ход развития событий, и они взялись за оружие. Греки были вынуждены отступить к побережью[3][4][38].

Узнав о произошедшем, персидские сатрапы из близлежащих территорий направили свои войска в Сарды. В полуразрушенном городе повстанцев уже не было. Следуя за ними, армия царя настигла отступавших около Эфеса. В последующей битве греки потерпели поражение и были вынуждены отступить. Афиняне, несмотря на увещевания Аристагора, отправились домой[39][3][40].

Взятие и сожжение Сард имели серьёзные последствия. Прослышав о блестящем с виду успехе восстания, многие города в Малой Азии и на Кипре примкнули к нему. Лидийцы восприняли сожжение храма Кибелы как поругание святыни. В столице империи Сузах разорение Сард произвело сильное впечатление. Персы стали действовать быстрее и энергичнее, между тем как без этого события сочли бы восстание более ничтожным[40][41]. Узнав о произошедшем, Дарий, согласно Геродоту, проникся целью отомстить афинянам[42].

Контрнаступление персов (497—495 гг. до н. э.)

Кипр

На Кипре восстали все города, кроме Амафунта. Лидером киприотов стал брат царя Саламина-на-Кипре Горга Онесил. Он свергнул своего брата, который предпочитал оставаться под владычеством персов. После этого он во главе войска осадил лояльный Дарию Амафунт[43]. На Кипр была послана армия во главе с Артибием. Узнав о приближении неприятельского флота, Онесил послал в Ионию послов с просьбой о помощи[44].

Ионяне не отказали и отправили на помощь киприотам свой флот. Между сухопутными войсками и морскими флотами состоялось сражение. На море победили греки, в то время как на суше персы. После гибели Онесила на поле боя все города на Кипре вновь оказались под властью персов. Дольше всех сопротивлялись Солы[45][46].

Геллеспонт и Пропонтида

Под энергичным руководством Артаферна Сарды стали центром военных приготовлений. Так как существовала опасность соединения скифов с восставшими ионийцами, на северо-запад Малой Азии в район Пропонтиды (Мраморного моря) была направлена армия во главе с зятем Дария Даврисом[47][48]. Действия Давриса были успешными. Ему весьма быстро (согласно Геродоту, на завоевание каждого из городов он тратил один день[49]) удалось захватить Дарданию, Абидос, Перкоту (англ.)русск., Лампсак и Пес. Завоевав область Геллеспонта, Даврис отправился покорять восставшую Карию[50].

Кария

В Карии персам удалось одержать две победы — вблизи от места, где река Марсий вливается в Меандр, и около святилища Лабранда. Однако персы не смогли воспользоваться своими успехами. Узнав об их передвижении, карийцы сумели устроить ловушку по пути к городу Педасу (англ.)русск., в которой было уничтожено всё войско неприятеля, включая главнокомандующего Давриса[51][52]. Гибель целой армии заставила персов остановить наступление. Следующие два года (496 и 495 гг. до н. э.) прошли относительно мирно. Ни одна из сторон не проводила активных наступательных действий[53].

Иония

Во время наступления Давриса в области Геллеспонта и Карии в 497 г. до н. э., армия Артаферна и Отана атаковала Ионию и соседнюю с ней Эолиду. Персам удалось захватить два города — Клазомены и Киму[54]. Однако после поражения Давриса наступательные операции прекратились[53]. Во время наступления персов Аристагор бежал из Милета в колонию своего тестя Гистиея, которую тому подарил Дарий. Вскоре он погиб при осаде некоего фракийского города[3].

Подавление восстания (494—493 гг. до н. э.)

Битва при Ладе и падение Милета

Основная статья: Битва при Ладе

К 494 г. до н. э. персы приготовились к широкомасштабному наступлению. Их целью стало покорение центра восстания Милета. Они собрали большую по античным меркам армию и флот. В их войска вошли жители ряда покорённых народов, в частности, финикийцы, киприоты, киликийцы и египтяне[55]. Общее командование было возложено на Датиса[1][56].

Повстанцы, видя подготовку персов, собрались на совет в Панионии (англ.)русск.. Было решено не выставлять общего сухопутного войска против персов, возложив защиту Милета на самих милетян. В то же время греческие города согласились снарядить союзный флот для защиты города с моря[57]. По прибытии к Милету персидские военачальники решили, что в первую очередь им необходимо разбить флот, так как в противном случае осада города будет неэффективной[58]. Им удалось внести раздор между греками. В морской битве при Ладе, вследствие измены, эллины были разбиты. Это поражение предопределило дальнейшую судьбу Милета[59].

После осады город был взят штурмом, мужчин перебили, а женщин и детей обратили в рабство[58]. Современные археологические раскопки подтверждают сведения Геродота[53]. После разрушения город уже не смог вернуть своего былого величия[1].

Военная кампания Гистиея

Когда в Ионии началось восстание, Гистией сумел убедить Дария отпустить его к повстанцам, чтобы восстановить власть персов. Когда он прибыл в Сарды, наместник царя Артаферн разгадал его планы и обвинил в измене. Гистией сумел бежать из столицы сатрапии на прибрежный остров Хиос. Там его сначала арестовали, но потом отпустили. Используя свои связи, он пытался поднять восстание персидской знати против Артаферна. Однако его попытка окончилась безуспешно[60]. Из Хиоса он отправился в Милет. Жители города не желали возвращения бывшего тирана и закрыли перед ним ворота. После этого он сумел набрать себе военный отряд из жителей Лесбоса и захватить стратегически важный Византий[61][3].

После взятия Милета, когда поражение восстания стало очевидным, Гистией стал заниматься морским разбоем[3], захватив Хиос[62] и осадив Фасос[63]. Во время одного из разбойничьих набегов в 493 г. до н. э. был схвачен персами[64]. По приказу Артаферна бывшего советника и сотрапезника царя распяли, а голову отправили Дарию[65][3].

Окончательное подавление восстания (493 г. до н. э.)

После падения Милета восстание было проиграно. После зимовки персы последовательно захватили все города, вышедшие из-под их контроля. Согласно Геродоту, с повстанцами они обращались крайне жестоко, устраивая облавы на людей, превращая молодых мальчиков в евнухов для гаремов, а миловидных девушек отправляли в рабство[66]. Жители некоторых городов покинули свои дома[67]. Среди бежавших от гнева персов был и Мильтиад[68], сумевший через несколько лет одержать блестящую победу при Марафоне.

Современные историки признают возможность столь жестокого обращения персов с покорёнными повстанцами, однако отмечают, что данные Геродота могут быть преувеличены. Следует также учитывать, что во время похода Ксеркса жители этих городов смогли выставить достаточно большую армию[1].

Последствия

Хоть ионийское восстание и было полностью подавлено, оно считается началом греко-персидских войн, которые завершились через 50 лет подписанием Каллиева мира в 449 г. до н. э. Дарий желал отомстить участвовавшим в восстании и неподвластным его власти грекам[69][42]. Также Дарий видел возможность покорить разрозненные древнегреческие города[69]. В 492 г. до н. э. во время военной экспедиции персидского военачальника Мардония была завоёвана Фракия, Македония признала верховную власть персидского царя[70]. Таким образом, персы обеспечили своему сухопутному войску проход к территории Древней Эллады. В 491 году до н. э. Дарий отправил послов во все независимые греческие города с требованием «земли и воды», что соответствовало покорности и признанию власти персов[71]. Осознавая силу и военную мощь государства Ахеменидов, все города древней Эллады, кроме Спарты и Афин, приняли унизительные требования. В Афинах послы были преданы суду и казнены. В Спарте их сбросили в колодец, предложив взять оттуда земли и воды[72][73].

В 490 году до н. э. был направлен персидский флот под командованием Датиса и Артаферна для покорения Афин. По пути к Афинам была покорена и разрушена Эретрия[74]. Войско высадилось на территории Аттики, но было разбито афинянами и платейцами в битве при Марафоне[75].

После этой неудачной экспедиции Дарий стал собирать огромное войско для покорения всей Греции. Его планам помешало восстание в Египте[71] в 486 году до н. э., а вскоре Дарий умер. Трон занял его сын Ксеркс[76]. Подавив египетское восстание, Ксеркс продолжил подготовку к походу на Грецию[77], который в конечном итоге завершился сокрушительным поражением персов.

Ионийские города избавились от персидского владычества после битвы при Микале в 479 г. до н. э.[78]

Напишите отзыв о статье "Ионийское восстание"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 Fine, 1983, p. 269—277.
  2. ↑ 1 2 3 4 Holland, 2005, p. 155—157.
  3. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Штоль, 2003.
  4. ↑ 1 2 Курциус, 2002, с. 188—189.
  5. ↑ Геродот. История I. 142—151
  6. ↑ Геродот. История I. 143
  7. ↑ Геродот. История I. 148
  8. ↑ Курциус, 2002, с. 125.
  9. ↑ 1 2 Геродот. История I. 141
  10. ↑ Курциус, 2002, с. 136.
  11. ↑ Курциус, 2002, с. 135.
  12. ↑ Курциус, 2002, с. 137—141.
  13. ↑ Holland, 2005, p. 147—151.
  14. ↑ 1 2 Геродот. История V. 23
  15. ↑ 1 2 Holland, 2005, p. 153—154.
  16. ↑ Геродот. История V. 30
  17. ↑ История. Геродот V. 30
  18. ↑ История. Геродот V. 31
  19. ↑ История. Геродот V. 32
  20. ↑ История. Геродот V. 33
  21. ↑ История. Геродот V. 34
  22. ↑ Курциус, 2002, с. 184.
  23. ↑ История. Геродот V. 35
  24. ↑ История. Геродот V. 36
  25. ↑ Курциус, 2002, с. 185—186.
  26. ↑ Курциус, 2002, с. 187.
  27. ↑ История. Геродот V. 37
  28. ↑ Геродот. История V. 49—50
  29. ↑ Суриков Клеомен, 2005, с. 262.
  30. ↑ Геродот. История V. 51
  31. ↑ Геродот. История V. 96—97
  32. ↑ Курциус, 2002, с. 188.
  33. ↑ История. Геродот V. 97
  34. ↑ История. Геродот V. 99
  35. ↑ Holland, p. 160—162.
  36. ↑ Геродот. История V. 100
  37. ↑ Геродот. История V. 99
  38. ↑ Геродот. История V. 100—102
  39. ↑ Геродот. История V. 102—103
  40. ↑ 1 2 Курциус, 2002, с. 189.
  41. ↑ Геродот. История V. 103—104
  42. ↑ 1 2 Геродот. История V. 105
  43. ↑ Геродот. История V. 104
  44. ↑ Геродот. История V. 108
  45. ↑ Геродот. История V. 109—115
  46. ↑ Курциус, 2002, с. 190—191.
  47. ↑ Геродот. История V. 116
  48. ↑ Курциус, 2002, с. 191.
  49. ↑ Геродот. История V. 117
  50. ↑ Курциус, 2002, с. 191—192.
  51. ↑ Геродот. История V. 118—121
  52. ↑ Курциус, 2002, с. 192.
  53. ↑ 1 2 3 Boardman, 1988.
  54. ↑ Геродот. История V. 123
  55. ↑ Геродот. История VI. 6
  56. ↑ [www.livius.org/da-dd/datis/datis.html Datis] (англ.). сайт livius.org. Проверено 29 августа 2011. [www.webcitation.org/68b5M2iph Архивировано из первоисточника 22 июня 2012].
  57. ↑ Геродот. История VI. 7
  58. ↑ 1 2 Геродот. История VI. 9
  59. ↑ Паневин К. В. [www.roman-glory.com/panevin-ionijskoe-vosstanie Ионийское восстание и его последствия]. сайт «Римская слава» (28.11.2009). Проверено 10 мая 2012. [www.webcitation.org/67y9WsyeZ Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  60. ↑ Геродот. История VI. 1—4
  61. ↑ Геродот. История VI. 5
  62. ↑ Геродот. История VI. 26
  63. ↑ Геродот. История VI. 28
  64. ↑ Геродот. История VI. 28—29
  65. ↑ Геродот. История VI. 30
  66. ↑ Геродот. История VI. 31—32
  67. ↑ Геродот. История VI. 33
  68. ↑ Геродот. История VI. 34
  69. ↑ 1 2 Holland, 2005, p. 171—178.
  70. ↑ Геродот. VII. 44—45
  71. ↑ 1 2 Holland, 2005, p. 178—179.
  72. ↑ Holland, 2006, p. 178—179.
  73. ↑ Геродот. VII. 133
  74. ↑ Геродот. VI. 101
  75. ↑ Геродот. VI. 113
  76. ↑ Holland, 2005, p. 206—207.
  77. ↑ Holland, 2005, p. 208—211.
  78. ↑ Суриков И. Е. Глава II. Аристид: политик вне группировок // Античная Греция: политики в контексте эпохи. — М.: Наука, 2008. — С. 128. — 383 с. — ISBN 978-5-02-036984-9.

Источники

Литература

  • Курциус Э. Борьба с варварами // История Древней Греции. — Мн.: Харвест, 2002. — Т. 2. — С. 107 — 202. — 416 с. — 3000 экз. — ISBN 985-13-1119-7.
  • Суриков И. Е. [www.sno.pro1.ru/lib/surikov_politiki_v_kontekste_epokhi/5.htm Клеомен I: «рождение личности» в Спарте] // [www.sno.pro1.ru/lib/surikov_politiki_v_kontekste_epokhi/index.htm Античная Греция: политики в контексте эпохи: архаика и ранняя классика]. — М.: Наука, 2005. — С. 212—269. — 351 с. — ISBN 5-02-010347-0.
  • Паневин К. В. [www.roman-glory.com/panevin-ionijskoe-vosstanie Ионийское восстание и его последствия]. сайт «Римская слава» (28.11.2009). Проверено 10 мая 2012. [www.webcitation.org/67y9WsyeZ Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • Штоль Г. В. [fb2.booksgid.com/content/89/genrih-shtol-istoriya-drevney-grecii-v-biografiyah/20.html Гистией и Аристагор Милетские (Ионийское восстание)] // История Древней Греции в биографиях. — Смоленск: Русич, 2003. — 528 с. — 4000 экз. — ISBN 5-8138-0506-0.
  • Boardman J., Bury J. B., Cook S. A., Adcock F. A., Hammond N. G. L., Charlesworth M. P., Lewis D. M., Baynes N. H., Ostwald M., Seltman C. T. [books.google.co.uk/books?id=nNDpPqeDjo0C&pg=RA2-PA485&dq=Battle+of+Pedasus+497+BC&ei=Kj3rSZCZD6b0ygSIn_SYBQ#v=onepage&q&f=false The Cambridge Ancient History]. — Cambridge University Press, 1988. — Vol. IV Persia, Greece and the Western Mediterranean c. 525—479 B. C.. — P. 481—490. — 931 p. — ISBN 0-521-22804-2.
  • Fine J. V. A. [books.google.co.uk/books?id=NjeM0kcp8swC&pg=PA269&dq=Ionian+revolt#v=onepage&q=Ionian%20revolt&f=false The Ancient Greeks: A Critical History]. — Harvard University Press, 1983. — ISBN 0-674-03314-0.
  • Holland T. Persian Fire: The First World Empire and the Battle for the West. — New York: Doubleday, 2005. — ISBN 0385513119.


 
Ионийское восстание (499—493 до н. э.)
Первое персидское вторжение (492—490 до н. э.)
Второе персидское вторжение (480—479 до н. э.)
Греческое контрнаступление (479—478 до н. э.)
Войны Делосского союза (477—449 до н. э.)
Договоры


 Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе.
Список неработающих ссылок: Holland, Holland, 2006
Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.

Отрывок, характеризующий Ионийское восстание

Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Ионийское_восстание&oldid=80347343»