Иоселиани, Джаба Константинович

Джаба Константинович Иоселиани ჯაბა იოსელიანი<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Член Военного совета Грузии
6 января 1992 — 10 марта 1992
Предшественник:	должность учреждена; Звиад Гамсахурдия как Президент Грузии
Преемник:	должность упразднена; Эдуард Шеварднадзе как Председатель Государственного Совета Грузии
Рождение:	10 июля 1926(1926-07-10) Хашури, Грузинская ССР, СССР
Смерть:	4 марта 2003(2003-03-04) (76 лет) Тбилиси, Грузия
Образование:	Тбилисский театральный институт
Профессия:	театровед

Джаба Константинович Иоселиани (груз. ჯაბა იოსელიანი; 10 июля 1926 — 4 марта 2003) — грузинский политический, научный, военный и криминальный деятель, вор в законе (прозвище «Дюба»). Член Военного совета Грузии (временного органа, исполнявшего обязанности коллективного главы государства после свержения Звиада Гамсахурдия) с 6 января по 10 марта 1992, когда он был заменен Государственным советом Грузии во главе с Эдуардом Шеварднадзе.

Биография

Джаба Иоселиани родился 10 июля 1926 года в Хашури. В 1943 году он был осуждён за воровство сроком на 5 лет Молотовским районным судом Тбилиси, но в 1948 году освобождён досрочно и в 1951 году вновь осуждён в Ленинграде сроком на 1 год за хулиганство. В третий раз был приговорён к 25 годам заключения за вооружённый разбой и убийство. В заключении занимался литературной деятельностью. По просьбе грузинских деятелей культуры был освобождён досрочно в возрасте 39 лет. После выхода из тюрьмы Иоселиани окончил вечернюю школу, театральный институт, защитил кандидатскую и докторскую диссертации, читал лекции в Тбилисском театральном институте. Как отмечал журнал «Власть», Иоселиани был прототипом «честного вора в законе» Лимоны Девдариани из романа «Белые флаги» (1973) известного грузинского писателя Нодара Думбадзе, который был другом детства Иоселиани.

В 1989 году организовал военизированную националистическую группировку «Мхедриони», которая приняла участие во многих вооружённых конфликтах на территории Грузии и сыграла ключевую роль в приходе к власти Эдуарда Шеварднадзе. Звиад Гамсахурдиа заключил Иоселиани в тюрьму, однако через несколько месяцев «Мхедриони» взяла её штурмом, освободив своего лидера. Иоселиани и Тенгиз Китовани вошли во вновь созданный Госсовет Грузии, председателем которого был Шеварнадзе. Как сказал сам Иоселиани, «к власти пришли известный вор и неизвестный художник».

«Мхедриони» начала приобретать большое влияние после свержения Гамсахурдиа. По словам самого Иоселиани, в его распоряжении были броневики и танки. 6 июля 1992 года в Цаленджиха отряд звиадистов окружил школу-интернат, где находились 80 бойцов с Джабой Иоселиани, после чего они пошли на штурм здания, но потерпели поражение. В 1995 году Шеварнадзе обвинил Иоселиани в измене родине, организации покушения на президента и нескольких убийствах; деятельность «Мхедриони» была запрещена. В 1998 году Иоселиани был приговорён к 11 годам лишения свободы, но в 2001 году получил от Шеварднадзе помилование. Умер 4 марта 2003 года от кровоизлияния в мозг.

Литературная деятельность

Автор трёх научных монографий, более 100 научных трудов, четырёх романов и шести пьес, которые были поставлены в грузинских театрах. Профессор Грузинского государственного института театра и кино. В переводе на русский язык вышли его романы «Три измерения» и «Страна Лимония». В автобиографическом романе «Страна Лимония» Иоселиани рассказывает о событиях своей жизни, в 2002 году он посетил Москву с презентацией книги. Лев Аннинский в журнале «Дружба народов» описал роман в своём эссе. Полномочный посол России в Грузии Вячеслав Коваленко отметил по поводу выхода романа: «Он интересный, видимо, был человек, человек больших страстей, противоречий, незаурядная личность».

Литературные произведения

• «Поезд N 113» : Повесть — М.: Виконт : Хомли, 1994: Тип. изд-ва «Известия» — 192 с; 15000 экз.;
• «Страна Лимония» / [Пер. с груз. Лиана Татишвили] — Тб.: Худ. и Книга, 2001: Тип. ООО «Август-Принт» — 430 с; ISBN 5-901685-17-2, 2000 экз.;
• «Три измерения» — М.: Художник и Книга, 2001—516 с.; ISBN 5-901685-18-0, 2000 экземпляров.

Ссылки

• [criminalnaya.ru/publ/73-1-0-1277 О ворах в законе и Джабе Иоселиани]
• [criminalnaya.ru/photo/%D0%9A%D0%BE%D0%B7%D0%B0%20%D0%9D%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%20-%20Cosa%20nostra/17-0-1496 Джаба Константинович Иоселиани — ჯაბა იოსელიანი]
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=370013 Ушел учёный, вор и полководец] // Коммерсантъ-Власть, № 9 (512), 10 марта 2003
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=370014 У меня не было иной дороги — или тюрьма, или комсомол (интервью)] // Коммерсантъ-Власть, № 9 (512), 10 марта 2003
• Асриян А. [www.specnaz.ru/etnopolitika/174 Театр, лобио и демократия] // Спецназ России, № 03 (78), март 2003
• [www.kommersant.ru/doc-rss.aspx?DocsID=369449 Грузия осталась без понятий] // Коммерсантъ, № 38 (2641), 05 марта 2003

Отрывок, характеризующий Иоселиани, Джаба Константинович

– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.