Мисиодакс, Иосипос
| Иосипос Мисиодакс | |
| греч. Ιώσηπος Μοισιόδακας | |
| Род деятельности: |
философ |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Иосипос Мисиодакас (греч. Ιώσηπος Μοισιόδακας), также Иосипос Мисиодакс (греч. Ιώσηπος Μοισιόδαξ, 1730, Чернаводэ — 1800, Бухарест) — греческий философ 18 века, деятель новогреческого Просвещения.
Содержание
Биографические сведения
Иосипос Мисиодакас родился в городе Чернаводэ в Западной Добруджи, в то время части Османской империи. Мирское имя — Иоаннис, имя «Иосиф» принял с монашеским постригом. Некоторые авторы выдвигают гипотезу о румынском происхождении на основе этимологии фамилии: Мисиодакас — из даков в Мезии, однако его греческое происхождение окончательно доказано на основе многих исторических источников[1][2][3], и сам себя он называет греком[4].
Мало что известно о юности Мисиодакаса. Вероятно, он получил начальное образование у греческого священника в Валахии и Фракии[5]. В период 1753—1754 годов учился в греческих школах в Салониках и Смирне, где находился под влиянием неоплатонизма. В 1754—1755 годах учился в Афонской академии, которой тогда руководил Евгений Вулгарис, другой выдающийся представитель новогреческого Просвещения. Между 1759 и 1762 гг. Мисиодакас учился в Падуанском университете под руководством Джованни Полени. В этот период он также был рукоположен в сан диакона[5].
В 1765 года, во время правления Григория III Гики, Мисиодакас стал директором Княжеской академии в Яссах и одновременно её профессором философии. На его философское учение значительное влияние оказал Джон Локк; именно из-за конфликта собственных убеждений с традиционной педагогикой был вынужден покинуть пост в 1766 году. В том же году он тяжело заболел, возможно, туберкулезом, и отправился во Валахию. Оправившись от болезни, он возвращается в Яссы и снова работает в академии. Однако во второй раз вынужден подать в отставку всего через несколько месяцев из-за сопротивления его системе обучения[6].
Тогда Иосипос Мисиодакас отправился в Брашов (1777), впоследствии в Вену, где он опубликовал свою важную работу Апологию. В 1797 он на короткое время стал профессором философии в Княжеской академии Бухареста. Умер в Бухаресте в 1800 году.
«Апология» Мисиодакаса
«Апология» Мисиодакаса (1780) примечательна во многих отношениях. Среди прочего, это также один из первых памятников новогреческой литературы. Однако наибольшее значение заключается в концепции «звучания философии», предложенной в книге. Это фактически натурфилософия, в отличие от неоплатонизма Теофилоса Коридаллеуса, который в то время издавался во всем грекоязычном мире. Также Мисиодакас увлекался идеями Декарта, Галилея, Вольфа, Локка, но больше других он восхищался Ньютоном.
Иосипос Мисиодакас был убежден, что познание философской идеи должно начинаться с изучения математики, и что в действительности настоящая философия — это математическая философия. Кроме того, Мисиодакас вычеркнул аристотелевскую логику из своих учебных программ, заменив его теорией познания. Он предлагал заменить изучение древнегреческой философии на новогреческую, чтобы повысить качество обучения.
Избранные работы
- Ηθική Φιλοσοφία, 1761
- Περί Παίδων Αγωγής ή Παιδαγωγία, 1779
- Aπολογία, 1780
- Θεωρία της Γεωγραφίας, 1781
- Σημειώσεις Φυσιολογικαί, 1784
- Неопубликованные работы
- Οδοί Φυσικής
- Επιτομή Αστρονομίας κατά τους Νεωτέρους
Напишите отзыв о статье "Мисиодакс, Иосипос"
Примечания
- ↑ Charles W.J. Withers. [geografi.ums.ac.id/ebook/Social_Education/19_centuries_geography.pdf Progress in Human Geography]. 10.1177/0309132506071515, p. 7
- ↑ Murgescu, Mirela; Koulouri. [www.cdsee.org/pdf/workbook2_eng_ed2.pdf Nations and States in Southeast Europe](недоступная ссылка — история). CDRSEE (Christina). Проверено 21 ноября 2010. [web.archive.org/20110720204941/www.cdsee.org/pdf/workbook2_eng_ed2.pdf Архивировано из первоисточника 20 июля 2011].
- ↑ Angelo Nicolaides. [www.academicjournals.org/jlc/PDF/Pdf2010/August/Nicolaides.pdf Iosipos Moisiodax, John Locke and the post-European enlightenment quest for modernity in Greece.] Journal of Languages and Culture Vol. 1(2), pp. 22-27, August 2010. ISSN 2141-6540, p. 2
- ↑ Dean J. Kostantaras. [books.google.gr/books?ei=-pJBTaLqMcSBswaGwrnADg&ct=result&id=CNYDAQAAIAAJ&dq=moisiodax%2Borigins&q=comments+%22there+is+no+doubt+that+he+sees+himself+as+a+Greek.+%22#search_anchor Infamy and revolt: the rise of the national problem in early modern Greek thought]. East European Monographs, 2006, ISBN 9780880335812, p. 92
- ↑ 1 2 Trencsényi, Kopeček 2006, p. 65
- ↑ Trencsényi, Kopeček 2006, pp. 65-66
Литература
- Paschalis M. Kitromilides, The Enlightenment as Social Criticism: Iosipos Moisiodax and Greek Culture in the Eighteenth Century, 1992. ISBN 069107383X.
- Paschalis M. Kitromilides, "Cultural change and social criticism: the case of Iossipos Moisiodax, " in Idem, Enlightenment, Nationalism, Orthodoxy: Studies in the Culture and Political Thought of Southeastern Europe (Aldershot, Ashgate Variorum, 1994) (Variorum Collected Studies, CS453),
- Balázs Trencsényi, Michal Kopeček, Discourses of collective identity in Central and Southeast Europe (1770—1945), Central European University Press, 2006, ISBN 9637326529
Отрывок, характеризующий Мисиодакс, Иосипос
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
