Иосифо-Георгиевский собор (Ташкент)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православный храм
Иосифо-Георгиевский собор
Страна Узбекистан Узбекистан
Город Ташкент, улица Соилгох
Конфессия православие
Епархия Ташкентская и Узбекистанская епархия 
Благочиние Ташкентское благочиние 
Тип здания собор
Автор проекта Н. Ф. Ульянов (реконструкция 1877 года)
Строительство  ???—1868 годы
Состояние снесён в 1995 году
Координаты: 41°31′31″ с. ш. 69°27′00″ в. д. / 41.52528° с. ш. 69.45000° в. д. / 41.52528; 69.45000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.52528&mlon=69.45000&zoom=18 (O)] (Я)

Ио́сифо-Гео́ргиевский собо́р — православный собор (до марта 1909 — церковь) Ташкентской и Узбекистанской епархии Среднеазиатского митрополичьего округа Русской православной церкви, существовавший в Ташкенте (Узбекистан) с 1868 по 1995 год. Был первым православным храмом Ташкента[1].



История

Иосифо-Георгиевская церковь находилась у входа во дворец Николая Константиновича. Была освящена 22 декабря 1868 года, тем самым, став первым православным храмом в Ташкенте[1].

Первоначальная постройка была выполнена из сырцового кирпича. В 1877 году храм был реконструирован инженером Шавровым по проекту архитектора Н. Ф. Ульянова; фактически было построено новое здание. Церковь, вмещавшая до 800 прихожан, имела трёхъярусную колокольню и иконостас, до 1893 года находилась в ведении военного ведомства. В марте 1909 года получила статус собора.

В 1931 году собор был закрыт, после чего здание использовалось в качестве зрительного зала театра кукол. В 1995 году было снесено.

Напишите отзыв о статье "Иосифо-Георгиевский собор (Ташкент)"

Примечания

  1. 1 2 [books.google.ru/books?id=l-QaAQAAMAAJ&q=Иосифо-георгиевский+собор+Ташкент&dq=Иосифо-георгиевский+собор+Ташкент&hl=ru&sa=X&ei=_Pq_UpfkA8vv4gTV-4GADQ&ved=0CC8Q6AEwAA Отечественные архивы]. — 2009. — С. 85.

Литература

  • Голенберг В. А. Старинные храмы туркестанского края. — Ташкент, 2011.

Отрывок, характеризующий Иосифо-Георгиевский собор (Ташкент)

– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.