Лангбард, Иосиф Григорьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иосиф Лангбард»)
Перейти к: навигация, поиск
Иосиф Григорьевич Лангбард
Основные сведения
Страна

Российская империя Российская империя,
СССР СССР

Дата рождения

6 (18) января 1882(1882-01-18)

Место рождения

Бельск (ныне — Бельск-Подляски, Подляское воеводство, Польша),
Гродненская губерния,
Российская империя

Дата смерти

3 января 1951(1951-01-03) (68 лет)

Место смерти

Ленинград, РСФСР, СССР

Работы и достижения
Работал в городах

Минск, Орша, Петроград, Кострома, Могилёв, Киев

Награды

Гран-При Всемирной Парижской выставки, 1937

Ио́сиф Григо́рьевич (Ги́ршевич) Ла́нгбард (6 (18) января 1882, Бельск, Гродненская губерния, Российская империя — 3 января 1951, Ленинград, РСФСР, СССР) — российский и советский архитектор, заслуженный деятель искусств Белорусской ССР (1934), обладатель Гран-при Всемирной выставки в Париже, 1937, доктор архитектуры1939 года).

Является одним из выдающихся зодчих Европы XX века, чьё художественное наследие оказало значительное влияние на развитие современной архитектуры. Его архитектурные работы в большой степени повлияли на формирование облика города Минска и являются образцами белорусского зодчества.





Биография

Иосиф Лангбард родился в 6 (18) января 1882 года в местечке Бельск Гродненской губернии Российской империи, в еврейской семье Гирша Лангбарда. Отец видел будущее для сына в коммерции, однако Иосиф с детства любил рисовать.

Блестяще окончив в 1901 году местную гимназию, поступил на архитектурное отделение Одесского художественного училища, которое окончил в 1906 году.

В 1907 году переехал в Санкт-Петербург, где успешно выдержал экзамены в Высшее художественное училище при Императорской академии художеств на архитектурный факультет. Отучился семь лет в Санкт-Петербурге (19071914). Среди учителей Лангбарда был знаменитый русский архитектор Александр Померанцев, спроектировавший здание ГУМа в Москве. Именно под его руководством Лангбард в 1914 году защитил дипломный проект «Здание Государственного совета Российской империи».

Во время Первой мировой войны Лангбард работал на фронте в качестве начальника инженерного отряда. Под его руководством в это время встают земская управа в Костроме, сельскохозяйственный музей и театр миниатюр в Петрограде. По окончании войны был исполнителем работ строительной конторы при отделе здравоохранения в Петрограде.

В 1923 году архитектурный проект Лангбарда, в числе сорока семи работ других авторов, участвовал в конкурсе проектов Дворца труда в Москве — главного общественного здания СССР.

В 1929 году выиграл всесоюзный конкурс на лучший проект Дома правительства Белорусской ССР.

Лангбард исполняет проекты зданий Института минерального сырья в Москве, механических прачечных, профилактория и фабрики-кухни, а также Боткинской инфекционной больницы в Ленинграде.

В январе 1925 года Ленинградский губком объявил конкурс на проекты жилищного строительства. Первую премию получил коллектив Лангбарда — за проект для Московско-Нарвского района.

В 1926—1927 годах Лангбард выполняет конкурсный проект трёхсотквартирного жилого дома для рабочих завода «Красный треугольник» в Ленинграде. Также на различных конкурсах он выполняет проекты: театра и клуба в Екатеринославе, дома культуры в Вятке, народного дома в Растяпино (Дзержинск), Василеостровского дома культуры в Ленинграде, театра в Харькове[1].

В начале 1930-х годов Лангбард получает первые крупные заказы на строительство в Белоруссии и на Украине. Первым проектом, реализованным Лангбардом по приезде в Минск, стало строительство примерно сорока деревянных павильонов для общебелорусской сельскохозяйственной и промышленной выставки. После этого его приглашают для проектирования застройки центральной части города. Лангбард предлагает макеты трёх зданий: Дом правительства Белорусской ССР, Государственный театр оперы и балета Белорусской ССР и Дом Красной армии (современный Дом офицеров). Проект Дома правительства был подготовлен и утверждён в 1929 году, а с 1930 по 1934 годы он был реализован[2]. Перед этим зданием был установлен памятник В. И. Ленину, разработанный Лангбардом вместе с ленинградским скульптором М. Г. Манизером. За этот ансамбль Иосифу Лангбарду присвоено почётное звание «Заслуженный деятель искусств Белорусской ССР». В 1935 году Лангбарду было поручено разработать проект Дома Советов в Могилёве, куда вскоре предполагалось перенести столицу БССР. Здание возводится в 19381940 годы. Начиная с 1933 года реализуются ещё два проекта архитектора: Театр оперы и балета на Троицкой горе и Дом Красной армии на фундаменте бывшего архиерейского дворца. В 1935 году Лангбард берётся за переработку проекта здания Академии наук Белорусской ССР, разработанного Г. Лавровым[3].

В 1937 году творчество архитектора получило мировое признание, года Иосиф Лангбард стал обладателем Гран-При Всемирной выставки в Париже.

Во время Второй мировой войны Лангбард работал над маскировкой зданий в Ленинграде, после эвакуации в тыл жил в Ярославской области. В 1944 году вернулся в разрушенный фашистами Минск, где в составе комиссии Комитета по делам архитектуры при СНК СССР работал над планами реконструкции Минска и Гомеля. В 1949 году за эту работу награждён советским орденом «Знак Почёта». Вместе с М. Баклановым разрабатывал проект здания кинотеатра «Победа» в Минске, законченный в 1950 году.

С 1935 по 1950 годы Иосиф Лангбард преподавал в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры (ЛИЖСА), ныне — Институт имени Репина в Санкт-Петербурге. В 1939 году защитил докторскую диссертацию по архитектуре.

Скончался 3 января 1951 года в Ленинграде.

Постройки

Иосиф Лангбард был сторонником вертикальных архитектурных решений:

Горизонтальная форма представляется как состояние спящего или мёртвого человека, что отрицательно воздействует. Между тем как вертикальное положение олицетворяет жизнь, бодрость и силу, оно противостоит тяге к земле.

По взгляд профессионалов, Лангбард был сторонником критического освоения и использования традиций прошлого. В классике считал достойным архитектурную дисциплину, порядок, соизмеримость основных форм, стремился развивать простоту и ясность композиционных решений, характерных для белорусской национальной архитектуры. О декорации архитектурного фасада имел следующее мнение: «Лучше не знать, как украсить здание, чем сделать в этом лишнее».

Реализованы 15 проектов архитектора, из которых 8 — в Белоруссии:

Проекты

  • Памятник В. И. Ленину на площади у Финляндского вокзала в Ленинграде (1924 г.; конкурс ЛОАХ и ЛОА; 1-я премия)
  • Памятник-мавзолей В. И. Ленину в Одессе (1925 г.; конкурс; 2-я премия)
  • Жилой дом в Ростове на Дону (1925 г.; конкурс; 1-я премия)
  • Боткинская заразная больница в Ленинграде: сортировочное отделение, изолятор, лаборатория, аудитория, рентген, типовые павильоны (1926 г.; конкурс; 4-я премия; соавтор Коварский Я. М.)
  • Хлебозавод в Ленинграде (1926 г.; конкурс; 3-я премия; соавторы Коварский Я. М., Любарский Г. П.; второй вариант — проект рекомендован)
  • Фасад катушечной фабрики им. Володарского в Ленинграде (1926 г.; конкурс; 1-я премия)
  • Застройка участка у Путиловского завода для рабочих по ул. Стачек в Ленинграде (до 1927 г.; конкурс; 1-я премия)
  • Театр и клуб для рабочих и служащих Екатеринославской ж. д. в Екатеринославе (до 1927 г.; конкурс; 3-я премия)
  • Профилакторий Володарского района в Ленинграде (конкурс; соавтор Коварский Я. М.)
  • Дом правительства Украинской ССР в Харькове (1927 г.; конкурс; 4-я премия; соавтор Коварский Я. М.)
  • Дворец выставок
  • Маяк-памятник Христофору Колумбу в Сан-Доминго (1929 г.; конкурс международный)
  • Дом Советов в Ленинграде (1936 г.; конкурс закрытый)
  • Маяк-памятник В. И. Ленину в Ленинградском торговом порту

Выставки

Галерея

<center>

Память

  • Скульптурный портрет. Бюст работы белорусского скульптора Заира Азгура, Минск. Материал ? Размеры ? Год исполнения ? Местонахождение ?
  • Татьяна Бембель, Вера Савина. "Застывшая музыка Лангбарда". Документальный фильм. - Студия документальных фильмов. Белорусское телевидение. - Минск, 2010.

Смотри также

Источники

  • Ежегодник Общества архитекторов-художников. Выпуск 12. Ленинград. 1927 г. Стр. 60-68, 189, 192, 194, 195.
  • Ежегодник Общества архитекторов-художников. Выпуск 13. Ленинград. 1930 г. Стр. 40-45.
  • Ежегодник Ленинградского отделения Союза советских архитекторов Выпуск 1-2 (XV—XVI). Ленинград. 1940 г. Стр. 153—165.

Напишите отзыв о статье "Лангбард, Иосиф Григорьевич"

Примечания

  1. Воинов А. А. И. Г. Лангбард. — Мн., 1976
  2. Воинов А. А., Самбук С. Ф. «Дом правительства Белорусской СССР». — Мн., 1975.
  3. «Минск. Послевоенный опыт реконструкции и развития». Под ред. Короля В. А., Воинова А. П., Заславского Е. Л. — М., 1966.
  4. [ukrgold.net/kharkov/cities/23556/ Города области. Харьков.]  (рус.) // ukrgold.net
  5. [www.spbmuseum.ru/exhibits_and_exhibitions/93/1435/?sphrase_id=19622 Архитектор Иосиф Григорьевич Лангбард (1882—1951). К 125-летию со дня рождения. Выставка проектных работ в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге (2007—2008).] Государственный музей истории Санкт-Петербурга // spbmuseum.ru

Ссылки

  • [www.spbmuseum.ru/exhibits_and_exhibitions/93/1435/?sphrase_id=19622 Архитектор Иосиф Григорьевич Лангбард (1882—1951). К 125-летию со дня рождения. Выставка проектных работ в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге (2007—2008).] Государственный музей истории Санкт-Петербурга // spbmuseum.ru
  • [archives.gov.by/index.php?id=202804 Творчество архитектора И. Г. Лангбарда.]  (рус.) // archives.gov.by
  • [mb.s5x.org/homoliber.org/ru/xx/xx030203.html Архитектор Иосиф Лангбард.]  (рус.) // mb.s5x.org
  • [vminsk.by/news/26/52043/ Трудовая книжка Иосифа Лангбарда, или История о том, как в Минск вернулся архив легендарного зодчего.]  (рус.) // vminsk.by
  • [www.ctv.by/proj/~news=39812 Дом офицеров в Минске. История и настоящее.]  (рус.) // ctv.by

Отрывок, характеризующий Лангбард, Иосиф Григорьевич

– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.