Плошко, Иосиф Касперович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иосиф Плошко»)
Перейти к: навигация, поиск
Юзеф Плошко
польск. Józef Płoszko
Архитектор
Дата рождения:

1867(1867)

Место рождения:

Дата смерти:

1931(1931)

Иосиф Плошко, Юзеф Плошко (польск. Józef Płoszko, азерб. Yuzef Ploşko; 1867—1931) — польский архитектор конца XIX и начала XX веков, автор многочисленных архитектурных проектов в Баку.





Биография

Иосиф Плошко родился в 1867 году. Учился в Российской Императорской Академии Художеств, но вскоре её оставил и поступил в Петербургский Институт гражданских инженеров. После его окончания в 1895 году Плошко был отправлен в Киев. Проработав там два года, он по приглашению другого польского архитектора Юзефа Гославского переехал в Баку и занял место участкового архитектора в строительном отделении Бакинской городской управы. Позже был главным городским архитектором Баку.

Бакинский период жизни

Плошко был приближенным архитектором миллионера Мусы Нагиева, но среди его заказчиков были также Муртуза Мухтаров, Нури Амирасланов, семья польских богачей Рыльских и другие. В 1907 году Ага Муса Нагиев приобрёл участок в центре города на улице Николаевской (ныне улица Истиглалийет) и заказал архитектору Плошко общественно-благотворительное здание — в память о рано умершем сыне. Это и была первая самостоятельная работа Плошко в Баку — монументального характера «Исмаиллийе», созданная по образцу Дворца Дожей в Венеции. Она сразу выдвинула его в первые ряды в архитектурной среде города. Сегодня в здании «Исмаиллийе» находится президиум Национальной Академии Наук Азербайджана.

После этого Плошко руководит строительством двух частных домов для Мусы Нагиева в центре Баку — жилые дома на ул. Телефонной (ныне улица 28 Мая) и на ул. Торговой (ныне улица Низами). Второй свой значительный заказ архитектор получил от другого известного миллионера — Муртузы Мухтарова — на постройку мечети во Владикавказе. Плошко основательно ознакомился с архитектурой ислама на памятниках культового зодчества в Баку. Храм, завершённый в 1908 году и названный «Мухтаровской мечетью», был построен на берегу Терека и является красивейшей постройкой Владикавказа.

За этой мечетью последовали другие культовые работы. Плошко восстанавливает Джума-мечеть в городе Шемахе и проектирует католический «польский костёл» в Баку. Строительство мечети довести до конца не удалось из-за отсутствия больших материальных средств, но общий объём сооружения без фланкирующих минаретов и центрального купола (металлический каркас куполов был заказан в Варшаве) — был закончен. В 1918 году во время гражданской войны мечеть значительно пострадала.

В 1909 году Плошко разрабатывает проект католического костёла Пресвятой Девы Марии в Баку, строительство которого было завершено в 1912 году. Костёл был построен на средства, пожертвованные семьёй польских промышленников Рыльских и Витольдом Згленицким, основоположником добычи нефти на Каспии. Костёл построен в готическом стиле, с использованием элементов польской готики, которая, в отличие от французской или английской, не имела особой пышности и богатства декоративных форм. Здание находилось в престижном районе Баку — на пересечении улиц Меркурьевской и Каспийской (ныне пр. Азербайджана и Бейбутова). Костёл был снесён в 30-е годы XX века.

В 1910 году по проекту Плошко в Баку в стиле итальянского ренессанса был построен доходный дом, принадлежавший промышленнику Муртуза Мухтарову. Следующей работой Плошко было возведение по заказу Мухтарова «Дворца Мухтарова» в центре Баку. Здание дворца на улице Персидской (ныне ул. Мухтарова) предстаёт перед зрителем в виде центральной угловой башенной части, с фасадами, детали которых филигранно выполнены в духе французской готики и с пышно украшенным порталом. Башенная часть завершается большой фигурой польского рыцаря. В настоящее время в здании дворца, считающемся одной из лучших построек того времени, располагается Дворец бракосочетаний.

Особняк Кербалаи Исрафила Гаджиева на ул. Шемахинской (ныне улица Джаббарлы) построен Плошко в 19101912 годах. Общая композиция очень динамична и обладает чертами, присущими яркому модерну. После постройки многочисленных жилых зданий в готике и модерне Плошко обратился к местной архитектурной тематике. По заказу братьев Рыльских было построено четырёхэтажное здание в Баку в местных национальных традициях — дом на ул. Полицейской (ныне Мамедалиева). Классически симметричная вертикальная композиция фасада с мягкими архитектурными формами, изящными линиями наличников, сталактитового карниза с мерлонами открывает новую страницу использования национального наследия. В 1919 году в этом здании помещалось первое польское дипломатическое представительство в Азербайджанской Демократической Республике во главе со Стефаном Рыльским. На этой улице в 1900 году Плошко построил также дом со скульптурами атлантов.

Последней работой Юзефа Плошко до Первой мировой войны было семиэтажное здание отеля «Новая Европа», выполненное по заказу Ага Муссы Нагиева на ул. Горчаковской (ныне улица Тагиева). Отель был оборудован на самом современном уровне того времени — четыре лифта, санитарно-технические приборы, паровое отопление, скрытая электропроводка. В качестве несущих конструкций был широко использован железобетон. Как и во всех предыдущих проектах Плошко, фасад здания был облицован местным известняковым камнем аглай. Здание отеля построено в стиле конструктивизма.

Последние годы жизни

После Октябрьской Революции Плошко остался в Баку, работал инженером и вместе с другим известным архитектором своего времени, Зивер-беком Ахмедбековым, участвовал в обсуждении проекта городов-агломератов Баку на Апшеронском полуострове. В 1925 году, после почти тридцати лет, прожитых в Азербайджане, он уехал в Варшаву, а затем во Францию.[1]

Напишите отзыв о статье "Плошко, Иосиф Касперович"

Примечания

  1. При написании статьи использован материал сайта [www.polonia-baku.org/ru/ploszko.phtml Община «Полония-Азербайджан»]

Ссылки

  • [azeri.ru/az/religiya/397/ Azeri.ru. Католицизм в Азербайджане.]

См. также

Отрывок, характеризующий Плошко, Иосиф Касперович

– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.