Иофан, Борис Михайлович

Борис Михайлович Иофан
Борис Михайлович Иофан
Основные сведения
Дата рождения	16 (28) апреля 1891(1891-04-28)
Место рождения	Одесса, Херсонская губерния, Российская империя
Дата смерти	11 марта 1976(1976-03-11) (84 года)
Работы и достижения
Работал в городах	Москва, Барвиха
Важнейшие постройки	Дом на набережной
Награды
Премии
Звания

Борис Михайлович Иофа́н (1891—1976) — один из ведущих представителей сталинской архитектуры, автор неосуществлённого проекта дворца Советов. Народный архитектор СССР (1970). Лауреат Сталинской премии второй степени (1941).

Биография

Б. М. Иофан родился 16 (28) апреля 1891 года в Одессе в еврейской семье. Окончил в 1911 году Одесское художественное училище, работал в Петербурге помощником архитектора А. И. Таманяна и своего брата Д. Иофана. Затем учился в Риме в институте изящных искусств, закончив его в 1916 году. Вернулся в Россию в 1924 году уже опытным мастером, с прекрасной архитектурной и технической подготовкой. К этому времени у него уже было несколько реализованных проектов в Италии. Член ВКП(б) с 1926 года.

Первой большой работой Иофана был правительственный санаторий в Барвихе (1929). В период с 1927 по 1931 годы Иофан проектирует и руководит строительством жилого комплекса на улице Серафимовича (дом ВЦИК и СНК СССР) в Москве — так называемого «Дома на набережной».

Один из самых известных проектов Иофана (в соавторстве с В. А. Щуко, В. Г. Гельфрейхом) — неосуществлённый дворец Советов в Москве, гигантское здание высотой 420 метров, венчать которое должна была статуя В. И. Ленина высотой 70 метров. Под строительство дворца было отведено место, на котором прежде стоял Храм Христа Спасителя. Строительство дворца было прервано с началом Великой Отечественной войны и более не возобновлено.

Иофану принадлежат проекты павильонов СССР на Всемирных выставках в Париже (1937) и Нью-Йорке (1939). Павильон на Всемирной выставке 1937 г. служил постаментом для скульптуры «Рабочий и колхозница» Веры Мухиной.

Иофан — автор проекта станции метро «Бауманская» (1944) в Москве.

В послевоенные годы Иофан создал в Москве комплексы Нефтяного и Горного институтов (1947—50), проект Центрального института физической культуры в Измайлово, руководил застройкой крупных жилых массивов в Измайлово и Марьиной Роще. Одним из последних реализованных проектов Иофана стал комплекс шестнадцатиэтажных жилых домом на Щербаковской улице в Москве (соавторами Иофана были архитекторы Д. Алексеев, Н. Челышев, А. Смехов, инженеры С. Кошёлкин, Л. Шойхет, Л. Шустров, М. Рейтман). Дома обращены торцами к Щербаковской улице и объединены проходящими на уровне первого этажа помещениями магазинов. Строительство было начато в рамках программы Н. С. Хрущёва по переселению советских граждан в отдельные квартиры. Были спроектированы квартиры для одиночек (однокомнатные площадью 11 м²), семей из двух-трёх человек (однокомнатные с жилой площадью 23,5 м² и двухкмнатные с жилой площадью 45,2 м²), больших семей (трёхкомнатные с жилой площадью 32,3—36,1 м² и 45 м²). Так как дома были запроектированы стоящими в 47 м друг от друга, что нарушало требования по инсоляции того времени, в ходе проектирования была проведена проверка макета на искусственном солнце в Институте строительной физики; проверка показала, что выбранное проектировщиками расстояние допустимо. Другой особенностью проекта были большие для новых жилых домов 1960-х годов кухни (например, в трёхкомнатных квартитрах площадь кухни составила 14,1 м²) — это обусловлено тем, что кухни рассматривались как «кухни-столовые», при наличии которых, как предполагали авторы, «спальные комнаты будут использованы только по своему прямому назначению». Строительство домов растянулось на 13 лет, однако их удалось заселить ещё при жизни Иофана, в 1975 году.

Б. М. Иофан умер 11 марта 1976 года. Похоронен в колумбарии Новодевичьего кладбища в Москве.
Жена — Ольга Фабрициевна Мещерская (Иофан) (1883—1961)

Проекты

• 1925 — здание на Русаковской улице, 7
• 1927 — Московская сельскохозяйственная академия им. К. А. Тимирязева, Административный корпус, Колхозный корпус
• 1928—1931 — работа над 1-м Домом Советов ЦИК и СНК СССР (Дом Правительства, «Дом на набережной»)
• 1931 — проектирование здания Дворца Советов
• 1935 — корпуса Санатория Лечебно-санитарного управления Кремля «Барвиха» (ныне ФГУП УДП РФ клинический санаторий «Барвиха»)
• 1937 — павильон международной выставки в Париже и идея скульптуры В. Мухиной «Рабочий и колхозница» — павильон-цоколь по проекту Иофана в настоящий момент восстановлен на ВВЦ
• 1939 — советский павильон выставки в Нью-Йорке
• 1938—1944 — станция метро «Бауманская»
• 1944—1947 — лаборатория академика П. Л. Капицы.
• Реконструкция и восстановление Театра им. Евгения Вахтангова
• 1947—1948 — проекты сталинских высоток, здания Университета
• 1957 — Центральная клиническая больница с поликлиникой Управления делами Президента РФ
• 1962—1975 — комплекс жилых домов в Москве на Щербаковской улице (дома № 7, 9, 11; соавторы Д. Алексеев, Н. Челышев, А. Смехов)
• 1972 — Институт физкультуры (последний осуществлённый проект)

В филателии

• Здания, запроектированные Б. М. Иофаном, на почтовых марках СССР
• Stamp of USSR 1963-2877.jpg

  Московский театр эстрады.
  "Дом на набережной"
  1963 год (ЦФА № 2877)

• 1938 CPA 580.jpg

  Монумент "Рабочий и колхозница" (1937).
  Скульптор В. И. Мухина по эскизу Б. М. Иофана.
  1938 год (ЦФА № 580)

• 1938 CPA 581.jpg

  Павильон СССР на международной выставке в Париже (1937).
  1938 год (ЦФА № 581)

• 1939 CPA 664.jpg

  Павильон СССР на международной выставке в Нью-Йорке (1939 год). Соавтор арх. К. С. Алабян
  1939 год (ЦФА № 664)

• 1939 CPA 665.jpg

  Скульптура "Рабочий со звездой"
  на здании советского павильона в Нью-Йорке.
  Скульптор В. А. Андреев
  1939 год (ЦФА № 665)

• The Soviet Union 1937 CPA 549 stamp (Palace of the Soviets).jpg

  Дворец Советов (неосуществленный проект).
  Соавторы архитекторы В. А. Щуко и В. Г. Гельфрейх).
  1937 год (ЦФА № 550)

• Stamp of USSR 1576g.jpg

  Проект Главного здания МГУ.
  1950 год (ЦФА № 1576)

Награды и премии

• Сталинская премия второй степени (1941) — за архитектурный проект павильона СССР на Всемирной выставке в Париже (1937);
• народный архитектор СССР (1970)
• орден Ленина
• четыре других ордена и медали

Литература

• Эйгель И. Ю. Борис Иофан. Серия «Народные архитекторы СССР». М.: Стройиздат, 1978.
• Хмельницкий Д. С. Архитектура Сталина: Психология и стиль. М.: Прогресс-Традиция, 2007.
• Энциклопедия Москва. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1997
• Мельников Е., Борис Михайлович Иофан, «Архитектура СССР», 1971,№ 5,с.39.
• Бусева-Давыдова И., Нащокина М., Астафьева-Длугач М., Архитектурные прогулки по Москве, М., 1997;
• Архитектура СССР, 1936. № 2

Ссылки

• [canvas.com.ua/?page=oldp&painter=436&letter=8 Биография Б. Иофана]
• [www.detiiofana.ru Сайт архитектурной группы «Дети Иофана»]
• [kommersant.ru/doc/1843686 Творец советов, Газета «Коммерсантъ», № 241 (4782), 23.12.2011]
• [m-necropol.narod.ru/iofan.html Иофан Борис Михайлович (1891—1976) — Как найти могилу]

См. также

• Главное здание МГУ в филателии
• Рабочий и колхозница

Отрывок, характеризующий Иофан, Борис Михайлович

– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.