Иофор
Иофор (ивр. יִתְרוֹ, Йитро (Yitro, Yiṯrô), араб. شعيب Shu-ayb) — священник и князь мадиамского племени Кенеи на Синайском полуострове, тесть Моисея, женившегося на его дочери Сепфоре (Ципоре).
Содержание
В Библии
В Пятикнижии Иофор однажды называется Рагуил[1], в следующей главе и далее упоминается только как Иофор.
В 18 главе Исхода описывается, как Иофор пришел к Моисею к горе Синай, где тот судил народ (евреев), и посоветовал ему поставить людей «способных, боящихся Бога» тысяченачальниками, стоначальниками, пятидесятиначальниками и десятиначальниками над народом, чтобы они судили народ в мирное время по малым делам, а о важных делах доносили Моисею. Таким образом, Иофор помогает Моисею решить вопрос судопроизводства.[2]
Иофор считается родоначальником друзов и является наиболее почитаемым пророком в их религии.
В Коране
Считается, что в Коране Иофору соответствует пророк Shu`ayb (Шуайб). В Коране не указано место кончины пророка, и по поводу захоронения существуют по крайней мере три версии. Согласно книге «История пророков» Османа Нури Топбаш пророк Шуайб похоронен в Мекке около Каабы, в Иордании в долине Вади Шуайб находится вторая могила и в Израиле в Наби Шуайб находится третья гробница.
Шуайб — пророк (нави) посланный к народам Мадьяна и Айки. Он проповедовал религию пророка Авраама, потомком которого являлся. Шуайб был также потомком Авраама, либо Салиха.
Согласно сообщению историков Табари и Ибн Асира, Шуайб родился и вырос в среде племени Мадианитян, которое проживало на территории Аравии. Его народ сбился с истинного пути и впал в идолопоклонство. Среди них процветал обман в торговле и прочие виды аморальности. В связи с этим бог избрал Шуайба в качестве своего посланника и тот начал проповеди среди народа. Он призывал к вере в Аллаха и отказу от порочного образа жизни. Шуайб говорил мадианитянам: «О мой народ! Поклоняйтесь Аллаху. Нет у вас иного бога, кроме Него. К вам пришло ясное знамение от вашего Господа. Не обмеривайте и не обвешивайте людей [при сделках], не обманывайте их в вопросах имущества и не распространяйте нечестия на земле, после того как установлена на ней праведность. Так лучше для вас, если вы — верующие. Не преграждайте дорог [истины], угрожая и отвращая от пути Аллаха тех, кто уверовал в Него, и не стремитесь искривить этот путь. Вспомните [то время], когда вас было мало. А Он ведь увеличил вашу численность. Подумайте же о том, каков был исход нечестивцев!» (Коран, 7: 85-87).
Однако предводители мадианитян ответили ему:
«Мы изгоним тебя, о Шуайб, и тех, кто уверовал вместе с тобой, из нашего города, если ты не вернешься к [вере] нашей общины» (Коран, 7: 88). Тем не менее, несмотря на все эти угрозы и трудности, Шуайб продолжал призывать к вере свой народ. Весть о нём распространилась до Шама (Сирии). Многие люди из различных регионов приходили к нему и принимали веру в Аллаха. Однако народ Шуайба отверг его и, более того, начал распространять клевету в его адрес тем людям, которые приезжали к нему принимать веру. Тогда пророк Шуайб пригрозил им суровым наказанием от Аллаха:
«Вы скоро узнаете, кого постигнет унизительное наказание и кто [из нас] лжец. Ждите же, и я буду ждать вместе с вами» (Коран, 11: 93)
Однако мадианитяне его не послушали. Тогда Аллах уничтожил этот распутный народ землетрясением: «Однако они не признали его, их постигло землетрясение, и они полегли в своих домах бездыханными трупами» (Коран, 29: 37).
Шуайб же с уверовавшими праведниками из его народа спаслись. Аллах приказал им пойти к народу Айки, которые жили неподалеку. Этот народ занимался разбоем на дорогах, практиковал обман в торговле и поклонялся идолам:
«Воистину, жители ал-Айки также были нечестивцами» (Коран, 15:78).
Пророк Шуайб призвал их к вере в Аллаха, однако айкиты отказались признавать миссию пророка Шуайба и потребовали у него доказательств его пророчества в виде чудес. После того, как Шуайб по воле Аллаха показал им эти чудеса некоторые из айкитов уверовали, но многие по-прежнему остались неверными. Тогда Аллах послал на них засуху и неурожай, но и это не возымело действия. Наконец Аллах послал на них облака, которые извергали огонь и полностью уничтожил этот народ.
В Коране история с народом Айки описана следующим образом:
«Обитатели ал-Айки отвергли посланников, когда Шу’айб сказал им; „Неужели вы не страшитесь [Аллаха]? Воистину, я — посланник к вам, достойный доверия. Бойтесь же Аллаха и повинуйтесь мне. Я не прошу у вас вознаграждения за следование новой религии. Вознаградит меня лишь Господь [обитателей] миров. Наполняйте меру полностью и не будьте в числе тех, кто недомеривает. Взвешивайте на точных весах, не убавляйте людям то, что им причитается, и не творите на земле беззакония и неправого дела. Бойтесь Того, кто сотворил вас и прежние народы“. Они ответили: „Ты — всего лишь околдованный“. Ты, как и мы, — не кто иной, как человек, и мы считаем тебя лжецом. Низринь же на нас осколок неба, если ты из тех, кто говорит правду». [Шу’айб] ответил: «Мой Господь лучше знает о том, что вы творите». Но они отвергли его, и их поразило наказание в день сени. Воистину, это было наказание великого [Судного] дня" (Коран, 26: 176—189).
После уничтожения Айки, Шуайб, вместе с уверовавшими в Аллаха мадианитянами и айкитами, вернулся в Мадиам. Там он женился на одной из уверовавших девушек, которая родила ему двух дочерей. Там он прожил до своей старости, когда началась пророческая миссия Моисея. Моисей убежал из Египта и пришёл к Шуайбу в Мадиам, где он женился на одной из его дочерей, а затем вернулся в Египет. Шуайб навестил Моисея в Египте, а затем приехал в Мекку и поселился там. Спустя некоторое время он умер и был похоронен возле колодца Замзам и Макам аль-Ибрахима. Согласно другим преданиям, он умер в Египте.
Известный учёный-востоковед М. Б. Пиотровский в своей книге «Коранические сказания» говорит о том, что нет оснований считать библейского пророка Иофора кораническим пророком Шуайбом. Ошибочное отождествление он связывает с тем, что в Ветхом завете Моисей бежит из Египта в Мадиам, и Коран тоже упоминает о пребывании Мусы-Моисея в Мадиам. По словам автора Мадиам — территория на северо-западе Аравии, на побережье к югу от Синайского полуострова, Мадианитяне — «хорошо известный северо-аравийский народ» и их поселения часто упоминаются в Ветхом завете, а также в Коране в том числе в качестве «обитателей рощи» в Хиджазе (в древности рощи небольших полупустынных деревьев были характерны для пейзажа Северного Хиджаза, территории нынешней провинции Табук) и у античных географов.[3].
Источники
- [islam-slovar.ru/books/sh.html#Shuaib20 Исламский энциклопедический словарь]
- [www.imanvideo.com/2010/05/19/istorii-o-prorokax-shuejb/ История пророка Шуайба (Видео)]
Напишите отзыв о статье "Иофор"
Примечания
Отрывок, характеризующий Иофор
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
