Иоффе, Юрий Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Иоффе
Имя при рождении:

Юрий Владимирович Иоффе

Дата рождения:

8 марта 1948(1948-03-08) (76 лет)

Место рождения:

Сватово Ворошиловградской области, Украинская ССР, СССР

Профессия:

театральный режиссёр, театральный педагог

Гражданство:

СССР СССР Россия Россия

Годы активности:

с 1976

Театр:

Малый театр,
Московский академический театр им. Вл. Маяковского

Награды:

Юрий Владимирович Иоффе (род. 8 марта 1948, город Сватово Ворошиловградской области[1]) — советский и российский театральный режиссёр и педагог. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (1999), профессор Российского университета театрального искусства (ГИТИС) (2001).





Биография

Родился в семье режиссёра; учился в средней школе № 7 города Сватово. Окончил Харьковский институт искусств, работал в различных театрах Украинской ССР.

В 1976 году приехал в Москву и поступил на режиссёрский факультет ГИТИСа (курс народного артиста СССР Бориса Равенских). Среди его однокурсников — Валерий Белякович, в дальнейшем худрук Театра имени Станиславского и Театра на Юго-Западе, и Владимир Гусинский, будущий медиамагнат.

С 1977 — режиссёр Малого театра, ассистент Бориса Равенских на спектакле «Возвращение на круги своя» по пьесе Ион Друцэ.

Вместе со своим учителем участвовал в создании театра-студии под руководством Б. Равенских. После внезапной смерти Равенских в январе 1980 года Иоффе пытался отстоять ещё не получивший официального статуса театр, поставил со студентами ГИТИСа (которые должны были стать труппой театра теперь уже имени Равенских) свой дипломный спектакль — «Дерзость» по Н. Погодину, но безуспешно: власти отказывали ему и Олегу Табакову в создании новых театров-студий.

Окончив в 1981 году ГИТИС, Иоффе репетировал в Малом театре «Вишнёвый сад», но, получив приглашение Андрея Гончарова, ушёл в театр Маяковского[2].

Наряду с собственными постановками, также осуществлял вводы актёров в спектакли других постановщиков, в качестве дежурного режиссёра контролировал уровень спектаклей театра, ставил «капустники» и вечера театра Маяковского, режиссировал ряд телепрограмм.

Поставил несколько спектаклей в США на офф-Бродвее. В 2007 принял участие в постановке международного проекта «Прошлое ещё впереди» («The past is still ahead»), посвящённого Марине Цветаевой.

С 1990 по 2013 преподавал на режиссёрском факультете ГИТИСа. Сначала — в мастерской Андрея Гончарова, которую возглавит после смерти Андрея Александровича в 2001. В 2002 Иоффе набрал заочный курс вместе с Сергеем Арцибашевым. В 2008—2013 он вел заочную мастерскую вместе с Татьяной Ахрамковой.

Среди режиссёров — учеников Иоффе:

  • Юрий Алесин — художественный руководитель театра «Снарк»;
  • Константин Богомолов — лауреат премии «Золотая маска», трижды лауреат зрительской премии «ЖЖивой театр», лауреат премии «Чайка» и премии «Звезда театрала»;
  • Марат Гацалов — главный режиссёр Новой сцены Александринского театра, трижды лауреат премии «Золотая маска»;
  • Александр Гнездилов — художественный руководитель творческого объединения «Гнездо», лауреат зрительской премии «ЖЖивой театр» и фестиваля «Московская обочина»;
  • Олег Кузьмищев — заслуженный артист России, актер и режиссёр Смоленского театра имени А. С. Грибоедова
  • Амаду Мамадаков — заслуженный артист Республики Алтай, заслуженный артист Республики Тыва, лауреат премии Г. И. Чорос-Гуркина за вклад в развитие культуры Алтая;
  • Виктор Прокопов — в разные годы главный режиссёр Русского театра Удмуртии и Смоленского театра имени А. С. Грибоедова;
  • Илья Славутский — заслуженный артист Республики Татарстан.

Иоффе — автор нескольких статей и очерков мемуарного характера, посвящённых Б. И. Равенских, А. А. Гончарову и другим деятелям театра.

Постановки

Постановки в Академическом театре имени Маяковского:

Работы в качестве второго режиссёра с Андреем Александровичем Гончаровым (Гончаров — режиссёр-постановщик, Иоффе — режиссёр):

Телеверсии спектаклей Гончарова (Иоффе — режиссёр):

Постановки в других российских театрах:

Постановки в США на офф-Бродвее:

  • «Shoot Them in the Cornfields» (Producers Club Theaters, 2006),
  • «Absolute Clarity» (Players Theater, 2007),
  • «The Mire» (Cherry Lane Studio Theatre, 2010).

Работы на ТВ:

Напишите отзыв о статье "Иоффе, Юрий Владимирович"

Примечания

  1. ныне — в Луганской области Украины
  2. [www.mayakovsky.ru/creators/directors/ioffe/ Юрий Иоффе на сайте Московского академического театра имени Вл. Маяковского]
  3. [www.kommersant.ru/doc/48399?isSearch=True рецензия Е. Кретовой на спектакль «Любовь студента» («Дни нашей жизни») в газете «Коммерсант»]
  4. [mayakovsky-t.ru/press-about-performances/spektakl-sobachiy-vals-/utrachennyie-illy.html рецензия А. Никольской на спектакль «Собачий вальс» в газете «Культура»]
  5. [www.kommersant.ru/doc/444286 рецензия Р. Должанского на спектакль «Глава вторая» в газете «Коммерсант»]
  6. [www.mayakovsky.ru/theatre/repertuar/na-boykom-meste.html Спектакль «На бойком месте» на сайте театра Маяковского]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Иоффе, Юрий Владимирович

– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.