Ио, Питер Фредерик
Поделись знанием:
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
| Питер Фредерик Ио | |
| англ. Peter Frederick Yeo | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Научная сфера: | |
| Научный руководитель: | |
| Систематик живой природы | ||
|
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Yeo».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Yeo&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=11939-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI
| ||
Пи́тер Фре́дерик И́о (англ. Peter Frederick Yeo, 1929—2010) — британский ботаник-систематик, сотрудник Ботанического сада Кембриджского университета, специалист по очанкам, астрам и гераням.
Биография
Родился в Кингстон-апон-Темсе 30 марта 1929 года. Учился в Школе Клейсмор в городке Юерн-Минстер в Дорсете, в 1948 году поступил в Квинс-колледж Кембриджского университета. Окончив его, продолжил получение образования под руководством Томаса Гэскелла Тютина.
В 1951 году Питер Ио стал членом Ботанического общества Британских островов. Также он был членом Лондонского Линнеевского общества.
С 1953 года Ио работал ботаником-систематиком и библиотекарем Ботанического сада Кембриджского университета.
Ио написал целую серию работ, посвящённую мировому разнообразию очанок. В 1970 году в соавторстве с Питером Селлом он напечатал монографию очанок Северной Америки, в 1973 и 1978 годах — обработку для Flora Europaea и монографию очанок Европы соответственно. Также в 1978 году вышла часть «Флоры Турции» с разделом, посвящённым очанкам, написанный Ио. Для Flora Europaea Ио впоследствии обработал роды Резеда, Солодка, Иглица и Ацена. Для издания European Garden Flora он написал обработки по родам Астра, Герань, Вяз, Дзельква, Каркас.
В 1974 году Лестерский университет присвоил Ио степень доктора наук.
В 1993 году Ио ушёл на пенсию и вместе с женой Элизабет переехал в Нортгемптоншир. Вскоре они переехали в Гранчестер, поскольку Питер продолжал работу в Кембридже.
Некоторые научные работы
- Yeo, P. F. The cytology of British species of Euphrasia // Watsonia. — 1954. — Vol. 3. — P. 101—108.
- Yeo, P. F. Hybridisation between diploid and tetraploid species of Euphrasia // Watsonia. — 1956. — Vol. 3. — P. 253—269.
- Yeo, P. F. Germination, seedlings and the formation of haustoria in Euphrasia // Watsonia. — 1961. — Vol. 5. — P. 11—22.
- Yeo, P. F. The growth of Euphrasia in cultivation // Watsonia. — 1964. — Vol. 6. — P. 1—24.
- Yeo, P. F. The breeding relationships of some European Euphrasiae // Watsonia. — 1966. — Vol. 6. — P. 216—245.
- Yeo, P. F. A revision of the genus Bergenia // Kew Bulletin. — 1966. — Vol. 20. — P. 114—148.
- Yeo, P. F. Notes on some species of Macleania (Ericaceae) // Baileya. — 1967. — Vol. 15. — P. 45—59.
- Yeo, P. F. The evolutionary significance of the speciation of Euphrasia in Europe // Evolution. — 1968. — Vol. 22. — P. 736—747.
- Yeo, P. F. A contribution to the taxonomy of the genus Ruscus // Notes from the Royal Botanic Garden, Edinburgh. — 1968. — Vol. 28. — P. 237—264.
- Sell, P. D., Yeo, P. F. A revision of the North American species of Euphrasia (Scrophulariaceae) // Botanical Journal of the Linnaean Society. — 1970. — Vol. 63. — P. 189—234.
- Yeo, P. F. The biology and systematics of Geranium, sections Anemonifolia Knuth and Ruberta Dum. // Botanical Journal of the Linnaean Society. — 1973. — Vol. 67. — P. 285—346.
- Proctor, M., Yeo, P. F. The pollination of flowers. — New York, 1973. — 418 p. — ISBN 0-8008-6408-5.
- Yeo, P. F. A taxonomic revision of Euphrasia in Europe // Botanical Journal of the Linnaean Society. — 1978. — Vol. 77. — P. 223—334.
- Yeo, P. F. Fruit-discharge type in Geranium (Geraniaceae) // Botanical Journal of the Linnaean Society. — 1984. — Vol. 89. — P. 1—36.
- Yeo, P. F. A revision of Geranium in South-West China // Edinburgh Journal of Botany. — 1992. — Vol. 49. — P. 123—211.
- Yeo, P. F. The morphology and affinities of Geranium sections Lucida and Unguiculata // Botanical Journal of the Linnaean Society. — 2004. — Vol. 144. — P. 409—429.
Виды, названные именем П. Ио
- Geranium yeoi Aedo & Muñoz Garm., 1997, nom. nov.
Напишите отзыв о статье "Ио, Питер Фредерик"
Литература
- Proctor, M. Peter Frederick Yeo (1929—2010) // Watsonia. — 2010. — P. 192—198.
Отрывок, характеризующий Ио, Питер Фредерик
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
