Манн, Ипполит Александрович

Ипполит Манн
Имя при рождении:	Ипполит Александрович Манн
Род деятельности:	драматург, театральный и музыкальный критик
Направление:	сатира
Жанр:	фельетон, водевиль, пьеса
Язык произведений:	русский

Ипполит Александрович Манн (1823, Владимир — 1894, Санкт-Петербург) — русский драматург, театральный и музыкальный критик.

Биография

Ипполит Александрович Манн родился во Владимире, в семье винного пристава Александра Христиановича Манна (?—1836). Воспитывался дома под руководством преподавателя Владимирской духовной семинарии Н. П. Левицкого. После переезда семьи в Москву в 1834 году учился в 1-й московской гимназии. В 1845 году Манн окончил Императорский Московский университет со званием кандидата-эмминента филологических наук и поступил на службу в Инспекторский департамент гражданского ведомства, где до 1859 года состоял начальником архива. Затем Манн перешёл на службу в Государственную канцелярию, где занял должность помощника статс-секретаря Государственного совета. Впоследствии исполнял обязанности статс-секретаря. В 1890 году оставил службу в чине действительного статского советника.

Литературную деятельность Манн начал в конце 40-х годов, когда стал размещать в газете «Санкт-Петербургские ведомости» статьи, заметки и рецензии о музыке, книгах и спектаклях. В 50-х — 60-х статьи и фельетоны Манна публиковались во многих периодических изданиях. С середины 60-х годов Манн становится известен как драматург своими сатирическими комедиями, бичующими нравы общества. С большим успехом на сцене Малого театра шли такие пьесы Манна, как «Паутина» (1865), высмеивающая бомонд провинциального города с его сплетнями и интригами, «Говоруны» (1868), показывающая административные кружки 60-х годов, «Общее благо» (1869), изображающая губернского начальника — лицемера и казнокрада. Меньшим успехом пользовались поздние пьесы Манна: «Семья Жирцовых» (1879), «Наши пятницы» (1881), «Прелестная незнакомка» (1884). Комедия «Прямой расчет» так и не была поставлена на сцене.

С 1857 года Манн состоял почётным членом Конференции Санкт-Петербургского Императорского театрального училища и, вместе с тем до 1883 года членом (а затем — помощником председателя) Театрально-литературного комитета.

Обладая необычайно разносторонними интересами, Манн не ограничивал свою деятельность служебными и литературными трудами. Он был одним из старейших членов Русского географического общества, избравшего его в 1849 году своим действительным членом. Долгое время он также был секретарём Санкт-Петербургского биржевого комитета и состоял членом правлений: Русского общества механических и горных заводов, обществ — Привислинской, Моршанско-Сызранской и Балтийской железных дорог и Санкт-Петербургского частного коммерческого банка.

Скончался Ипполит Александрович в Санкт-Петербурге после продолжительной и мучительной болезни. Похоронен на Волковском кладбище.

Семья

• Жена — Надежда Анатольевна Манн (Миклашевская)
• Сын — Манн, Александр Ипполитович (1864—1922) — филолог, переводчик и композитор
• Сын — Манн, Константин Ипполитович (1868—1906) — чиновник Министерства внутренних дел

Литература

• Смирнов А. В. Уроженцы и деятели Владимирской губернии. Вып. 1. Владимир, 1896;
• Русские писатели 1800—1917: Биогр. словарь. Т. 3. М., 1994.
• «Московские Ведомости», 1894, № 343.
• «Новое Время», 1894, № 6750.
• «Исторический Вестник», 1894, кн. 3, с. 673—674; 1895, кн. 2, с. 683.
• Ежегодник Императорских театров, сезон 1894—1895 гг., с. 406—407.

Ссылки

• Манн, Ипполит Александрович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1896. — Т. XVIIIa. — С. 549.
• [www.rulex.ru/01130185.htm Манн Ипполит Александрович в РБС]
• [library.vladimir.ru/arxvl/07/070208.htm Манн Ипполит Александрович. 184 года со дня рождения — на сайте Владимирской областной универсальной научной библиотеки]
• [www.rusdeutsch-panorama.ru/jencik_statja.php?mode=view&site_id=34&own_menu_id=2924 Манны — на сайте Немцы России]

Отрывок, характеризующий Манн, Ипполит Александрович

«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.