Ираида
| ||||||||
Ираи́да, редко Ирои́да — женское русское личное имя, православное и католическое. Покровительницей имени является святая мученица Ираида Александрийская.
Происхождение
Имя «Ираида» образовано от родительного падежа — др.-греч. ῾Ηραΐδος, ῾Ιραΐδος греческого имени др.-греч. ῾Ηραΐς, ῾Ιραΐς. В родительном падеже имя стоит, например, в Минологии Василия II — «Ἄθλησις τῆς ἁγίας μάρτυρος῾Ιραΐδος» («Страдания святой мученицы Ираиды»)
Имя «῾Ηραΐς, ῾Ιραΐς» происходит от имени «Геры». «Ἡραῖα» — празднества в честь Геры в Аргосе и на Самосе
Петровский Н. А. считает, что имя происходит от родительного падежа — др.-греч. hērōis (род. п. hērōidos) — «героиня».[1]
Именины
- Православные именины (даты даны по григорианскому календарю)[2][1]: 18 марта, 18 сентября, 6 октября.
Напишите отзыв о статье "Ираида"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Петровский Н.А. [www.gramota.ru/slovari/dic/?pe=x&word=ираида Ираида]. Словарь русских личных имён. Грамота.ру. Проверено 16 ноября 2015. [www.webcitation.org/6BYhkbHzo Архивировано из первоисточника 20 октября 2012].
- ↑ [days.pravoslavie.ru/ABC/wr.htm#raisa Святая с именем Раиса (Ираида)]. Православный календарь. Православие.ру. Проверено 17 октября 2012. [www.webcitation.org/6BYhlscgP Архивировано из первоисточника 20 октября 2012].
Это заготовка статьи об именах и ономастике. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Ираида
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!