Республиканская гвардия Ирака
| Иракская Республиканская гвардия | |
 Эмблема Республиканской гвардии Ирака | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Участие в |
Ирано-иракская война |
| Командиры | |
| Известные командиры | |
Республиканская гвардия Ирака (араб. الحرس العراقي الجمهوري; аль-Харис аль-Джамхури) — элитные войска в составе вооружённых сил Ирака, существовавшие в 1980—2003 годах.
Содержание
История
Республиканская гвардия была создана в 1980 году с целью обеспечения личной безопасности Саддама Хусейна. Поначалу в её составе находилась лишь одна бригада, в которую набирали исключительно выходцев из Тикрита — родного города Саддама. В связи с тяжёлым положением Ирака в середине ирано-иракской войны гвардия была значительно расширена, в неё по-прежнему набирали добровольцев, однако теперь уже из разных районов Ирака. Подразделения Республиканской гвардии были отправлены на фронт и с успехом принимали участие в операциях последнего иракского наступления войны весной—летом 1988 года.
После ирано-иракской войны Республиканская гвардия получила репутацию самого боеспособного элемента иракских сухопутных войск. Её подразделения имели самое лучшее вооружение, включая все имевшиеся у Ирака танки Т-72, а гвардейцы получали более высокую зарплату, чем обычные солдаты. В августе 1990 года четыре дивизии Республиканской гвардии составили костяк иракских сил, вторгшихся в Кувейт и оккупировавших его. В ходе последовавшей затем войны в Персидском заливе гвардия вновь была существенно расширена (хотя это расширение носило, по всей видимости, временный характер). Дивизии, находившиеся в Кувейте, понесли большие потери в результате воздушных ударов союзников; несмотря на это, во время наземной кампании они избежали участи многих других иракских частей, сумев организованно отступить на территорию Ирака и сохранить боеспособность. Сразу после завершения войны они сыграли важную роль в подавлении шиитского восстания на юге Ирака.
В 1992 году (по другим данным, в 1995-м) была создана Специальная Республиканская гвардия, функциями которой были обеспечение безопасности Багдада и дворцов Саддама Хусейна[1]. Она была также известна как «Золотая дивизия», хотя состояла из отдельных батальонов и формально дивизией не являлась.
В середине 1995 года Республиканская армия подверглась волне политических репрессий, вызванных попыткой мятежа в её подразделениях. Всё началось с того, что в мае несколько офицеров попытались организовать переворот. Они были схвачены и убиты, что спровоцировало мятеж батальона, которым командовали офицеры-соплеменники погибших. Батальон пытался штурмовать багдадскую тюрьму Абу-Грейб, и для подавления мятежа потребовалось вмешательство двух гвардейских бригад, оставшихся лояльными Хусейну[2]. Несмотря на верность президенту, подразделения Республиканской гвардии стратегически размещались за пределами Багдада, в целях предотвращения попыток переворота[3].
Во время вторжения американо-британских войск в Ирак весной 2003 года Республиканская гвардия участвовала в боях южнее Багдада, однако не сумела остановить продвижение союзников. Ответственность за неудачи в этой кампании гвардейские офицеры возлагали на своего командира Кусея Хусейна отдававшего крайне некомпетентные приказы. По словам полковника Раеда Файка: "Это были приказы дебила. Кусей походил на подростка, игравшего в войну на компьютере"[4]. Распоряжением Временной коалиционной администрации Республиканская гвардия была расформирована 23 мая 2003 года вместе со всеми остальными структурами вооружённых сил Ирака.
Общая информация
Республиканская гвардия не подчинялась министерству обороны Ирака и находилась в ведении специального командования, возглавлявшегося сыном Саддама Хусейна Кусеем. В 1990-е годы все гвардейские дивизии были организованы в два корпуса, дислоцировавшиеся к северу и югу от Багдада.
По существующей оценке, к началу войны 2003 года части Республиканской гвардии насчитывали примерно 50 тыс. военнослужащих и 400 танков в составе 6 дивизий. Специальная Республиканская гвардия имела 10 тыс. человек и 100 танков в составе 4 бригад[5]. Во время войны сообщалось, что ежемесячная зарплата новобранцев в гвардейских подразделениях составляла около 80 тыс. динаров (40 долларов США), кроме того, они имели ряд привилегий по сравнению с обычными солдатами[6].
Ниже перечислены известные дивизии Республиканской гвардии, существовавшие после окончания ирано-иракской войны.
- 1-я танковая дивизия «Хаммурапи»
- 2-я танковая дивизия «Медина» (аль-Медина аль-Мунавера)
- 3-я механизированная дивизия «Тавакална» (Тавакална аль-Аллах; к началу войны 2003 года расформирована)
- 4-я механизированная дивизия «Аль-Фао» (к началу войны 2003 года расформирована)
- 5-я механизированная дивизия «Багдад»
- 6-я механизированная дивизия «Навуходоносор»
- 7-я моторизованная дивизия «Аднан»
- танковая дивизия «Аль-Нида»
- механизированная дивизия «Аль-Абед»
- дивизия специального назначения «Ас-Сайка»
Напишите отзыв о статье "Республиканская гвардия Ирака"
Примечания
- ↑ [www.globalsecurity.org/intell/world/iraq/srg.htm Special Republican Guard (SRG) (globalsecurity.org)]
- ↑ [www.globalsecurity.org/military/world/iraq/rg.htm Republican Guard (globalsecurity.org)]
- ↑ [cns.miis.edu/research/iraq/rguard.htm CNS - The Republican Guard [Al-Haris Al-Jamhuri]
- ↑ [www.spectr.org/2003/062/tsukkino_rubin.htm Америка выиграла войну в Ираке благодаря идиотизму Саддама]
- ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/middle_east/2511765.stm Fact file: Iraq’s Republican Guard (BBC News)]
- ↑ [www.globalsecurity.org/org/news/2003/030326-lastchance01.htm Saddam counts on Republican Guard as last chance for defending Baghdad]
Ссылки
- [www.globalsecurity.org/military/world/iraq/rg.htm Republican Guard (globalsecurity.org)] (англ.)
Отрывок, характеризующий Республиканская гвардия Ирака
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
