Иракский Курдистан

Курдистан
курд. حكومه تى هه ريمى كوردستان, Ḧikumetî Herêmî Kurdistan

Флаг Герб
Девиз: «An azadî, an azadî»
Гимн: «Эй, Ракиб!»
Официальная территория Иракского Курдистана      Контролируемая территория Иракского Курдистана      Территория, на которую претендует Иракский Курдистан      Остальная территория Ирака
Основана	1991
Провозглашение независимости	15 марта 2006
Официальный язык	курдский (курманджи и сорани), арабский, туркоманский, ассирийский, армянский
Столица	Эрбиль (курд. Hewlêr)
Крупнейшие города	Эрбиль, Киркук, Сулеймания
Форма правления	Парламентская республика
Президент Премьер-министр	Масуд Барзани Нечирван Барзани
Госрелигия	Светское государство
Территория • Всего	40643 км²
Население • Оценка (2013) • Плотность	5.332.600 чел. 90 чел./км²
ВВП   • Итого (2011)   • На душу населения	$ 23,6 млрд▲ долл. {{{ВВП на душу населения}}} долл.
Валюта	Иракский динар
Интернет-домен	.krd
Телефонный код	+964
Часовой пояс	+3

Ира́кский Курдиста́н (курд. ههرێمی کوردستان Herêmî Kurdistan) — курдское государственное образование в составе Ирака. По новой конституции Ирака имеет статус широкой автономии.

Создание автономии Иракского Курдистана началось с соглашения между курдской оппозицией и правительством Ирака в марте 1970, после многих лет боевых действий. Соглашение однако не было реализовано, и в 1974 году Северный Ирак погрузился в новый кровавый конфликт между курдами и арабами правительства Ирака. Кроме того, ирано-иракская война в 1980-х и Анфаль сократили население и опустошили природу Иракского Курдистана. После восстания (1991) против Саддама Хусейна курдов на севере Ирака и шиитов на юге, Пешмерге удалось выбить основные силы иракской армии с севера страны. Курды продолжали сражаться с правительственными войсками вместе с армией США, что вынудило иракскую армию окончательно покинуть Курдистан в октябре 1991 года, в результате чего регион стал функционировать самостоятельно. Американское вторжение в Ирак в 2003 году и последующие политические изменения привели к ратификации новой конституции Ирака в 2005 году. По новой конституции область имеет статус широкой автономии (отчасти напоминающий положение члена конфедерации); де-факто полунезависим. Также новая конституция установила два официальных языка в Ираке — сорани и арабский.

Иракский Курдистан имеет свой демократический парламент — Региональную Ассамблею, в которой 111 мест. В настоящее время президентом является Масуд Барзани, который был первоначально избран в 2005 году и переизбран в 2009 году. Четыре провинции — Дохук, Хавлер, Сулеймани и Халабджа — включают около 40000 квадратных километров (15000 квадратных миль), в них проживает 5,5 млн человек.

Этимология

Название «Курдистан» буквально означает «страна курдов». В конституции Ирака он упоминается как «Курдистана». Полное название автономии — «Региональное правительство Курдистана», сокращенно — КРГ. Курды также называют эту область Basura Kurdistana или Başûrî Kurdistana («Южный Курдистан») со ссылкой на её географическое положение в пределах Большого Курдистана. Во время правления партии Баас в 1970-х и 1980-х годах этот район назывался «Курдский автономный район».

Физико-географическая характеристика

Географическое положение

Иракский Курдистан отличается горным рельефом и обилием рек и озёр. Реки Большой Заб и Малый Заб пересекают регион с востока на запад. Тигр течёт через Курдистан на юг. Самая высокая гора — Чик-Дар («Чёрный шатёр»), 3611 м. Площадь леса (например, в провинциях Эрбиль и Дахук) — 770 га; курдское правительство проводит интенсивные лесопосадки.

Горный характер Иракского Курдистана обусловливает разность температур в различных его частях, а обилие водных ресурсов способствует развитию сельского хозяйства и туризма. Самое большое озеро региона — Дукан. Кроме того, есть несколько мелких водоёмов, таких как озёра Дахук. Западная и южная части Курдистана не столь гористы, как восточная. Их рельеф представлен холмами и равнинами, которые составляют особую зону. Это самая зелёная часть Ирака.

Административно-территориальное деление

Иракский Курдистан делится на 4 провинции:

• Дохук
• Эрбиль
• Сулеймания
• Халабджа

Иракский Курдистан разделен на четыре провинции (Parêzge в курдском). Провинции Дохук , Эрбиль , Сулеймания и Халабджа, все они образуют Курдистан. Каждая из этих провинций делится на районы (в общей сложности 26 районов). Каждый район разделен на суб-округа. Провинции имеют свои столицы, в то время как районы и подрайоны имеют районные центры . Имеются точки разногласий между иракским правительством и курдским регионом по поводу курдских территорий находящихся за пределами Иракского Курдистана, особенно в соседних провинциях Киркук, Найнава и Дияла.

Спорные территории

Спорные территории на курдско-иракской границе были основной проблемой между арабами и курдами всегда. После вторжения коалиционных сил в 2003 году курды получили территорию к югу от Иракского Курдистана, чтобы восстановить свои исторические земли. Но по факту территории части Найнава, Киркук и Дияла все ещё официально не входят в состав Иракского Курдистана. При этом город Киркук в июне 2014 года был захвачен террористами Исламского государства, стремящимися создать отдельное арабское исламское (суннитское) государство на части территории Ирака и Сирии. Через несколько дней курдские военные формирования отвоевали город, таким образом Киркук фактически перешёл под контроль Иракского Курдистана.

Климат

Иракский Курдистан делится на три природные зоны:

1. равнинный юг с субтропическими климатом, мягкими дождливыми зимами и жарким сухим летом с температурой до 40 °C;
2. нагорья, где лето жаркое, но зимы холоднее, со снегом; однако температура почти не опускается ниже 0 °C;
3. высокогорья с холодными зимами, температурами ниже 0 °C и снегом, который окончательно сходит лишь в июне—июле.

История

Южный Курдистан до вхождения в состав Ирака

Согласно предположениям учёных (в частности О. Л. Вильчевского), территория Иракского Курдистана (треугольник Эрбиль—Киркук—Сулеймания в горах Загроса) стали местом формирования современного курдского этноса из ряда живших здесь иранских (мидийских) племён. Под Сулейманией найден первый известный текст на курдском языке — так называемый «сулейманийский пергамент» VII века, с небольшим стихотворением, оплакивающим нашествие арабов и разрушение ими святынь зороастризма. После Чалдыранской битвы 1514 года нынешний Иракский Курдистан вошёл в состав Османской империи. В Позднем Средневековье на его территории существовало несколько полунезависимых эмиратов: Синджар (езидский эмират с центром в Лалеше), Бахдинан (столица — город Амадия), Соран (столица Равандуз) и Бабан (столица Сулеймания). Эти эмираты были ликвидированы турками в 1830-х годах.

В первой половине XIX в. в Южном и Юго-Западном Курдистане (Бахдинан, Соран, Джазира, Хакяри) происходили восстания против османского владычества, которые были жестоко подавлены (так называемое «вторичное завоевание» Курдистана турками).

Административно территория Иракского Курдистана составляла Мосульский вилайет. Впрочем, из-за слабости османской власти многим племенам, особенно жившим в труднодоступных горных районах, удавалось сохранять полу- или почти полную независимость.

В ходе Первой мировой войны в 1917 году англичане заняли Киркук, а русские войска — Сулейманию. Русский фронт после этого развалился из-за революции, но англичане в начале ноября 1918 году взяли под свой контроль весь Мосульский вилайет. Вскоре английские оккупанты начали сталкиваться с сопротивлением курдов, в дела которых они активно вмешивались. Это сопротивление, принявшее массовый характер, возглавил Махмуд Барзанджи, провозгласивший себя королём Курдистана. Первоначальной идеей англичан было создание в Мосульском вилайете федерации племенных курдских княжеств, но после создания англичанами Иракского королевства было решено присоединить вилайет к Ираку. Видимо, решающую роль сыграло здесь открытие в 1922 году нефти под Киркуком: для её эксплуатации англичане нуждались в стабильности и прочной государственной власти, которую племенные княжества обеспечить не могли.

Турция некоторое время выдвигала претензии на Мосульский вилайет, утверждая, что англичане оккупировали его незаконно, так как условия Мудросского перемирия 1918 года его не затрагивали. Вопрос был передан на рассмотрение Лиги Наций. 16 декабря 1925 года Совет Лиги Наций постановил оставить Мосульский вилайет за Ираком, приняв в качестве основы демаркационную линию (т. н. «Брюссельская линия»), установленную годом раньше.

Курдистан при иракской монархии

При передаче Мосульского вилайета Ираку был продекларирован ряд национальных прав курдов: так, предполагалось, что чиновники в Курдистане будут из местных жителей, курдский язык станет языком делопроизводства, суда и образования. Ничего этого на деле исполнено не было. Фактически 90 % чиновников были арабы, образование на курдском языке допускалось только в начальных школах, в область инвестировалось явно несоразмерное с её значением количество бюджетных средств, промышленность не развивалась. Кроме того, курды ощущали дискриминацию при приёме на работу, в ВУЗы и военные училища. Всё это вызывало недовольство, помноженное на обострившиеся национальные чувства.

До 1931 года главным очагом национального движения иракских курдов была Сулеймания — столица Махмуда Барзанджи; после подавления последнего восстания Барзанджи первостепенную роль в курдском движении начинает играть племя барзан и его вожди — шейх Ахмед Барзани и особенно Мустафа Барзани. Под их руководством барзанцы поднимают целый ряд восстаний против центральной власти (1931—1932 — шейх Ахмед; 1934—1936 — под руководством Халила Хошави; и наконец, наиболее крупное восстание Мустафы Барзани в 1943—1945 годах). Одновременно (1939) возникает националистическая организация иракских курдов «Хива» («Надежда»), в которую входил целый ряд политических деятелей самой различной ориентации (от правых либералов до крайне левых), включая, например, личного адъютанта регента Ирака майора Иззата Абдель-Азиза (повешен в 1947 году). Противоречия между правым и левым крылом «Хивы» привели к её расколу в 1944 году и выделению из неё левой партии «Рызгари курд» («Освобождение курдов»), члены которой наряду с членами партии «Шорш» («Революция») в 1946 году создали Демократическую партию Курдистана под председательством Мустафы Барзани.

Сентябрьское восстание (1961—1975)

Свержение иракской монархии в 1958 году на короткое время дало равноправие курдам и посеяло надежды на улучшение ситуации как в социально-экономической (аграрная реформа), так и в политической (автономия) сфере. Разочарование курдов, как и поворот правительства Касема в сторону арабского шовинизма, стали причиной Сентябрьского восстания 1961—1975 годов, под предводительством Барзани и ДПК. Официальный лозунг восставших был: «Демократия Ираку — автономия Курдистану!» Уже в первый год восстания Барзани берёт под контроль всю горную часть Иракского Курдистана с населением 1 млн 200 тыс. человек, которая получила название «Свободного Курдистана»; роль власти в нём первоначально играли органы ДПК, в 1964 году были созданы «Совет Революционного Командования Курдистана» (парламент) и «Исполнительный совет» (правительство). 11 марта 1970 года между Барзани и Саддамом Хусейном был подписан договор, принципиально признававший за курдами право на автономию. Предполагалось, что конкретно закон об автономии будет разработан в течение четырёх лет по обоюдному соглашению. Однако 11 марта 1974 года Багдад в одностороннем порядке провозгласил закон, не устраивавший курдов (Барзани назвал предлагавшуюся автономию «бумажной»). Предполагалось создание автономии на территории Эрбильской, Дахукской и Сулейманийской провинций со столицей в Эрбиле; на этой территории курдский язык объявлялся официальным, создавались законодательный (парламент) и исполнительный (правительство) советы. Ряд положений закона предусматривал самый плотный контроль над деятельностью автономных властей правительства. Но курдов более всего возмутило установление границ, в результате чего в состав автономии не вошла половина Иракского Курдистана, включая нефтеносный Киркук. В Киркуке, отчасти в Синджаре правительство уже несколько лет проводило энергичную арабизацию, изгоняя курдов и поселяя на их месте арабов. В этом же русле восприняли курды изгнание в Иран в начале 1972 года 40 тыс. курдов-файли (шиитов). В результате Барзани начал новое восстание, продолжавшееся год и потерпевшее поражение после заключения Алжирского договора между Ираком и Ираном (6 марта 1975 года), предусматривавшего в обмен на пограничные уступки прекращение Ираном поддержки восстания и совместное с Ираком выступление против повстанцев в случае его продолжения.

Эпоха Саддама Хусейна

Поражение Сентябрьского восстания сопровождалось массовой эмиграцией курдов в Иран. В мае 1976 года ДПК и новосозданный Патриотический союз Курдистана во главе с Джалялом Талабани возобновили вооружённую борьбу, но она далеко не достигала прежней силы. На территории трёх провинций была установлена автономия, носившая в значительной степени марионеточный характер. За их пределами, проводилась довольно жёсткая политика арабизации. Так, до 1980 года было разрушено около 600 курдских селений и депортировано в особые посёлки до 200 000 человек.

С началом ирано-иракской войны (1980 год) Иракский Курдистан становится полем боя между иракцами, с одной стороны, иранцами и поддерживаемыми ими иракскими курдами — с другой. 22 июля 1983 года иранцы вторглись на его территорию, а уже к октябрю, при активной поддержке ДПК и ПСК, контролировали 400 км² в районе Пенджвина. Новое иранское наступление в Курдистане началось в марте 1987 года; иранцы и курды дошли до Сулеймании, но были остановлены на подступах к городу. Однако в мае 1988 года иракские войска вытеснили иранцев из Курдистана. В ходе этих боёв иракцы активно применяли химическое оружие как против курдских военизированных отрядов (пешмерга), так и против населённых пунктов. Особенно известна газовая бомбардировка Халабджи 16 марта 1988 года.

На заключительном этапе войны (1987—1988 года) Саддам Хусейн предпринял «чистку» Курдистана, известную как операция «Анфаль». 182 тыс. курдов было «анфалировано» (вывезено на армейских грузовиках и уничтожено), ещё 700 тыс. депортировано из Курдистана в особые лагеря; по подсчётам Масуда Барзани к 1991 году из 5000 населённых пунктов в Курдистане было уничтожено 4500. Деревни и небольшие городки сносились бульдозерами; для того чтобы сделать среду непригодной для обитания, вырубались леса и бетонировались колодцы, Так например был полностью уничтожен в июне 1989 года 70-тысячный город Кала-Диза (район Ханекин): население было изгнано, все строения взорваны динамитом и сровнены бульдозерами, так что на месте города осталось только три старых дерева.

Сразу же после окончания войны Саддам Хусейн начал массированное наступление на пешмерга (25—30 августа 1988 года), в ходе которого полностью вытеснил их из Ирака в Иран. Всего было убито 5 тыс. человек, 100 тыс. жителей бежало в Турцию.

«Свободный Курдистан»

Курдские партии, объединившиеся в 1987 году в «Национальный фронт Иракского Курдистана», вновь активизировались с началом кувейтского кризиса 1990—1991 годов. Поражение Саддама в Войне в Заливе вылилось в общеиракское восстание. Массовое восстание в Курдистане началось 5 марта; уже 7 марта была освобождена Сулеймания, 11 марта — Эрбиль и 13 марта — Дахук. С освобождением Киркука (20 марта) пешмерга контролировали уже весь этнический Курдистан.

Однако Саддам Хусейн, к тому времени заключивший мир с коалицией, сумел перегруппировать свои силы, перебросил на север элитные дивизии Республиканской гвардии и неожиданно для курдов начал наступление. Особо дезорганизующее действие оказали слухи, что иракцы вновь применят химическое оружие. 3 апреля иракцы взяли Сулейманию, после чего Саддам Хусейн официально объявил о «подавлении мятежа». В страхе перед новым «анфалем», курды кинулись к границам с Ираном и Турцией. По оценке Генсека ООН в конце апреля в Иране находилось около 1 млн беженцев из Ирака, в Турции — 416 тыс.; от 200 тыс. до 400 тыс. чел. искали укрытия в высокогорной местности Ирака. Из районов Киркука и Эрбиля бежало до 70 % населения.

Перед лицом гуманитарной катастрофы, ООН принимает 5 апреля 1991 года резолюцию № 688, объявляющую территорию к северу от 36 параллели «зоной безопасности». США, Великобритания и Франция в рамках гуманитарной операции «Provide Comfort» ввели в Иракский Курдистан свои войска, после чего от Саддама Хусейна ультимативно потребовали оставить три курдские провинции. К октябрю иракцы полностью оставили эти провинции, при этом подвергнув Сулейманию артиллерийскому обстрелу и бомбардировкам с воздуха. В результате на территории автономии возникло фактически независимое курдское государственное образование под мандатом ООН — так называемый «Свободный Курдистан».

19 мая 1992 года в «Свободном Курдистане» были проведены выборы в «Национальную Ассамблею» (парламент). Обе основные партии намеренно установили высокий проходной барьер (7 %), который отсёк мелкие партии и практически прекратил их существование. В результате за ДПК было подано 45,3 % голосов, за ПСК — 43,8 %, и парламент был поделён между ДПК (51 мандат) и ПСК (49 мандатов, из 105; 5 мандатов было зарезервировано за представителями христиан).

На первой сессии парламента было утверждено правительство (4 июня), получившее официальное название «Региональное правительство Курдистана» (Hikumêta hêrema Kurdistanê; обыкновенно используется, в том числе официально, англ. аббревиатура KRG). Его возглавил Косрат Расул (ПСК), прославившийся в боях 1991 года; представитель ДПК доктор Рош Шавес был избран председателем парламента.

На второй сессии, 4 октября 1992 года, парламент принял декларацию об образовании федерального курдского государства со столицей в Киркуке (фактически курдам неподконтрольном) в рамках «демократического, свободного и объединённого Ирака». Решение о будущей федерализации Ирака было подтверждено в том же месяце на общеиракском съезде оппозиции, состоявшемся также в Эрбиле.

Экономическое положение «Свободного Курдистана» было крайне тяжёлым. Как часть Ирака он был подвержен общим санкциям, введённым ООН против этой страны; со своей стороны и Саддам Хусейн объявил ему блокаду, огородив границу линией укреплений и минных полей длинной 550 км. В результате безработица составляла 90 % в 1992 и 70 % в 1998 году, а цены на нефтепродукты на чёрном рынке в 70 раз превышали багдадские. Положение усугублялась огромным количеством беженцев и полным разрушением страны в годы «анфаля». «На месте [городка] Хаджи Омрана — несколько палаток; вместо Барзана — две-три палатки над рекой» — вспоминает очевидец ситуации осени 1991 года.

В то же время, в подконтрольных Багдаду областях продолжался процесс арабизации. Всего с 1991 по 1998 годы из Киркука было изгнано 200 тыс. курдов и 5 тыс. туркоманов; на их место было поселено 300 тыс. арабов. Такими действиями Саддам Хусейн достигал сразу двух целей: собственно арабизации и подрыва «Свободного Курдистана» с помощью масс беженцев.

Процесс формирования курдской государственности застопорила гражданская война между ДПК и ПСК, начавшаяся летом 1994 года. ПСК предъявлял претензии экономического характера, обвиняя ДПК в дискриминации контролируемого им Сулейманийского региона (в частности утверждалось, что ДПК обращает в свою пользу сборы с таможенного пункта в Захо на турецкой границе — в то время главный источник финансовых поступлений в бюджет образования). По мнению же противников ПСК, эти претензии стали выдвигаться лишь «задним числом», реальной же подоплёкой войны была надежда Талабани неожиданным переворотом овладеть властью во всём Курдистане. Опираясь на поддержку Ирана, Талабани сумел добиться крупных успехов, вытеснив Барзани с большей части территории «Свободного Курдистана». В такой ситуации, Барзани обратился за помощью к Саддаму Хусейну. 9 сентября 1996 года иракские войска взяли Эрбиль. В тот же день, пешмерга ДПК без особого кровопролития овладели «столицей» ПСК — Сулейманией. Пешмерга Талабани бежали в Иран. В начале октября 1996 года под давлением США обе партии заключили перемирие, а иракские войска были выведены из Курдистана. В 1997 году бои возобновились и прекратились только в мае следующего года, когда при активном посредничестве Госдепартамента США между двумя лидерами начались мирные переговоры. Окончательно мир был заключён 17 сентября 1998 года в Вашингтоне. Всего в войну с обеих сторон погибло 3 тыс. человек.

Миру между Барзани и Талабани сильно способствовало вступление в действие программы ООН «Нефть в обмен на продовольствие», потребовавшее от курдских лидеров кооперации для получения средств программы; именно реализация этой программы была главной темой переговоров в Вашингтоне. Хотя Вашингтонские соглашения предусматривали новое объединение «Свободного Курдистана», фактически области Эрбиль—Дахук (зона ДПК) и Сулеймания (зона ПСК) оставались отдельными государственными образованиями с собственными парламентами и «региональными правительствами». Тем не менее, дальнейшее развитие событий требовало от курдских лидеров тесной кооперации в своих же собственных интересах. В 2002 году возобновил работу единый парламент.

Согласно программе «Нефть в обмен на продовольствие», на помощь Курдистану выделялось 13 % нефтяных доходов Ирака, так что к 2003 году. курды получили по программе 8,35 млрд долл. (ещё более 4 млрд, выделенные на нужды Курдистана, не были потрачены из-за саботажа багдадских чиновников и «зависли» на счетах ООН). Результатом был относительный подъём экономики Курдистана, резко контрастировавший с нищетой, в которой находилась основная часть Ирака. Так, если в 1996 году в зоне ДПК было 26 птицеферм, то в 2006 году — 396. К 2004 году уровень жизни в Курдистане (в отличие от остального Ирака) был выше, чем до 1991 года, а доход на душу населения превышал общеиракский на 25 %.

Новой проблемой «Свободного Курдистана» стали исламисты, а именно организация «Ансар аль-Ислам», поддерживаемая Тегераном, связанная с Багдадом и Аль-Каидой и превратившая в свой ополот город Халабджу. В феврале 2001 года исламисты совершили первый крупный теракт, убив видного руководителя ДПК Франсо Харири (губернатор Эрбиля, христианин). Осенью 2001 года Талабани послал против них 12 тыс. пешмарга (Барзани также предлагал свою помощь), но вмешательство Ирана не допустило окончательного разгрома группировки. Она была уничтожена только в конце марта 2003 года при помощи американцев. Однако исламистское подполье существует до сих пор, время от времени устраивая теракты. Так, во время крупного взрыва у штаб-квартиры ДПК в сентябре 2003 года погиб вице-премьер Сами Абдель-Рахман — второй по значимости человек в ДПК.

Настоящее время

Подробное рассмотрение темы: Disputed territories of Northern Iraq

В 2003 году иракские курды проявили себя активными союзниками США. Сами американцы первоначально не отводили им большой роли в своих планах, надеясь начать мощное наступление со стороны Турции собственными силами. Последовавший в последний момент (март 2003 года) отказ Турции в предоставлении своей территории резко повысил роль курдского фактора. В Курдистан была переброшена 173-я воздушно-десантная бригада; к 27 марта в Курдистане насчитывалось уже 1000 американских военнослужащих. Активность курдов сдерживалась только турками, которые грозили вооружённым вмешательством, если курды перейдут в наступление и займут Мосул и Киркук. Тем не менее, начало боёв за Багдад послужило для иракцев на северном фронте сигналом к бегству, и курды, двинувшись вперёд на их плечах, 10 апреля заняли Мосул (ДПК) и 11 апреля — Киркук (ПСК). Эти события сопровождались массовыми изгнаниями арабов из домов, переданных им в ходе «арабизации». Под давлением американцев и турок пешмерга быстро оставили Мосул и Киркук, при этом насколько возможно упрочив там позиции своих партий. Новый глава оккупационной администрации Пол Бреммер, не желая раздражать ни арабов, ни турок, повёл себя по отношению к курдам крайне сдержанно. Было объявлено, что ликвидация последствий арабизации должна происходить постепенно и по суду, с предоставлением арабам компенсации; вопрос же об административной принадлежности «освобождённых» районов должен решиться впоследствии на референдуме. Таким образом, «освобождённые» районы не вошли в состав курдского государственного образования, хотя на деле там была сформирована администрация из членов ДПК (Синджар и Махмур) или ПСК (районы Киркука—Ханекина). В целом эти районы, хотя де-юре не подчиняются Эрбилю, де-факто находятся в теснейшей связи и зависимости от KRG.

Американцы, стремясь сохранить целостный относительно централизованный Ирак, первоначально надеялись создать «многоэтническую иракскую нацию» по американскому образцу, с представлением статуса субъектов федерации прежним провинциям. При этом предполагалось, что все курдские правительственные органы будут распущены. Однако соответствующее предложение, сделанное Бреммером Масуду Барзани в конце 2003 года, встретило неожиданный для американца жёсткий отпор: Барзани отказался подписывать новую конституцию Ирака, если в ней не будут оговорены самые широкие автономные права курдов. В конечном итоге курды добились своего, в конституции Ирака были оговорены самые широкие права Курдистана, вплоть до права выхода из состава Ирака в случае нарушения центральным правительством своих обязательств. Последнюю точку в процессе легитимации курдского государственного образования поставило принятие конституции Ирака на референдуме в октябре 2005 года. При этом Курдистан признаёт власть Багдада лишь постольку, поскольку желает сам.

В настоящее время Курдистан имеет, кроме парламента и правительства, собственные вооружённые формирования пешмерга (до 80 тыс. человек, с тяжёлым оружием, бронетехникой и танками), собственную службу безопасности, организованную при помощи израильских инструкторов («Асаиш»), несколько спутниковых каналов (эрбильский «Kurdistan-TV», сулейманийский «KurdSat» и др.), четыре университета (в Сулеймании, Эрбиле и Дахуке и Кифри). В 2005 году построенный под Эрбилем аэропорт обеспечил ему воздушную связь с внешним миром (второй аэропорт существует в Сулеймании).

Начавшиеся под Захо (близ турецкой границы) и Сулейманией разработки нефти способны дать Курдистану независимые источники доходов. Работы под Захо ведёт норвежская компания DNO; кроме того, KRG заключило соглашения на разведку с канадской «Western Oil Sands» и английской «Sterling Energy». Запасы месторождения «Тавке 1» под Захо оценивают в 100 млн баррелей; начальный уровень добычи — 5 тыс. баррелей в день, но в течение года планируют довести нефтедобычу до 20 000 баррелей в день. К середине 2006 года в Курдистане подготовлен законопроект об углеводородах, который должен придать правовую основу начатым Региональным правительством самостоятельным разработкам; причём курды намерены распространить действие этого закона и на Киркук, формально подчиняющийся Багдаду. Всё это вызывает протесты Багдада, который, не имея других рычагов воздействия на ситуацию, грозит не допускать на иракский рынок нефтяные компании, работающие в Курдистане.

В настоящий момент в Курдистане действуют 3800 иракских и иностранных компаний. Особенные надежды возлагает KRG на развитие туризма, как международного, так и внутрииракского, так как Курдистан, благодаря своим природным особенностям, являлся в «мирные» времена любимым местом летнего отдыха для жителей южных полупустынных районов. Стремясь привлечь инвестиции, новое правительство Курдистана провело закон, предоставляющий иностранным инвесторам 10-летние налоговые каникулы.

Ныне Иракский Курдистан является единственной стабильной и относительно благополучной зоной в Ираке. Американцы рассматривают его как свой плацдарм в регионе. Среди курдской элиты распространено мнение, что ввиду возможного развала Ирака следует готовиться к провозглашению независимости.

Политика

Правительство

С 1992 года было основано правительство региона (КРГ) и находится оно в Эрбиле. КРГ имеет парламент, избранный всенародным голосованием, состоящий из ДПК, ПСК и их союзников (Коммунистическая партия Ирака, Социалистической партии Курдистана и т. д.). Структурно и официально, обе стороны имеют некоторые отличия друг от друга. Нечирван Идрис Барзани, племянник Масуда, был премьер-министром КРГ с 1999 по 2009, в том числе председателем на первом КДП-PUK единой кабинета с 2006 по 2009. Масрур, сын Масуда, работает в настоящее время в Политбюро. Нечирван, как премьер-министр, возглавил беспрецедентные социальные и экономические реформы, в том числе обратил внимание на проблему насилия в отношении женщин, улучшение инфраструктуры и акцентировал внимание на частный сектор и иностранные инвестиции. Он также был в авангарде сближения с Турцией и активного развития нефтяных и газовых месторождений в регионе.

После вторжения в Ирак в 2003 году, курдские политики были представлены в иракском Совете управляющих .

Основные партии Иракского Курдистана

• Flag of KDP.png

  Демократическая Партия Курдистана

• Flag of PUK.png

  Патриотический Союз Курдистана

Выборы

Выборы в Национальное Собрание Курдистана проводятся каждые четыре года. Последние выборы в Парламент Курдистана были проведены 21 сентября 2013 года. В регионе присутствуют две основные политические партии, ПСК (18 мест) и ДПК (38 мест в парламенте). Третья новая сила в Курдистане — это оппозиционное движение Список Горран («Горран» в переводе с курдского «перемены») во главе с Ничерваном Мустафой. У него 24 места, четверть всех мест в парламенте. Список Горран набрал много голосов в городе и провинции Сулеймания, которые раньше считались оплотом ПСК.

На президентских выборах Масуд Барзани выиграл ещё один срок в 2009 году, получив 70 % голосов. Доктор Камаль Мираудели — второе место с примерно 30 % голосов.

Выборы в Совет Провинции проводятся раз в четыре года. Каждый совет состоит из 41 членов.

Выборы в Парламент Курдистана 2013 года состоялись 21 сентября 2013 года. Это были четвёртые парламентские выборы в Иракском Курдистане с 1992 года. Кандидаты боролись за в общей сложности 111 мест, из которых 11 мест были зарезервированы для меньшинств. По данным Иракской Высшей Избирательной Комиссии, было 366 женщин и 736 мужчин кандидатов на выборах. В общей сложности 2 653 743 человек имели право голосовать на территории всех трех провинций (Эрбиль, Сулеймания и Дахук), из которых 74 % проголосовало.

Экономика

Стабильность в Курдистане позволила ему достичь более высокого уровня развития, чем в других регионах Ирака. В 2004 году доход на душу населения был на 25 % выше, чем в остальной части Ирака. Правительство продолжает получать часть доходов от экспорта нефти Ирака. КРГ также имеет планы по строительству Media City в Эрбиле и зон свободной торговли вблизи границ Турции и Ирана. 2 декабря 2014 года правительство Иракского Курдистана заключило соглашение с Багдадом о разделе доходов от продаваемой нефти. Согласно этой договоренности, вся добываемая в Иракском Курдистане нефть должна направляться в Турцию, где её станет продавать иракская государственная компания SOMO. За это Багдад обязался отчислять Иракскому Курдистану 17 % своих доходов, а также в течение месяца передать Эрбилю 1 млрд долларов на выплаты зарплат работникам местных органов, а также личному составу пешмерги.

С 2003 года экономика Иракского Курдистана бурно развивается и привлекла около 20000 рабочих из других районов Ирака. По словам президента Ирака Джалала Талабани, с 2003 года число миллионеров в курдском городе Сулеймания увеличилось с 12 до 2000, что отражает финансово-экономический рост региона.

Иракский Курдистан в настоящее время имеет самый низкий уровень бедности в Ираке. По данным сайта РПК, никто из солдат коалиции, находящихся на территории региона, не был убит или похищен с 2003 года.

Природные ресурсы

Считается, что нефтяные запасы Иракского Курдистана — шестые в мире по величине и насчитывают 45 млрд баррелей. Курдистанская нефть составляет 60% добываемой в Ираке. Центром всей иракской нефтедобычи является город Киркук. Однако на территории «Курдского района Ирака» нефть до сих пор не разрабатывалась, хотя он также располагает богатыми месторождениями — в районе Сулеймании (где нефть добывают кустарным способом), к северо-востоку от Эрбиля, а также в районе Дахука и Захо. С конца 2005 года начата разработка последнего месторождения, а за ним также месторождения под Сулейманией. Относительная безопасность и стабильность в регионе позволило КРГ подписать ряд инвестиционных контрактов с иностранными компаниями. В 2006 году первая новая нефтяная скважина с момента вторжения в Ирак была пробурена в Курдистане норвежской энергетической компанией DNO. По первоначальным данным, месторождение содержит не менее 100 млн баррелей (16000000 м³) нефти. Газовые и связанные запасы газа превышают 2800 км³ (100×10¹² куб футов). Известные компании, работающие в Курдистане, включают Exxon, Total, Chevron, Talisman Energy, Genel Energy, Hunt Oil, Gulf Keystone Petroleum и Marathon Oil.

Нефтяные месторождения Иракского Курдистана: Атруш, Тоуке.

Добывается битум, добывается и обрабатывается мрамор; есть залежи железа, никеля, угля, меди, золота, известняка (который используется для производства цемента), цинка. Самое большое в мире месторождение каменной серы находится к юго-западу от Эрбиле.

Важным природным богатством региона в условиях Ближнего Востока являются запасы пресной воды.

Сельское хозяйство

Иракский Курдистан — один из основных сельскохозяйственных районов Ближнего Востока. В нём выращивалось до 75 % всей иракской пшеницы. Только три провинции Иракского Курдистана дают 50 % иракской пшеницы, 40 % ячменя, 98 % табака, 30 % хлопка и 50 % фруктов. Традиционно развито также животноводство, в основном овцы и козы.

Промышленность

Две ГЭС — в Докане и Дербенди-Хане — работают далеко не в полную мощность; при условии реконструкции они способны полностью удовлетворить потребности региона в электроэнергии. В районе Сулеймании расположены два крупных цементных завода, ныне процветающие в связи со строительным бумом; намечено также строительство нового завода в Харире. Вообще индустрия, связанная со строительством, бурно развивается. Имеются также крупные предприятия текстильной и пищевой промышленности, впрочем, после 1991 года пришедшие в упадок; в Салахаддине (под Эрбилем) построен трубопрокатный завод. Намечается постройка нефтеперерабатывающих заводов в четырёх главных городах Курдистана (Эрбиль, Сулеймания, Дахук, Захо).

Население

Населяющие Иракский Курдистан курды говорят на двух различных диалектах курдского языка: курманджи и сорани, причём сорани живут на юге и востоке (их «столица» — Сулеймания), тогда как курманджи — на севере и западе региона.

Курды по вероисповеданию — в основном мусульмане-сунниты (большинство шиитов, из племени файли, были изгнаны в Иран в 1971—1972 годах; шиитским поныне является часть населения Ханекина); курды-езиды (самооценка 500 000, явно завышена) живут в основном в Синджаре и районе Дахука; под Дахуком находится главная святыня езидов — Лалеш, а также есть христиане.

Христиане — ассирийцы и халдеи (халдо-католики) — главным образом проживают в районе Дахука (30 000; в настоящее время их число увеличивается за счёт миграции из арабских областей), сильно ассимилировавшиеся с курдами, туркоманы (в районах Эрбиля, Киркука и Мосула), и арабы, число которых за пределами «Курдского района Ирака» резко возросло во времена правления Саддама Хусейна.

Есть армянские общины в Захо и Дахуке (всего в «Региональном Курдистане» 10 000 армян). В последнее время отмечается определенная эмиграция иракских армян в Армению.

До начала 1950-х годов жили и лахлухи, сильно ассимилировавшиеся с курдами евреи; затем они в большинстве эмигрировали в Израиль.

После вторжения в Ирак террористов Исламского Государства более миллиона беженцев бежали в Иракский Курдистан.

Города

Провинция	Крупнейший город	Площадь, км²	Население, чел. (2009)
Эрбиль	Эрбиль	-	1 700 000
Сулеймания	Сулеймания	-	1 600 000
Дахук	Дахук	-	1 400 000
Дахук	Заху	-	350 000
Халабджа	Халабджа	-	337 000
Сулеймания	Келар	-	226 000
Сулеймания	Рания	-	200 836
Сулеймания	Каладиза	-	125 000
Эрбиль	Равадзун	-	102 399
Дахук	Семел	-	100 995

• Hawler Castle.jpg

  Эрбиль

• City of Duhok.jpg

  Дохук

• Halabja.jpg

  Халабджа

• C (204).JPG

  Заху

• Ranye4.JPG

  Рания

• Qaladze.jpg

  Кала Диза

• Amedy.jpg

  Амеди

Иммиграция

С момента свержения режима Саддама Хусейна в 2003 году, в Иракский Курдистан стали массово иммигрировать арабы, а также христиане из южных районов Ирака (в частности курды, ассирийцы, армяне, мандеи, евреи и тд) . Из-за стабильности, безопасности и экономического роста, Курдистан стал свидетелем иммигрантов из других стран Азии.

Расширение экономического сотрудничества между Иракским Курдистаном и Турцией дало толчок для поиска новых рабочих мест для турок в Иракском Курдистане. По оценке экспертов около 50000 турок в настоящее время живут в Курдистане. Отчеты иммиграционных служб свидетельствуют о том, что в Курдистан приезжают из Бангладеш, Индии и Пакистана.

Культура

Курдская культура является наследием от различных древних народов, которые сформировали современных курдов, но в первую очередь это Иран. Так как из всех своих соседей, курдская культура находится ближе всего к персидской культуре. Например они празднуют Навруз, как новый год, который отмечается 21 марта. Это первый день месяца Xakelêwe в курдском календаре и первый день весны. Другие народы, такие как ассирийцы, армяне , Shabaks и мандеев имеют свои отличительные культуры.

Праздники

Главный национальный праздник Иракского, как и всего, Курдистана — древнейший, не только доисламский, но и дозороастрийский иранский праздник Нового года — Ноуруз (21 марта). Вообще же официальный календарь насчитывает 60 праздников и памятных дат (включая траурные — как например день смерти Мустафы Барзани 1 марта); кроме мусульманских праздников официально отмечаются ассирийские (ассирийский Новый Год — 1 апреля и Рождество); езидские («езидские дни» 6—13 октября) и международные (1 января, 8 марта, 1 мая).

Музыка

Традиционно существует три типа курдских классических исполнителей — рассказчики (çîrokbêj), менестрели (stranbêj) и барды (dengbêj). Многие песни носят эпический характер, такие как популярная песня lawik — это героическая баллада, рассказывающая сказки о курдских героях прошлого, как Саладин . Хейран — это любовные баллады, обычно выражающее тоску, разлуки и несбывшеюся любовь. Lawje является одной из форм религиозной музыка и Payizok — песни, которые исполняются специально осенью. Песни о любви, танцевальная музыка, свадьбы и другие праздничные песни (dîlok / narînk), эротическая поэзия и рабочие песни, также популярны.

Вооружённые силы

Курдские вооружённые силы (ВС) именуются — Пешмерга, дословно, (курд. Pêşmerge, курд. پێشمەرگە — «идущие на смерть», «глядящие в лицо смерти») («PES» преднего «MERG» смерть) или борцы за свободу. Пешмерга появились в Курдистане с появлением курдского движения за независимость с 1890-х годов. Сильный толчок в развитии получили в начале 1920-х, после развала Османской империи.

Во время Сентябрьского восстания в 1961—1975 годах отряды пешмерга, численность которых за время восстания выросла примерно до 15 000 человек, [1] стали походить на регулярные армейские подразделения — бойцы были одеты в единообразную защитную форму, получали жалование, были сведены в «дивизии» (фактически бригады), батальоны, роты, взводы и отделения. Для поступления на службу в пешмерга необходимо было пройти серьёзный отбор, не брали женщин и подростков до 18 лет. Основным оружием пешмерга в 1960-х годах были чешские довоенные винтовки «Брно-17» (модификация немецкой винтовки); постепенно их вытеснили советские АК и АКМ, в том числе и их низкокачественные, но дешевые китайские модификации. Вскоре после начала Сентябрьского восстания (а именно в 1963 году) появились миномёты, в том числе тяжёлые. Появилась и артиллерия, так что у Мустафы Барзани существовали даже особые артиллерийские курсы.

Пешмерга воевали на стороне армии США и коалиции на северном фронте во время операции по освобождению Ирака. В течение последующих лет, Пешмерга играет жизненно важную роль в обеспечении безопасности в Курдистане и других частях Ирака. Пешмерга также были развернуты в Багдаде и Аль-Анбар для антитеррористических операций.

Курдистану разрешено иметь собственные ВС — это прописано в иракской конституции и центральной иракской армии запрещено входить на территорию Курдистана.

В настоящее время существует 12 объединённых пехотных батальонов, каждый из которых насчитывает около 3-5 тыс. бойцов. Имеется также несколько батальонов сил специального назначения, тяжёлой артиллерии, сформированы штабы и аппарат министерства, а также другие вспомогательные подразделения, общей численностью около 120 тыс. военнослужащих. Амбициозная программа министерства на ближайшие пять лет подразумевает увеличение количества пехотных батальонов с 12 до 20, то есть до 90 тыс. чел. непосредственно под ружьем и 30 тыс. резервистов. В связи с этим пешмарга будет насчитывать около 200 000 бойцов.

Военные действия

Военные и боевые действия Пешмерга:

• Османская Империя 1914—1918 гг. (см. Первая мировая война)
• Иран 1946 гг. (см. Война за Мехабатскую Республику)
• Ирак 1961—1970 гг. (см. Первая курдско-иракская война)
• Ирак 1974—1975 гг. (см. Вторая курдско-иракская война)
• Ирак, Иран 1980—1988 гг. (см. Ирано-иракская война)
• Ирак 1991 г. (см. Война в Персидском заливе)
• Ирак 1994—1997 гг. (см. Гражданская война в Иракском Курдистане)
• Ирак 2003—2007 гг. (см. Вторжение коалиционных сил в Ирак (2003))
• Ирак 2007- гг. (см. Война с террором)
• Ирак, Сирия 2014 — до сих пор (Исламское государство Ирака и Леванта)

Вооружение и военная техника

Пешмерга в основном базируются на старом оборудовании, которое осталось от СССР. Это относится и к бронетанковой технике, артиллерии и пулемётам типа Дегтярева и так далее. Исключением является MP5 и G3 от Heckler & Koch, но основное стрелковое вооружение — это АК-47 / 74 . В последние годы Пешмерга повышают свою мощь с помощью американцев и трофейных боевых машин, моделей (Т-72, Т-55). В последнее время есть и более современные американские и российские системы, принадлежащие Пешмерга, в том числе M16 / 82 , джипы и SA-16 / 18 . Из американских источников известно, что Пешмерга имеет следующее вооружение и военную технику:

• несколько сотен единиц — ПТ-76;
• 150 — 450 единиц — Т-72 и Т-55;
• десятки тысяч единиц — М-16;
• неизвестное количество единиц 105 мм М-56;
• неизвестное количество единиц БМП-1;
• и другое.

Командование

Заметные командиры
1. Симко Шикак
2. Косрат Расул Али
3. Шейх Саид Пиран
4. Мустафа Фарадж
5. Фэрзенда
6. Мустафа Барзани
7. Кази Мухаммад
8. Масуд Барзани
9. Ихсан Нури-паша
10. Джаляль Талабани
11. Мама Риша
12. Махмуд Отман
13. Идрис Барзани

Образование

До создания Регионального Правительства Курдистана, начальное и среднее образование преподавалось на арабском языке. Высшее образование всегда было на арабском языке. Это, однако, изменилось с созданием автономного Курдистана. Первая международная школа, Международная школа Choueifat открыла свой филиал в Иракском Курдистане в 2006 году. Другие международные школы постоянно открываются в регионе, Британская Международная школа в Курдистане открылась в Сулеймании в сентябре 2011 года.

Официальные университеты Иракского Курдистана перечислены ниже:

Институт	Интернет-домен	Основано	Студенты
Университет Сулеймания (УОС)	www.univsul.org	1968	25900 (2013 г.)
Университет Салахаддин (ГУ)	www.suh-edu.com	1970	20000 (2013 г.)
Университет Дохук	www.uod.ac	1992	1689 (2007)
Университет Захо	www.uoz-krg.org	2010	982 (2011)
Университет Коя (КУ)	www.koyauniversity.org	2003	-
Университет Курдистана	www.ukh.ac	2006	400 (2006)
Американский университет в Ираке — Сулеймании	www.auis.edu.iq	2007	50 (2007)
Хавлерский медицинский университет (HMU)	www.hawlermu.org	2006	-
Университет Бизнеса & Управления (БМУ)	www.bmu-me.net	2007	-
SABIS университет	www.sabisuniversity.edu.iq	2009	-
Джихан университет	www.cihanuniversity.org	-	-
Комар Университет науки и технологии — Сулеймании (КУСТ)	www.komar.edu.iq	2012	-
Хавлерский Частный университет по науке и технике	www.hpust.com	-	-
Ишик университет (МЕ)	www.iu.edu.iq	2008	1700 (2012)
Соран университет	www.soran.edu.iq	2009	2200 (2011)
Навруз университет	-	-	-
Университет развития человека	-	-	-
Сулеймании политехнический университет (СПУ)	www.sulypun.org	1996	13000 (2013)

См. также

• Курдистан
• Сирийский Курдистан
• Турецкий Курдистан
• Иранский Курдистан
• Королевство Курдистан
• Барзан (народность)
• Курды

Литература

• Хошави Бабакр. Курдистан — Россия. М.: 2003.
• Вартаньян Э. Г.  [www.teoria-practica.ru/rus/files/arhiv_zhurnala/2011/8/istoriya/vartanyan.pdf Борьба курдских эмиратов за независимость в конце XVIII — первой трети XIX в.] // Теория и практика общественного развития. — 2011. — № 8. — С. 269—271.
• История Курдистана / Под ред. М. С. Лазарева и Ш. Х. Мгои. — М.: Центр курдских исследований, 1999. — 525 с.
• Курдское движение в новое и новейшее время / Отв. ред. М. А. Гасратян. — М.: Наука, 1987. — 300 с.
• Масуд Барзани.  Мустафа Барзани и курдское освободительное движение, 1931—1961 гг / Пер. с курдск. А. Ш. Хаурами. — СПб.: Наука, 2005. — 373 с. — ISBN 5-020-27042-3.
• Материалы Представительства Регионального правительства Курдистана в России и СНГ.
• 100 лет Барзани. Сборник. Представительство Регионального правительства Иракского Курдистана в России и странах СНГ. М.: 2003.
• Длер Хамад.  Национально-освободительное движение в Иракском Курдистане. Историко-политический очерк. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. — 180 с. — ISBN 5-288-02340-9.
• McDowall D.  [www.kurdipedia.org/books//74457.PDF A Modern History of the Kurds. 3rd ed]. — London, New York: I. B. Tauris, 2004. — xii + 515 p. — ISBN 1-850-43416-6.

Отрывок, характеризующий Иракский Курдистан

Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.