Пичел, Ирвинг

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ирвинг Пичел»)
Перейти к: навигация, поиск
Ирвинг Пичел
Irving Pichel
Дата рождения:

24 июня 1891(1891-06-24)

Место рождения:

Питтсбург
Пенсильвания
США

Дата смерти:

13 июля 1954(1954-07-13) (63 года)

Место смерти:

Голливуд
Калифорния
США

Профессия:

Кинорежиссёр
Актёр театра и кино

Карьера:

1930-1954

IMDb:

0681635

Ирвинг Пичел (англ. Irving Pichel) (24 июня 1891 года — 13 июля 1954 года) — американский актёр и кинорежиссёр.

Пичел начал свою кинокарьеру в 1930 году, исполняя «в ранних звуковых фильмах роли экзотических характерных злодеев», однако уже в 1932 году стал заниматься режиссурой[1]. Наиболее популярными режиссёрскими работами Пичела стали приключенческие фильмы «Самая опасная игра» (1932) и «Она» (1935), мелодрама «Вечное завтра» (1946), фильмы нуар «Мне не поверят» (1947) и «Зыбучий песок» (1950), романтическая фэнтези-комедия «Мистер Пибоди и русалка» (1948) и фантастический фильм «Место назначения — Луна» (1950)[2].

В 1951 году фильм «Место назначения — Луна» (1950) завоевал премию Бронзовый лев Берлинского международного кинофестиваля в жанре криминальных и приключенческих лент. Эта же картина завоевала Премию Хьюго за лучшее драматическое воплощение фантастической тематики. Картины Пичела дважды участвовали в конкурсной программе Венецианского фестиваля: в 1947 году его картина «Вечное завтра» (1946) была номинирована на международный гран-при фестиваля, в 1954 году фильм «Мартин Лютер» (1953) был номинирован на Золотого льва фестиваля[3]. Двое актёров за работу в его фильмах были номинированы на премию Оскар: Монти Вулли - как лучший актёр за роль в фильме «Крысолов» (1942) и Джей Кэррол Нэйш за лучшую роль второго плана в фильме «Медаль для Бенни» (1945)[1].





Ранние годы жизни. Театральная карьера

Ирвинг Пичел родился 24 июня 1891 года в Питтсбурге, штат Пенсильвания, США[1]. C детства он хотел заниматься театром; одним из друзей его юности был будущий драматург Джордж С. Кауфман[4]. Пичел закончил Гарвардский университет и попробовал себя в нескольких профессиях, однако в конце концов желание стать актёром взяло верх[4][1].

С 1920 по 1927 год он работал в различных театрах, начав карьеру в качестве технического директора, а также ведущего и рассказчика. В 1927 году Пичел достиг значительной известности в качестве исполнителя главной роли в обратившем на себя внимание спектакле «Лазарь смеялся» по пьесе Юджина О’Нила, который шёл в театре Плейхаус в Пасадене.

Актёрская карьера в кино

Как написал критик Хэл Эриксон, «ярко выраженные семитские черты Пичела не позволяли ему стать исполнителем главных ролей в белые 1930-е годы, но он показал себя как ценный характерный актёр и злодей в таких фильмах „Парамаунт“, как „Убийство по часам“ (1931), „Американская трагедия“ (1931) и „Обман“ (1932)… Его глубокий, приятный голос не подходил тем плохим парням, которых он играл, и потому Пичелу пришлось стать мастером вокального перевоплощения в образе характерного актёра»[4].

В 1931 году Пичел был выдвинут на главную роль в фильме «Доктор Джекилл и мистер Хайд», однако режиссёр Рубен Мамулян заявил, что с Пичелом фильм станет «Мистером Хайдом и мистером Хайдом», и взял вместо него Фредерика Марча[4]. В 1933 году Пичел сыграл Фейгина в низкобюджетном фильме по роману Чарльза Диккенса «Оливер Твист», однако «отзывы о его игре были неоднозначными, один из критиков даже наградил его титулом „худшего актёра года“ (хотя, конечно, это было не так)»[4][1]. Среди других наиболее заметных экранных ролей Пичела — владелец сомнительного придорожного заведения в скандально известной драме «История Темпла Дрейка» (1933) по роману Уильяма Фолкнера и слуга Шандор в фильме ужасов «Дочь Дракулы» (1936).

Режиссёрская карьера

Пичел начал режиссёрскую карьеру, поставив совместно с Эрнстом Б. Шодсэком (прославившимся фильмом «Кинг Конг») увлекательный приключенческий триллер с элементами ужаса «Самая опасная игра» (1932), в которой владелец экзотического острова устраивает ради забавы охоту на своих случайных гостей[4]. В 1935 году Пичел поставил приключенческую фэнтези-драму «Она» по произведениям писателя-фантаста Генри Райдера Хаггарда, которая получила неоднозначные отзывы из-за невысокого качества актёрской игры[5], однако постановка ритуальных сцен местных племён затерянной в Арктике страны Кор была осуществлена на высоком уровне. В остальном, «режиссёрские работы Пичела 1930-х годов были средними, но их качество возросло, когда в 1940-е годы он перешёл в качестве режиссёра на студию „Двадцатый век Фокс“»[4].

По мнению Эриксона, к лучшим работам Пичела этого периода относятся историческая приключенческая драма «Гудзонов залив» (1940), в основу которой положена история основания Канады; драма «Крысолов» (1942) об англичанине, который спасает двух французских детей от немецкий войск в 1940 году; военная драма «Луна опустилась» (1942) об оккупации немцами Норвегии[4]. В 1942 году Пичел поставил драму «Жизнь начинается в восемь-тридцать» о жизни когда-то успешного нью-йорского актёра, который из-за алкоголизма постепенно опускается на дно. В фильме сыграли такие звёзды, как Монти Вулли, Айда Лупино и Корнел Уайлд[6].

В 1946 году Пичел поставил мелодраму «Вечное завтра» (1946) с участием Клодетт Колбер и Орсона Уэллса, а также драму «Управление стратегических служб» (1946) о деятельности американских агентов в немецком тылу на территории Франции с участием Алана Лэдда и Джеральдин Фицджеральд. За этими картинами последовали весьма удачные фильмы нуар «Мне не поверят» (1947) с Робертом Янгом, Сьюзен Хейворд и Джейн Грир, а также «Зыбучий песок» (1950) с Микки Руни и Питером Лорре[7]. В 1948 году вышла картина Пичела «Чудеса колоколов» (1948) о судьбе молодой актрисы и голливудском кинобизнесе с участием Алиды Валли, Фрэнка Синатры и Фреда МакМюррея[8].

Совместно с известным продюсером Джорджем Палом он поставил две успешные картины. Семейная рождественская история «Великий Руперт» (1950) рассказывала о невезучей нью-йоркской семье, счастье которой приносит маленькая белка. Фантастическая драма «Место назначения — Луна» (1950) была одной из наиболее сильных художественных картин своего времени, рассказывающих о космических полётах с научной точки зрения. Она завоевала Оскар за спецэффекты и была номинирована на Оскар за лучшую художественную постановку[4][9].

Последними режиссёрскими работами Ирвинга Пичела стали религиозные фильмы «Мартин Лютер» (1953) и «День триумфа» (1954)[4].

Прочие проекты

Пичел также работал на радио, и неоднократно выступал закадровым рассказчиком в фильмах. В частности, он был голосом Иисуса в собственном христианском фильме «Великая заповедь» (1939), а также закадровым рассказчиком фильмов Джона Форда «Как зелена была моя долина» (1941) и «Она носила жёлтую ленту» (1949)[4],.

В 1941 году Пичел был продюсером криминальной мелодрамы Жана Ренуара «Болотная вода» (1941), действие которой происходит на болотах штата Джорджия[4].

Включение в голливудский чёрный список

В 1947 году Пичел был одним из 19 представителей голливудского сообщества, получивших вызов на слушания в Комитет Конгресса по антиамериканской деятельности в эпоху маккартизма в США. Эта группа стала известна как «Голливудские девятнадцать» и как «Недружественные девятнадцать»[10]. Хотя Пичел в конце концов так и не был приглашён для дачи показаний[11], он тем не менее попал в голливудский чёрный список, хотя и обошёл его, уехав на некоторое время из США[12].

Частная жизнь

Пичел был женат на Виолетте Уилсон, дочери Джексона Ститта Уилсона, священника Методистской церкви и видного сторонника идей христианского социализма, который в 1911-13 годах был мэром города Беркли. У Пичела было трое детей.

Ирвинг Пичел умер в Голливуде, скоропостижно, 13 июля 1954 года, через неделю после завершения своего последнего фильма «День триумфа» (1954)[1].

Фильмография

Режиссёр

Напишите отзыв о статье "Пичел, Ирвинг"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 IMDB. www.imdb.com/name/nm0681635/bio?ref_=nm_ov_bio_sm
  2. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0681635&ref_=filmo_ref_job_typ&sort=user_rating,desc&mode=advanced&page=1&job_type=director&title_type=movie
  3. IMDB. www.imdb.com/name/nm0681635/awards?ref_=nm_awd
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Hal Erickson. Вiography. www.allmovie.com/artist/irving-pichel-p106424
  5. Hans J. Wollstein. Review. www.allmovie.com/movie/she-v109763/review
  6. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0681635&ref_=filmo_ref_job_typ&mode=advanced&page=1&job_type=director&title_type=movie&sort=user_rating,desc
  7. IMDB. www.imdb.com/filmosearch?explore=title_type&role=nm0681635&ref_=filmo_ref_job_typ&mode=advanced&page=1&job_type=actor%2Cdirector&title_type=movie&sort=num_votes,desc
  8. Hal Erickson. Synopsis. www.allmovie.com/movie/the-miracle-of-the-bells-v32826
  9. IMDB. www.imdb.com/title/tt0042393/awards?ref_=tt_awd
  10. McBride, Joseph (2003). Searching for John Ford: A Life. Macmillan. ISBN 0-312-31011-0, p. 462
  11. Pells, Richard H. (1989). The Liberal Mind in a Conservative Age: American Intellectuals in the 1940s and 1950s. Wesleyan University Press. ISBN 0-8195-6225-4, p. 302
  12. Buhle, Paul and Dave Wagner (2002). A Very Dangerous Citizen: Abraham Lincoln Polonsky and the Hollywood Left. University of California Press. ISBN 0-520-23672-6, p. 184

Ссылки

  • [www.imdb.com/name/nm0681635/ Ирвинг Пичел] на сайте IMDB
  • [www.allmovie.com/artist/irving-pichel-p106424 Ирвинг Пичел] на сайте Allmovie

Отрывок, характеризующий Пичел, Ирвинг

– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».