Иригойен, Иполито

Иполито Иригойен исп. Hipólito Yrigoyen<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Вице-президент Аргентины
Президент Аргентины
Предшественник:	Викторино де ла Пласа
Преемник:	Марсело Альвеар
Рождение:	12 июля 1852(1852-07-12)
Смерть:	3 июля 1933(1933-07-03) (80 лет)
Награды:

Ипо́лито Ириго́йен (полное имя Хуа́н Ипо́лито дель Сагра́до Корасо́н де Хесу́с Ириго́йен Але́м; исп. Juan Hipólito del Sagrado Corazón de Jesús Irigoyen Alem (Hipólito Yrigoyen); 12 июля 1852, Буэнос-Айрес, Аргентина — 3 июля 1933, Буэнос-Айрес) — аргентинский политик, президент Аргентины с 12 октября 1916 по 11 октября 1922 и с 12 октября 1928 по 6 сентября 1930 года от партии «Гражданский радикальный союз». Смещён в результате военного переворота.

Карьера

В 1891 вместе со своим дядей Леандро Алемом был одним из основателей Гражданского радикального союза; до этого работал школьным учителем и не занимался политикой. В 1896, после самоубийства дяди — лидера ГРС, стал новым руководителем партии. В 1916 году, вскоре после принятия закона 8871 о всеобщем обязательном избирательном праве для мужчин, был избран президентом страны.

Первый президентский срок (1916—1922)

Под руководством Иполито Иригойена Аргентина не стала вмешиваться в Первую мировую войну и обогатилась на торговле продуктами сельского хозяйства — основе своего экспорта. Несмотря на ряд инцидентов с воюющими странами, его правительство сумело отстоять национальный суверенитет Аргентины. Иригойен осудил Первую мировую войну и Версальскую систему, хотя и подвергался нападкам внутренних пробританских сил. В то же время это принесло ему популярность аргентинского народа. Поддерживая идею создания Лиги наций, он выступал за максимальное расширения количества её будущих членов, что помогло бы избежать растущих противоречий между странами и лишить преимущества наиболее богатые государства. Марсело Торкуато де Альвеар и Ромуло Наон публично называли Иригойена германофилом (англ.). Им следовали США, заинтересованные в ослаблении позиций Аргентины на американском континенте. Биограф Иригойена писал, что «ни один человек в истории страны не был так любим и в то же время так ненавидим, как президент Иригойен». Однако способность объединить народ во имя общенациональных интересов дала повод некоторым исследователям называть его «аргентинским Ганди».

В период его правления уделялось большое внимание развитию образования и социального обеспечения. В частности появилось рабочее законодательство, выросло количество школ и университетов, сократилось количество безграмотных. Численное увеличение рабочего класса повлекло за собой активизацию забастовочного движения, в том числе на железной дороге. Правительство Иригойена изначально было настроено на диалог с бастующими, однако под давлением Великобритании, владевшей половиной всех железных дорог Аргентины, любые забастовки на железнодорожном транспорте были запрещены. 10 января 1919 года была проведена всеобщая рабочая забастовка, в 1920—1921 гг. — ряд крупных забастовок среди крестьян, некоторые из них были жестоко подавлены (например, восстание батраков в Патагонии в 1921 году).

В январе 1919 года умер мексиканский посол в Аргентине Амадо Нерво. Его тело было отправлено на родину на крейсере «Нуэве де Хулио». По пути в Мексику корабль зашёл в порт Доминиканской республики, оккупированной в 1916 войсками США. Капитан крейсера, не зная, в честь какого флага (американского или доминиканского) ему давать приветственный залп, отправил запрос в Буэнос-Айрес. На телеграмму Иригойен ответил: «Входите в порт и приветствуйте национальный флаг Доминиканской республики». Это вызвало раздражение США.

Второй президентский срок (1928—1930)

В 1922 году Иригойена, который не имел права баллотироваться на второй срок, сменил его однопартиец Марсело Торкуато де Альвеар, представлявший, однако, другую, правую партийную фракцию. В 1928 году, после окончания срока де Альвеара, Иригойен вновь был избран президентом. Одним из главных предвыборных лозунгов Иригойена была национализация нефти, которую, однако, провести не удалось. Несмотря на некоторые экономические успехи в ходе первого срока правления, Иригойен не смог справиться с последствиями мирового экономического кризиса, и 6 сентября 1930 года он был отстранён от власти военными под руководством генералов Хосе Феликса Урибуру и Агустина Педро Хусто. Примечательно, что переворот был осуществлен силами всего 1,5 тысяч солдат, которые заняли столицу и добились отставки президента и правительства. Одним из восставших был Хуан Доминго Перон — будущий президент Аргентины. После переворота Иригойен был отправлен в ссылку на остров Мартин-Гарсия. После освобождения в феврале 1932-го остаток своих дней Иригойен провёл под домашним арестом в Буэнос-Айресе.

Литература

• Ермолаев В. И. Очерки истории Аргентины. — М.: Соцэкгиз, 1961. — 588 с.
• Строганов А. И. Новейшая история стран Латинской Америки. — М.: Высшая школа, 1995. — С. 415. — ISBN 5-06-002830-5.
• Казаков В. П. Иполито Иригойен: президент-реформатор Аргентины (20-е годы XX века) // Новая и новейшая история. 2009. № 2. С. 164—176.

Отрывок, характеризующий Иригойен, Иполито

Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]