Ириней Лионский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ириней Лионский
Εἰρηναῖος Λουγδούνου

Ириней Лионский на гравюре Нового времени.
Рождение

около 130 года

Смерть

202(0202)

Почитается

Православная церковь, Католическая церковь

Подвижничество

Епископ Лиона

Ирине́й Лио́нский (др.-греч. Εἰρηναῖος Λουγδούνου; лат. Irenaeus, ок. 130 года, Смирна, Азия, Римская империя — 202, Лугдунум, Лугдунская Галлия, Римская империя) — один из первых Отцов Церкви, ведущий богослов II века и апологет, второй епископ Лиона. Принадлежал к малоазийской богословской школе. Его сочинения способствовали формированию учения раннего христианства. Считается, что он был учеником Поликарпа Смирнского. Самое известное сочинение Иринея Лионского «Adversus Haereses» (Против ересей) представляет собой полемику с гностицизмом, который стал для раннего христианства первым богословским вызовом. Католическая церковь считает Иринея Лионского наряду с Климентом Римским и Игнатием Антиохийским инициатором формирования учения о папском примате[1]. Сочинения Иринея Лионского являются первым свидетельством признания канонического характера четырёх Евангелий[2].





Биография

Ириней родился в первой половине II века в Смирне (сегодня — Измир, Турция) в христианской семье. Точная дата его рождения оспаривается, по разным источникам он родился в период с 115 по 125 год, или с 130 по 142 год. В Смирне он получил блестящее образование, изучив поэзию, философию, риторику и все остальные науки, которые считались необходимыми для светского юноши. Около 160 года был послан своим наставником Поликарпом, епископом Смирнским (который крестил юношу, а впоследствии рукоположил во пресвитера), в Галлию, в город Лугдун, ныне Лион во Франции, к престарелому епископу Пофину для проповеди христианства. Во время гонений римского императора Марка Аврелия, которые продолжались с 161 по 180 год, Ириней был священником в Лионе. В 177 году он был послан от имени священников Лиона с письмами исповедников в Рим к папе Елевферию. Помимо писем Ириней нёс с собой послание, в котором упоминалось распространение ереси монтанизма. В то время, как он был в Риме, в Лионе начались гонения на христиан, все видные христиане были брошены в тюрьмы. Когда Ириней возвратился в Лион, то он был избран вторым епископом Лиона после Пофина, который принял мученическую смерть во время гонений.

«В короткое время, — писал о нём святитель Григорий Турский, — он своей проповедью преобразил весь Лугдун в город христианский».

Во время своего правления на лионской кафедре Ириней Лионский занимался пастырской и миссионерской деятельностью, подвергая критике гностицизм. Написал антигностическое сочинение «Adversus haereses».

Достоверных исторических сведений о правлении Иринея Лионского на кафедре лионской епархии неизвестны. Евсевий Кесарийский в своём сочинении «Historia Ecclesiastica» упоминает, что Ириней Лионский обратился около 190 года к папе Виктору I с просьбой не лишать общения христианские общины Малой Азии, которые упорствовали в практике квартодециманизма, отмечая Пасху в 14-й день еврейского месяца Нисан[3].

Об обстоятельствах его смерти не известно ничего достоверного; поздняя традиция относит её к гонениям Септимия Севера (193—211 годы). Согласно житию он был усечён мечом за исповедание веры около 202 года.

Учение Иринея Лионского

Полемика с гностиками

Центральным пунктом в учении Иринея Лионского о действии Бога в истории спасения является Божие единство. В отличие от гностиков, которые учили, что Бог проявляется в истории спасения в качестве различных эонов или божественных эманаций, различая при этом монаду и Демиурга, Ириней Лионский использовал учение о Сыне и Святом Духе как о «двух руках Бога», подчёркивая тем самым неделимость Святой Троицы. Его акцент на единство Бога отражалось в учении единства истории и непрерывной преемственности истории спасения. Используя учение о Логосе из 1-й главы Евангелия от Иоанна, Ириней Лионский утверждал, что Бог, создав мир, непрерывно осуществляет надзор над ним до настоящего времени, что является частью истории спасения. Сутью всей истории спасения является постепенное «духовное возрастание или созревание» человечества. Ириней считал, что человечество изначально было «незрелым» и Бог творит историю, чтобы Его творение приобрело Божие подобие. Адам и Ева были «детьми», совершившие своё падение из-за своей незрелости. Божий Промысел на протяжении истории спасения предназначен для преодоления этой человеческой незрелости и достижения духовного совершенства. Мир был специально разработан Богом как место страданий, чтобы человек, принимая моральные решения, возрастал в своём совершенстве. Ириней сравнивает смерть с китом, который проглотил Иону, который символизирует человечество, чтобы оно могло обратиться к Богу и действовать согласно воле Божией.

«Совершенный человек … состоит из трех — плоти, души и духа: из коих один, то есть дух. спасает и образует; другая, то есть плоть, соединяется и образуется, а средняя между этими двумя, то есть душа, иногда, когда следует духу, возвышается им, иногда же, угождая плоти, ниспадает в земные похотения. Итак все не имеющие того, что спасает и образует жизнь, естественно будут и назовутся плотью и кровью. потому что не имеют в себе Духа Божия»[4].

Центром всей истории спасения является Рождество Иисуса Христа, в Котором Ириней Лионский видит «нового Адама», уничтожавшего всё, что совершил первый Адам в раю. Первый Адам преступил заповедь Божию, второй Адам был послушен до крестной смерти. В деле искупления Ириней Лионский большее значение уделяет Воплощению Слова Божия, чем смерти Иисуса Христа, потому что, как он считает, в Воплощении Христа человеческая природа приобретает божественное бессмертие.

В полемике с гностиками-валентианами, которые считали, что материальный мир является результатом потери первоначального совершенства. Как считали гностики, только в обладании Софии, которая является тайной премудростью, и потому искупление совершается только при обладании тайного знания, которое достигается в плероме, которую утерял Ахамот. Ириней Лионский же подчёркивал красоту созданного мира, который призван к постепенному развитию, целью которого будет полное совершенство[1].

Апостольская преемственность

В своих сочинениях гностики утверждали, что апостолы обладают тайным учением, полученным ими от Иисуса Христа. Ириней Лионский писал, что епископы различных мест являются преемниками апостолов и их преемственность является авторитетным источником толкования Священного Писания и указывает список епископов, объясняя епископскую преемственность от апостолов, отрицая гностическую мысль, что истина получена от различных источников. Особую роль в апостольской преемственности, как пишет Ириней Лионский, занимает единодушное согласие среди епископов, которое является критерием истинности. Ириней Лионский подчёркивал уникальное положение Римского папы как преемника апостола Петра[5].

«Церковное предание от апостолов и проповедь истины дошли до нас. И это служит самым полным доказательством, что одна и та же животворная вера сохранялась в Церкви от апостолов доныне и предана в истинном виде»[6].

Мариология

Ириней Лионский является одним из самых ранних отцов церкви, тщательно разработавший мариологию. Ириней Лионский впервые в истории патристической мысли выдвинул сравнение между Евой и Девой Марией, противопоставляя непослушание и неверие первой и смирение и доверие второй. Предполагается, что в разработке мариологии он следовал учению Поликарпа Смирнского[7]. Ириней напрямую связывает домостроительство нашего спасения с ролью Девы Марии:

Ева же (была) непослушна, ибо не оказала послушания, когда была ещё девою. Как она, имея мужа Адама, но будучи ещё девою — ибо «оба они были наги в раю и не стыдились»[8], так как не задолго пред тем созданные они не имели понятия о рождении детей, а надлежало им сперва созреть и потом умножаться, — оказала непослушание и сделалась причиною смерти и для себя и для всего рода человеческого; так и Мария, имея предназначенного мужа, но оставаясь Девою, чрез послушание сделалась причиною спасения для Себя и для всего рода человеческого.[9]

Согласно Иринею, рождение Иисуса Христа создало новую ситуацию в истории спасения. Через Деву Марию показано «новое рождение» для того, чтобы через это рождение человек наследовал жизнь (Против ересей. V.1.3). В качестве Матери Нового Человека, Дева Мария предвосхищает всеобщее обновление. По Иринею, в этом Она возглавляет человеческий род.[10]

Сочинения

Сочинения Иринея против гностиков имеют большое значение и особенный авторитет в истории христианских догматов по своей древности и особенно по причине близости его к Поликарпу, непосредственному ученику апостолов. Когда папа Виктор вздумал отлучить от церкви малоазийских епископов по причине празднования ими Пасхи в один день с песахом, Ириней выступил в их защиту, указывая, что расхождения по формальным пунктам не должны ставить под угрозу единство Церкви.

Большинство сочинений Иринея Лионского не сохранились в полном объёме. Из сочинений Иринея Лионского известны по отрывкам и упоминаниям у древних историков «Послание к Флорину о единоначалии или о том, что Бог не есть виновник зла»; «Об осмерице» — о первых восьми эонах, которые еретик Валентин признавал источником всего сущего; «Послание к папе Виктору», по поводу ереси валентиниан; «Послание к нему же о времени празднования Пасхи»; «Против еллинов»; «О познании»; «Изложение проповеди апостольской» (то есть главных пунктов христианской веры); «Книга разных рассуждений».

В полном составе, хотя и не в греческом подлиннике, а в древнем, известном ещё Тертуллиану, латинском переводе сохранилось главное, особенно важное для истории развития христианской мысли сочинение Иринея «Пять книг против ересей» (настоящее название книги — «Опровержение и победа над знанием, ложно таковым именуемым»). Оно было издано в первый раз Эразмом Роттердамским, в 1526 г. В этой своей книге Ириней даёт самое полное сохранившееся описание гностицизма и учения Маркиона, в противовес которым он утверждает действительность апостольской традиции и приводит перечни епископов, начиная с самых апостолов, подчёркивая, что среди последних не было ни одного гностика.

Целиком также сохранился армянский перевод «Изложение проповеди апостольской», которая была впервые издана в 1907 году.

Священное Писание

Ириней использует Священное Писание как авторитетное доказательство в своих спорах с гностиками. В своих трудах он подчёркивает важность следования апостольской традиции и каноническим новозаветным текстам; призывает не пренебрегать и «еврейской Библией». Христиане Малой Азии во времена Иринея Лионского предпочитали Евангелие от Иоанна. Евангелие от Матфея в то время употреблялось повсеместным образом. В своих сочинениях он говорил о догматическом единстве четырёх Евангелий, отрицая мнение Маркиона, который признавал только Евангелие от Луки. Св. Ириней отбросил все гностические Евангелия, которые использовали гностики во II веке, и объявил 4 книги — Евангелие от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна — авторитетным Писанием Церкви.

Критерием отбора тех, а не других Евангелий была вера Церкви. Подлинны лишь те Евангелия, в которых содержатся определенные утверждения касательно христианской веры, а вера соединяется в церковной общине, восходящей к апостолам. Таким образом, подлинность евангельского свидетельства, которое в силу своего догматического единства является «знаком» Истины, неотделима от понятия Священного Предания, открытом и доступном для всех. Св. Ириней говорил, что Церковь и Священное Предание имеют универсальный вселенский характер.

В своих сочинениях Ириней Лионский цитирует 21 отрывков из новозаветных книг:

Прославление

День памяти в Православной церкви 23 августа (5 сентября), в Католической 28 июня. Его предполагаемая гробница в Лионе была разорена гугенотами в 1562 году. Однако в местном католическом храме (фр.) по-прежнему указывают на ковчег с частицами мощей Лионских мучеников (фр.), в котором хранятся и мощи святителя.

Напишите отзыв о статье "Ириней Лионский"

Примечания

  1. 1 2 [azbyka.ru/tserkov/svyatye/s_o_bogoslovie/meiendorf_vvedenie_v_bogoslovie_06-all.shtml Мейендорф, Введение в святоотеческое богословие]
  2. [www.amazon.com/gp/reader/0385247672/ Brown, Raymond E. An Introduction to the New Testament, p. 14. Anchor Bible; 1st edition (October 13, 1997). ISBN 978-0-385-24767-2.]
  3. Eusebius, Historia Ecclesiastica 5.24.1ff
  4. «Против ересей», V, 9:1
  5. «Но поскольку было бы весьма длинно … перечислять преемства предстоятелей всех церквей, то я приведу предание, которое имеет от апостолов величайшая, древнейшая и всем известная церковь, основанная и устроенная в Риме двумя славнейшими апостолами Петром и Павлом и возвещенную людям веру, которая через преемства епископов дошла до нас, и посрамлю всех тех, кто всячески незаконным образом составляет собрания или по худому самоугождению, или по тщеславию, или по слепоте и превратным мнениям. Ибо, по необходимости, с этой церковью, по её преимущественной важности, согласуется всякая церковь … так как в ней апостольское предание всегда сохранялось верующими повсюду», Против ересей, III, 3:2
  6. «Против ересей», III, 3:3
  7. [www.newadvent.org/cathen/08130b.htm Catholic Encyclopedia]
  8. Быт. 2:25
  9. Ириней Лионский. [web.archive.org/web/20110116090248/mystudies.narod.ru/library/i/irenaeus/adv_haer.htm Против ересей.][archive.is/20120711223924/mystudies.narod.ru/library/i/irenaeus/3adv_haer/3ah22.htm Книга III. Глава 22. § 4.]
  10. Прот. Георгий Флоровский. [www.netda.ru/belka/text_mil/maria_florovsky_r.htm Приснодева Богородица.]. Проверено 11 ноября 2010. [www.webcitation.org/65dSGDrHz Архивировано из первоисточника 22 февраля 2012].

Литература

Русские переводы:

Исследования

  • Федченков С. А. Святый Ириней Лионский: Его жизнь и литературная деятельность. — Сергиев Посад, 1917. — XX, 552 с.
  • Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии (латинская патристика). — М.: Мысль, 1979. — С. 70-75.

Библиография из словаря А. Меня:

  • Migne. PG, t.7; в рус. пер.: Соч. св. Иринея, еп. Лионского. — М., 1871; тоже, репринт. изд. — М., 1996; Доказательства апостольской проповеди // ХЧ. — 1907. — № 4-6.
  • Гусев Д. В., Догматич. система св. И. Л. в связи с гностич. учениями второго века // ПС. — 1874. — № 8-9.
  • [Евгений (Сахаров-Платонов)], Св. И., еп. Лионский, ПрТСО, т.1, кн.4. — 1843.
  • Сагарда Н. И., Новооткрытое произведение св. И. Л. «Доказательство апостольской проповеди». — СПб., 1907; ПБЭ, т.5. — с.1018-22;
  • Федченков С. А., Армянские фрагменты творений св. И. Л. // ХЧ. — 1915. — № 4.
  • иностр. библиогр. см. в журн. Connaissance des p-res de l’Eglise, 1979, № 2 и в кн.: Quasten. Patr., v.1, p. 287;
  • John Beh. Asceticism and anthropology in Irenaeus and Clement. — Oxford: OUP, 2000.

Ссылки

На труды Иринея

  • [www.documentacatholicaomnia.eu/20_30_0130-0202-_Iraeneus.html Тексты в «Латинской патрологии»]
  • [www.krotov.info/library/i/iriney/ap_prop.html Доказательство апостольской проповеди. — СПб., 1907] — дошло до наших дней не в оригинале, а в армянском переводе

Против ересей:

  • [www.krotov.info/library/i/iriney/vers_1.html Кн. 1]
  • [www.krotov.info/library/i/iriney/vers_2.html Кн. 2]
  • [www.krotov.info/library/i/iriney/vers_3.html Кн. 3]
  • [www.krotov.info/library/i/iriney/vers_4.html Кн. 4]
  • [www.krotov.info/library/i/iriney/vers_5.html Кн. 5]

Об Иринее

  • [www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-5/irinej-lionskij.html Ириней Лионский] // Православная Богословская Энциклопедия. Том 5. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу «Странник» за 1904 г.
  • [www.krotov.info/history/02/karsav/kars_04.html Прот. П. Преображенский, О святом Иринее Лионском и его сочинениях 1900]
  • [www.krotov.info/history/02/karsav/kars_04.html Лев Карсавин, Святые отцы и учители церкви 1927]
  • [www.krotov.info/library/m/meyendrf/patr_02.html Иоанн Мейендорф Введение в Святоотеческое богословие 1980]
  • [www.krotov.info/history/02/3/andiya.html Изабель де Андия, Воскресение плоти согласно валентинианам и Иринею Лионскому 1998]
  • [www.krotov.info/history/04/kern/page05.htm А.Амман Путь отцов. Краткое введение в патристику]
  • [days.pravoslavie.ru/Life/life4501.htm Священномученик Ириней Лионский]
Предшественник:
святой Потин Лионский
Епархия Лиона
177 год202 год
Преемник:
?

Отрывок, характеризующий Ириней Лионский

Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.