Иринопольская митрополия
| Основная информация | |
|---|---|
| Епархиальный центр | Дар-эс-Салам |
| Кафедральный храм | Параскевинский собор (Дар-эс-Салам) |
| Сан правящего архиерея | Митрополит |
| Титул правящего архиерея | Дар-эс-Саламский, ипертим и экзарх Восточной Танзании и Сейшел |
Иринопо́льская митропо́лия (греч. Ιερά Μητρόπολις Ειρηνουπόλεως, в 1999—2004 годы — Дар-эс-Сала́мская митропо́лия, греч. Ιερά Μητρόπολις Νταρ Ελ Σαλάμ[1]) — епархия Александрийской Православной Церкви на территории восточной части Танзании и Сейшельских островов.
Содержание
История
28 ноября 1958 года Александрийской Православной Церковью была учреждена Иринопольская и Восточноафриканская митрополия[2], в которую вошли территории Кении, Уганды и Танзании с кафедрой в городе Дар-эс-Саламе в Танзании. Её территория была выделена из обширной Йоханнесбургской митрополии[3]
В 1970—1971 году кафедра была перенесена в Найроби, Кения.
В конце 1972 года для митрополии были избраны для служения в качестве викарных епископов три чернокожих клирика: Христофор (Спартас) и Феодор (Нанкьяма) для Уганды, а тажке Георгий (Гатуна) для Кении, которые вскоре были рукоположены. Это были первые епископские хиротонии чернокожих клириков.
28 ноября 1994 года митрополия была разделена на Кенийскую и Иринопольскую (в пределах Кении и Танзании) и Кампальскую митрополию (в пределах Уганды).
23 ноября 1999 года в пределах восточной Танзании была образована Дар-эс-Саламская митрополия с кафедрой в Дар-эс-Саламе, выделенная из Кенийской митрополии[1].
27 октября 2004 года решением Священного Синода Дар-эс-Саламская митрополия была переименована в Иринопольскую, при этом в её состав вошли была передана от Кенийской миттрополии территория Республики Сейшельские острова, а правящему епископу усваивался титул «митрополит Иринопольский, ипертим и экзарх Восточной Танзании и Сейшельских островов»[4].
Епископы
- Иринопольская и Восточноафриканская митрополия
- Николай (Варелопулос) (25 января 1959 — 10 мая 1968)
- Никодим (Галиацатос) (22 декабря 1968 — 1 декабря 1972)
- Фрументий (Насиос) (1 декабря 1972 — 18 марта 1981)
- Анастасий (Яннулатос) (23 октября 1981 — 8 января 1991) временный управляющий
- Петр (Папапетру) (октябрь 1991 — 28 ноября 1994) временно управляющий, митрополит Аккрский;
- Дар-эс-Саламская митрополия
- Филимон (Ангелопулос-Айаннанитис) (23 ноября 1999 — 4 ноября 2000)
- Серафим (Киккотис) (ноябрь 2000 — март 2001) временно управляющий, митрополит Кенийский
- Протерий (Павлопулос) (3 марта 2001 — 27 октября 2004)
- Иринопольская митрополия
- Димитрий (Захаренгас) (с 27 октября 2004)
Напишите отзыв о статье "Иринопольская митрополия"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.i-m-patron.gr/i-m-patron-old.gr/news2/alexandreia.html Ανακοινωθεν Τησ Αγιασ Και Ιερασ Συνοδου Του Πατριαρχειου Αλεξανδρειασ Και Πασησ Αφρικησ]
- ↑ webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:ubbiEa0GpAwJ:users.sch.gr/markmarkou/1931_1959/1958/alex1958.htm
- ↑ [www.pravenc.ru/text/578032.html ИОАННУПОЛЬСКАЯ И ПРЕТОРИЙСКАЯ МИТРОПОЛИЯ] // Православная энциклопедия. Том XXV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2011. — С. 145-146. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-046-2
- ↑ [dark.jchristo.net/greekorthodox/oldsite/News/2004/october.htm News]
Ссылки
- www.orthodoxtanzania.com/
Отрывок, характеризующий Иринопольская митрополия
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
