Иринчеев, Баир Климентьевич

Баир Климентьевич Иринчеев
Дата рождения:	29 мая 1977(1977-05-29) (46 лет)
Место рождения:	Ленинград, СССР
Гражданство:	Россия Россия
Направление:	военная история
Язык произведений:	русский, финский, английский
Дебют:	2007

Баир Климентьевич Иринчеев (род. 1977) — российский военный писатель, предприниматель, директор Военного музея Карельского перешейка. Специализируется на теме советско-финских войн (1939—1940, 1941—1944).

Биография

Родился 29 мая 1977 года в Ленинграде. По национальности — бурят. Со школьных лет изучал историю советско-финской войны.

В 1999 году закончил Стокгольмский университет, затем в 2003 году — Санкт-Петербургский университет по специальности «международный бизнес». Победитель конкурса студенческих работ «Корпоративный имидж как актив фирмы» (1999). Говорит на английском, финском, шведском и немецком языках.

С 1999 по 2003 год активно работал на проекте устной истории «Я помню» (руководитель — А. В. Драбкин).

Женившись на финке, переехал в Финляндию. Знание языка, однако, не гарантировало ему трудоустройства и желаемого заработка. Тем не менее, он нашёл выход, открыв собственное дело, средства на которое начинающий предприниматель взял в долг у друзей и родственников, а также получил пособие от организации, помогающей молодым предпринимателям (NYP). Основатель туристической компании в Хельсинки, а также автор многих экскурсий по военно-исторической тематике. Автор проекта Bair Books, созданного с целью популяризации истории СССР и России. В рамках него организовываются выставки, распространение и издание исторической и военно-исторической литературы.

Летом 2012 году открыл выставку «Карельский перешеек. Война 1939—1944» в Выборге, в дальнейшем расширил её до Военного музея Карельского перешейка. Первыми экспонатами музея стали военные артефакты, оставшиеся от боёв июня 1944 года в районе горы Куутерселькя (ныне посёлок Лебяжье Выборгского района Ленинградской области), где советские войска прорвали финскую оборонительную линию ВТ.

Автор книг о советско-финских войнах (1939—1940, 1941—1944). В 2005 году выступил сопродюсером американского документального фильма «Огонь и лёд» о советско-финской войне (1939—1940). В 2013 году перевёл на финский язык и издал книгу Петра Репникова о событиях в Петровском Яме на советско-финском фронте Великой Отечественной войны (консультант книги — финский историк Карл Фридрих Геуст).

В январе 2013 года передал музею «Царское Село» альбом с любительскими фотографиями, сделанными нацистами во время оккупации города Пушкина.

Осенью 2013 года участвовал в организации сбора средств и установки новой таблички командиру взвода танков Т-60 1-й Краснознамённой танковой бригады лейтенанту Николаю Афанасьевичу Фатееву в посёлке Лебяжье Выборгского района Ленинградской области, сгоревшему в танке 12 июня 1944 года в одном из первых боёв на линии ВТ близ Куутерселькя. Табличка с трогательной надписью многие годы была установлена на братском кладбище в посёлке Лебяжье, однако исчезла в 2005 году. Для её восстановления было собрано более 10 тыс. подписей и 50 тыс. рублей пожертвований.

Для съёмок фильма «Двадцать восемь панфиловцев» передал реквизит и униформу бойцов РККА, а также организовал благотворительные экскурсии, прибыль от которых пойдёт в пользу фильма.

12 июня 2014 года на месте бывших укреплений финской оборонительной линии ВТ в районе посёлка Лебяжье Выборгского района Ленинградской области при участии Баира Иринчеева в качестве переводчика для финских гостей состоялось торжественное открытие исторического района «Куутерселькя 1944».

По состоянию на 2015 год проживал время от времени в Хельсинки и Выборге, где расположен основанный им музей.

• Veterans at the Finnish memorial in Lebyazh'e.jpg

  Выступление у монумента финским солдатам, оборонявшим 12-15 июня 1944 года линию ВТ. Посёлок Лебяжье, 12 июня 2014.

• Bair Irincheev at the Finnish memorial in Lebyazh'e 02.jpg

  Там же.

• Bair Irincheev at the Lt. Fateev and Sgt.Kharitonskij memorial.jpg

  У памятного знака рядом с местом гибели танкового экипажа Н. А. Фатеева и Ю. Л. Харитонского.

Семья, личная жизнь

Внешние изображения
	[expert.ru/data/public/167220/167223/enw11_030_1.jpg Б. К. Иринчеев со своей семьёй, 2007].

Женат, двое детей. Увлечения: путешествия, велосипед, походы и фотография.

Библиография

Некоторые книги и публикации:

• Баир Иринчеев. [militera.lib.ru/research/nepravda_vs-1/01.html Виртуальная финская война Виктора Суворова] // Неправда Виктора Суворова. — М.: Яуза, Эксмо, 2007. — 384 с. — 7000 экз. — ISBN 978-5-699-24861-2.
• Баир Иринчеев. Забытый фронт Сталина. — М.: Яуза, Эксмо, 2008. — 368 с. — (Неизвестные войны XX века). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-27736-0.
• Bair Irincheev. The Mannerheim Line: Finnish Fortifications 1920—1940. Osprey Publications, 2008.
• Artem Drabkin, Bair Irincheev. Jatkosota puna-armeijan silmin. Ateena, 2008.
• Баир Иринчеев. Оболганная победа Сталина. Штурм Линии Маннергейма. — М.: Яуза, Эксмо, 2009. — 480 с. — (Секретные войны). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-38617-8.
• Bair Irincheev. War of the White Death: Finland against the Soviet Union 1939—1940. Pen and Sword, 2010.
• Bair Irincheev. Talvisota venäläisin silmin. Minerva Publishing, 2012.
• Артём Драбкин, Баир Иринчеев. «А зори здесь громкие». Женское лицо войны. — М.: Яуза, Эксмо, 2012. — 288 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-699-55484-3.
• Bair Irincheev, Petr Repnikov. Kaukopartio-operaatio Petrovski Jam. Minerva Publishing, 2013. — 233 pp. ISBN 9789524927963
• Баир Иринчеев. Танки в Зимней войне. — М.: Тактикал Пресс, 2013. — 248 с. — 10 500 экз. — ISBN 978-5-906074-08-9.

Фотоальбомы:

• Баир Иринчеев. Финская война: забытые кадры / Переводчики: Йертта Ратиа, Курт Ратиа, Роб Хаймер, Баир Иринчеев. — Аврора-Дизайн, 2010. — 192 с. — ISBN 978-5-93768-039.
• Баир Иринчеев. Финляндия: ответный удар. Карельский перешеек. — Bair Books, 2011.
• Баир Иринчеев, Денис Жуков. Гибель дворцов. Нацистская оккупация Ленинградской области в 1941-1944 годах. — Аврора-Дизайн, 2011. — 64 с. — ISBN 978-5-93768-047-2.
• Баир Иринчеев, Денис Жуков. На Ленинград! Наступление Группы Армий «Север» в 1941 году / Переводчики: Йертта Ратиа, Курт Ратиа, Роб Хаймер, Баир Иринчеев. — Аврора-Дизайн, 2011. — 64 с. — ISBN 978-5-93768-048-0.
• Денис Жуков, Сергей Ларенков, Баир Иринчеев. Битва за Ленинград.. — Историко-Культурный Центр Карельского Перешейка, 2015. — 96 с.

Также перевёл на английский язык несколько воспоминаний советских ветеранов Великой Отечественной войны — «Tank Rider» Бессонова, «Penal Strike» Пыльцына, «On the Roads of War» Якушина, а также ряд глав из книг «Т-34 in action» и «Soviet Fighter Pilots».

Оценки и мнения

Для нашей страны Великая Отечественная — это основа нации, у всех кто-то воевал, кто-то погиб. И я считаю, что красный флаг на Рейхстаге — это величайший момент нашей истории. Фильм «28 панфиловцев» собрал три миллиона. Потому что люди устали от того, что историю страны поливают грязью: «Этого не было»… «Матросов просто поскользнулся», «того не было». Получается, что война — череда провалов. Вопрос, как наши в Берлине оказались? В 1945 году? Как победили тогда? Народ устал от исторического треша, хочется светлого. Например: вот у меня был прадед. Он воевал. Четыре года. Против сильного противника. И он победил. И всё.

— из интервью с Анной Нежинской, Фонтанка.FI

Открытое письмо Баира Иринчеева создателям игры Company of Heroes 2:

Я воспринимаю эту игру как личное оскорбление и плевок на могилы моих родственников — участников Великой Отечественной войны. … Моя семья с благодарностью будет вспоминать наших родственников, погибших на войне против тех, кто вторгся в наше Отечество. Вся нация благодарит и помнит всех, кто погиб на той войне — советских, американских, канадских, французских солдат — всю антигитлеровскую коалицию. Благодарность и память вас не касаются. У вас нет уважения к прошедшим поколениям, и вас тоже никто вспоминать не будет.

Однако, я понимаю, что вы не можете думать дальше квартального отчета перед акционерами. Я желаю вам быстрого банкротства и долгой, скучной, пустой и бедной жизни в Канаде.

Ссылки

• [karhu1977.livejournal.com/ karhu1977] — Баир Иринчеев в «Живом Журнале»
• [bair-books.com/ Bair Books — военно-историческая литература, экскурсии и выставки]
• Анна Нежинская. [fontanka.fi/articles/12247/ О Зимней войне "на уровне батальона"]. Фонтанка.FI (28 октября 2013). Проверено 22 декабря 2013.

Отрывок, характеризующий Иринчеев, Баир Климентьевич

Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.