Ирклис, Пётр Андреевич
Поделись знанием:
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
| Пётр Андреевич Ирклис латыш. Pēteris Irklis<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| август 1935 года — июль 1937 года | |||
| Предшественник: | Густав Семёнович Ровио | ||
| Преемник: | Никольский Михаил Николаевич | ||
| Рождение: | 15 (3) января 1881 Рига, Лифляндская губерния, Российская империя | ||
| Смерть: | 9 сентября 1937 (56 лет) Левашово, Ленинград | ||
| Партия: | РСДРП с 1905 года | ||
Пётр Андре́евич И́рклис (15 января 1887, Рига — 9 сентября 1937, Левашово, пригород Ленинграда) — советский партийный деятель, первый секретарь Карельского областного комитета ВКП(б) (1935—1937)[1].
Содержание
Биография
Родился в семье портного, латыш.
В 1898 году окончил рижское ремесленное училище, работал разнорабочим, наборщиком в типографии. В 1905 году вступил в РСДРП, принимал активное участие в революции 1905—1907 годов.
В 1908 году призван в армию, участник Первой мировой войны.
В октябре 1917 года — комиссар эвакуационного пункта, заведующий отделом Ярославского губернского военкомата.
С 1919 года — секретарь трибунала, начальник политического бюро ЧК в Риге.
С 1921 года — председатель Исполнительного комитета Лужского уездного Совета, секретарь Лужского уездного комитета РКП(б), секретарь Гдовского уездного комитета РКП(б).
С 1927 года — ответственный секретарь Ленинградского окружкома ВКП(б), заведующий отделом Ленинградского обкома ВКП(б).
В 1929—1931 годах — секретарь Центрального и Володарского Райкомов ВКП(б) в Ленинграде.
В 1932—1935 годах — третий секретарь Ленинградского обкома ВКП(б).
В 1934 году избирался делегатом XVII съезда ВКП(б) — «Съезда победителей».
С августа 1935 года — первый секретарь Карельского областного комитета РКП(б), член Президиума КарЦИК.
Избирался делегатом XVI Всероссийского и VIII Всесоюзного чрезвычайных съездов Советов.
Арестован 21 июля 1937 года. Осужден 9 сентября 1937 года Военной коллегией Верховного суда СССР на выездной сессии в Ленинграде по ст. 58-7-8-11 УК РСФСР за «контрреволюционную деятельность».
Расстрелян в тот же день в Ленинграде. Предположительно захоронен на территории «Левашовской пустоши».
Реабилитирован в 1956 году.
Напишите отзыв о статье "Ирклис, Пётр Андреевич"
Примечания
- ↑ Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. — Т. 1: А—Й. — Петрозаводск: «ПетроПресс», 2007. — 400 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0123-0 (т. 1) — С. 380—381.
Литература
- Народные избранники Карелии: Депутаты высших представительных органов власти СССР, РСФСР, РФ от Карелии и высших представительных органов власти Карелии, 1923—2006: справочник / авт.-сост. А. И. Бутвило. — Петрозаводск, 2006. — 320 с.
Ссылки
- [www.knowbysight.info/III/04114.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]
- [www.alexanderyakovlev.org/almanah/almanah-dict-bio/1005792/8 Архив А. Н. Яковлева]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ирклис, Пётр Андреевич
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Категории:
- Родившиеся 3 января
- Родившиеся в 1881 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Риге
- Родившиеся в Лифляндской губернии
- Умершие 9 сентября
- Умершие в 1937 году
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Родившиеся 15 января
- Родившиеся в 1887 году
- Революционеры России
- Делегаты XVII съезда ВКП(б)
- Первые секретари Карельского обкома КПСС
- Члены ЦИК Автономной Карельской ССР
- Делегаты XVI Всероссийского съезда Советов
- Делегаты VIII Всесоюзного съезда Советов
- Репрессированные в СССР
- Расстрелянные в СССР
- Казнённые политики
- Реабилитированные в СССР
- Посмертно реабилитированные
- Похороненные на Левашовском мемориальном кладбище
