Иркутский гидропорт
| Иркутский гидропорт | ||
 Иркутский гидропорт | ||
| Страна: Регион: |
СССР Иркутская область | |
| Тип: | гражданский / недействующий | |
| Код ИКАО: Код ИАТА: |
| |
| Высота: Координаты: |
52°18′04″ с. ш. 104°17′30″ в. д. / 52.30111° с. ш. 104.29167° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.30111&mlon=104.29167&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 52°18′04″ с. ш. 104°17′30″ в. д. / 52.30111° с. ш. 104.29167° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.30111&mlon=104.29167&zoom=14 (O)] (Я) | |
| Местное время: | UTC + 8 | |
| Время работы: | круглосуточно | |
| Сайт: |
| |
| Взлётно-посадочные полосы (ВПП) | ||
|---|---|---|
| Номер | Размеры | Покрытие
|
Иркутский гидропорт — авиационное предприятие для базирования гидроавиации в Иркутске в период с 1928 по 1953 годы.
История
Гидропорт был создан в 1928 году рядом с устьем Ушаковки и использовал строения Знаменского монастыря. Это место было выбрано не только по причине антирелигиозной пропаганды, но и из-за близости коммуникаций: городская пристань располагалась в трёхстах метрах, а до железной дороги было около полутора километров. Были построены ангар на восемь самолётов и ремонтные мастерские на два самолёта, которые просуществовали вплоть до 1953 года. От ангара к протоке были проложены бетонные дорожки, по которым осуществлялся спуск на воду гидросамолётов. У стен упразднённого монастыря было четыре причала, где пассажиры грузились на воздушные суда. На другой стороне Ангары, на Дьячем острове была стоянка ещё на 18 гидросамолетов[1].
Эта инфраструктура была создана для обслуживания первых гидроавиационных линий Советского Союза, которые доставляли пассажиров и грузы по линиям Иркутск—Бодайбо и Иркутск-Якутск. Эти пассажирские перевозки осуществлялись с 1928 по 1941 год, направление обслуживалось специальным 11-м гидроотрядом, который имел в своём распоряжении 22 самолета. Основой авиапарка стал самолёт ПС-7 (пассажирская модификация самолёта Р-6) конструкции КБ Туполев[1].
Сезон полётов Гидропорта был сравнительно недолгим — с мая по октябрь, гидросамолеты садились и взлетали прямо с реки, направление взлёта выбиралось против ветра. Зимой подвеска самолётов менялась на лыжи, в качестве взлётной полосы использовался лёд реки. В некоторых случаях прикрепляли колёса и самолёты взлетали с сухопутного аэродрома в посёлке Боково (ныне — окраина микрорайона Иркутск-2). Он находился в трёх километрах от ангаров[1].
Кроме 11-го гидроотряда в связи с гидропортом упоминается общество «Добролёт». Кроме экипажа за каждым самолётом закреплялись техник и моторист, в результате коллектив гидроаэропорта составлял более 100 человек. С момента создания линий на них работали в основном импортные летательные аппараты. С середины 1930-х годов лётный парк постепенно стал заменяться отечественными самолетами[1].
Длительность авиационного перелёта с ночевками до Бодайбо составляла 30 часов, полёт до Якутска — 56 часов. Первый рейс до Якутска и первый зимний перелет в Бодайбо совершал известный лётчик Отто Кальвица. Этот пилот долгое время работал на этом гидропорте и погиб в 1930 году, выполняя полёт из Иркутска[1].
Большая часть работ проводилась в здании Знаменской церкви, а общежитие для сотрудников было организовано в том двухэтажном здании, в котором сейчас работает управление епархии. В 1935 году руководители предприятия составили петицию, по которой планировалось построить на месте церкви новое здание, более подходящее для нужд авиаторов. Против сноса храма выступили И. П. Окладников и И. Г. Гольдберг, эти выступления остановили процесс сноса здания[1][2].
В 1936 году гидропорт стал базой для организованного авиаотряда НКПС. Лётчик этого авиаотряда Л. Г. Крузе на гидросамолёте МР-6 СССР Ж-1 совершил рекордный для того времени перелёт Ленинград-Иркутск-Нордвик на расстояние около 10 000 км[3].
Силами НКПС была построена цепочка гидропортов вдоль стройплощадок западного участка БАМа[1]:
|
|
Гидропорты восточного участка БАМа[1]:
|
В августе 1937 года на базу НКПС иркутского гидропорта были приняты пять машин, которые самостоятельно преодолели маршрут Таганрог—Ростов-на-Дону—Сталинград—Саратов—Челябинск—Омск—Новосибирск—Красноярск—Братск—Иркутск—Нижнеангарск[4].
Напишите отзыв о статье "Иркутский гидропорт"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Павел Мигалев [pressa.irk.ru/kopeika/2006/10/009001.html#2 Гидропорт Иркутский] // Копейка : газета. — Иркутск: Издательская группа номер один, 2006. — Вып. 10 от 17 марта.
- ↑ Наталья Пономарёва [www.pribaikal.ru/irkutsk-item/article/2347.html Наши, поди, иннокентьевские]. — Иркутск: Негосударственное учреждение культуры "Социально-экологическая Экспедиция ИнтерБАЙКАЛ", 2009. — Вып. 16 января.
- ↑ Оскар Круус. Вахтенный полярной трассы. — Таллин: Ээсти Раамат, 1976. — 160 p.
- ↑ Сергей Богатко [www.gudok.ru/newspaper/detail.php?ID=298367&SECTION_ID=&year=2003&month=02 Разведчики путей сообщения] // Гудок : газета МПС. — М., 2003. — Вып. 1 февраля.
Литература
- Павел Мигалев [pressa.irk.ru/kopeika/2006/10/009001.html#2 Гидропорт Иркутский] // Копейка : газета. — Иркутск: Издательская группа номер один, 2006. — Вып. 10 от 17 марта.
Отрывок, характеризующий Иркутский гидропорт
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
