Ирландская мифология

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Ирландская мифология — мифология Ирландии, входящая в корпус мифологии кельтской. Сохранившиеся источники позволяют разделить корпус текстов ирландской мифологии на четыре основных цикла: мифологический, уладский, Цикл Финна (или Оссиана) и королевский, или исторический. Кроме того, существует определённое количество материалов, не входящие в циклы.

Ирландия — «самая кельтская» страна

Основная проблема при изучении кельтской мифологии состоит в том, что до нас дошло очень немного надёжных её источников. В основном о кельтах и их культуре мы судим по тому, что было написано античными исследователями. Отношение к таким свидетельствам, понятно, настороженное, поскольку очень тяжело выделить, что же в таких свидетельствах истинно кельтское, а что наносное, так как кельты были побеждены Римом, и Галлия быстро романизировалась. Сами же античные авторы не были лишены некой предвзятости и оценивали увиденное согласно своим представлениям о богах и небесной иерархии. В этом смысле положение Ирландии особое, поскольку она не была завоёвана римлянами, а потому была избавлена от влияния чуждой культуры.

Другой проблемой мог бы стать процесс принятия христианства (IV—V столетия), поскольку христианизация всегда сопровождалась вытеснением языческой культуры. К счастью, дошедшие до нас ирландские саги практически лишены заметного христианского влияния. По этой причине при изучении кельтской мифологии наибольший интерес представляет корпус именно ирландских легенд.

Источники саг

Происхождение ирландских саг до конца не выяснено. Спорно даже то, что сначала они существовали в устной форме, а потом, с приходом в Ирландию христианства были записаны (а не придуманы) монахами. В любом случае, запись кельтских саг, складывающихся в эпос, стала, пожалуй, самым большим культурным достижением средневековой Ирландии. Наиболее древняя из таких сохранившихся рукописей — «Книга Бурой Коровы» (кон. XI — нач. XII вв.), получившая своё название за пергамент, на котором была написана. Хранится в библиотеке Ирландской королевской академии. Менее древними являются «Лейнстерская книга» (нач. XII в., библиотека дублинского Тринити Колледжа) и манускрипт Ролинсона B 502 (Rawl.) (Библиотека Бодли Оксфордского университета). При этом большинство материалов датируются значительно более ранним временем, чем время создания этих манускриптов. Лингвистический анализ показывает, что некоторые прозаические отрывки датируются VII веком, а некоторые из стихов могли быть записаны и в VI веке.

Имеется также собрание четырёх манускриптов, появившихся на западе Ирландии в конце XIV — начале XV века: «Жёлтая книга Лекана», «Великая книга Лекана», «Книга Уи Майне», и «Баллимотская книга». Первая из них содержит часть наиболее ранней известной версии Угона быка из Куалнге и хранится в Тринити Колледже. Другие три находятся в Королевской Академии. Стоит обратить внимание и на прочие манускрипты XV века, (напр., «Книгу Фермоя») и более поздние синкретические работы, такие как «Foras Feasa ar Éirinn» («История Ирландии») Джеффри Китинга (ок. 1640), особенно учитывая, что позднейшие составители, возможно, располагали и ныне исчезнувшими манускриптами.

Следует, однако, учитывать, что большинство манускриптов были созданы христианскими монахами, испытывавшими двойственные чувства: желание увековечить родную культуру и религиозное противостояние с языческими верованиями; в результате этого когнитивного диссонанса некоторые боги были эвгемеризованы. Более поздние источники также могли содержать пропагандистскую составляющую, поскольку предназначались для создания собственной ирландской истории, которая могла бы выдержать сравнение с мифическим происхождением британских захватчиков от основателей Рима, распространявшееся Гальфридом Монмутским и прочими. Имелась также и выраженная тенденция к подгонке ирландских генеалогий к известным в то время диаграммам греческих или библейских родословных.

Ранее считалось бесспорным, что средневековая ирландская литература сохранила древнюю традицию в практически не изменившейся с течением веков форме устной культуры древних кельтов. Кеннет Джексон описал Уладский цикл как «окно в Железный Век», а Гаррет Олмстед попытался провести параллели между «Угоном быка из Куалнге» и иконографией Гундеструпского котла. Однако данная позиция была оспорена филологами-«ревизионистами», полагающими, что большинство из текстов было создано во времена христианства в качестве намеренной имитации эпоса классической литературы, пришедшей вместе с латынью. Ревизионисты находили в «Угоне быка из Куалнге» фрагменты, как им казалось, испытавшие влияние «Илиады», и указывали на факт существования «Togail Troi», очень ранней ирландской адаптации «Энеиды», содержащейся в «Лейнстерской Книге», а также обращали внимание, что материальная культура текста, как правило, ближе ко времени составления текста, чем к далекому прошлому. Единственное, в чём они нашли согласие — в том, что изучать текстовый материал следует более критически.

Мифологический цикл саг

Это особый цикл, поскольку его саги иногда рассматривают как космогонические мифы кельтов, то есть мифы о создании мира, хотя в данном случае речь не идёт о таких грандиозных историях, как рождение вселенной, вроде вавилонских и скандинавских преданий, а всего-навсего об оформлении теперешнего облика Ирландии и племенах, её заселявших.

Мифологический цикл сохранился наименее хорошо изо всех четырёх циклов. Наиболее важными источниками являются «Старина мест» и «Книга захватов». Другие саги цикла — «Сон Энгуса», «Сватовство к Этайн» и «(Вторая) Битва при Маг Туиред», а также одна из наиболее известных ирландских саг «Трагедия детей Лира».

«Книга захватов» — псевдоистория Ирландии, прослеживающая родословную ирландцев в глубь времен до Ноя. История страны представляется в виде серии вторжений, или «захватов» Ирландии различными последовательно прибывающими народами.

«Старина мест» — грандиозная работа по ономастике ранней Ирландии, излагающая в виде последовательности поэм легенды о названиях различных памятных мест. Она включает в себя много важной информации о персонажах и историях Мифологического цикла, в том числе рассказывает о битве при Тальтиу, в которой Туата де Дананн (одно из последовательности захватывающих Ирландию племен) были побеждены милезийцами.

Важно отметить, что в средние века Туата Де Данан рассматривались не столько как боги, сколько как изменившее форму волшебное население Ирландии Золотого Века. Такие тексты, как Книга захватов и Битва при Маг Туиред представляют их королями и героями далёкого прошлого, завершая цикл историями их смерти. Однако есть веские свидетельства, как в текстах, так и в остальных кельтских источниках, что когда-то они рассматривались как божества. Саги о Туата де Дананн составляют подавляющее большинство Мифологического цикла.

Уладский цикл саг

Уладский цикл сложен примерно в начале христианской эры, большая часть действий происходит в областях Ульстер и Коннахт. Этот цикл состоит из ряда героических историй, касающихся жизни Конхобара мак Несса, короля Ульстера, великого героя Кухулина, сына Луга, их друзей, возлюбленных и врагов. Цикл назван по имени уладов, населения северо-восточной части Ирландии, действие историй разворачивается вокруг королевского двора в Эмайн Махе, близ современного города Армаг. Улады тесно связаны с ирландской колонией в Шотландии, часть обучения Кухулина происходит именно там.

Цикл состоит из историй рождений, детства и обучения, ухаживаний, битв, пиров и смертей героев и изображает военное общество, в котором война представляет собой последовательность одиночных стычек, а богатство измеряется в основном в количестве скота. Эти истории написаны, как правило, в прозе. Центральное произведение цикла — Угон быка из Куалнге. Другие важные тексты Уладского цикла — Трагическая смерть единственного сына Айфе, Пир Брикрена и Разрушение Дома Да Дерга. Известной частью этого цикла является Изгнание сыновей Уснеха, более известное как трагедия Дейрдре и источник пьес Джона Синга, Уильяма Йейтса и Винсента Вудса.

В некоторых отношениях этот цикл близок к мифологическому. Некоторые из персонажей мифологического возникают в уладском, в том же виде изменившей форму магии. Хотя некоторых персонажей, таких, как Медб или Ку Рои, мы можем подозревать в том, что они были когда-то божествами, а Кухулин часто выказывает сверхчеловеческое совершенство, персонажи смертны и внедрены в определённое время и место. Если мифологический цикл соответствует Золотому Веку, то уладский — Веку Героев.

Цикл Финна, или Оссиана

Эти саги так же рассказывают о героях, но если в сагах уладского цикла герои преимущественно одиночки, то этот цикл саг посвящён товариществу воинов и их удовольствию от пребывания в «избранном обществе прекрасных молодых воинов». Центральная сага в этой группе историй — «Преследование Диармайда и Грайне», посвящённая любви и трагической гибели влюблённых. Возможно, подобная смена настроений в сагах связана с тем, что расцвет цикла совпадает по времени с распространением в Европе куртуазной поэзии трубадуров и труверов, а также романов артуровского типа.

Королевский или исторический цикл

Саги последнего, королевского, цикла повествуют не столько о королях, сколько о королевстве как идее, о династиях разных областей Ирландии, смене королевских домов и их судьбах. К этому циклу относятся истории о таких королях как Конайре Великий, Конн Ста Битв, Кормак мак Арт, Ниалл Девять Заложников или Домналл мак Аэда.

Литература

• Бондаренко Г. В. Мифология пространства древней Ирландии. — М.: Языки славянской культуры, 2003. — 416 с. — (Язык. Семиотика. Культура. Малая серия). — ISBN 5-94457-127-6
• Дуан О. Кельты / Пер. с англ. А. В. Милосердовой. — М.: Мир книги, 2008. — 128 с.: ил. — (Мифы и легенды народов мира). — ISBN 978-5-486-01964-7
• Ирландские саги / Пер. с ирл. А. А. Смирнова. — Л.: Гослитиздат, 1961. — 3-е изд. — 298 с.
• Ирландские и валлийские сказки / Пер. с англ. Н. В. Шерешевской. — М.: Гендальф-Мет, 1993. — 320 с.: ил. — ISBN 5-88044-022-2
• Кельтская мифология / Пер. с англ. С. Головой и А. Голова. — М.: Издательство Эксмо, 2004. — 640 с. — ISBN 5-699-01165-X
• Кельтские мифы. Валлийские сказания, Ирландские сказания / Пер. с англ. Л. И. Володарской. — Екатеринбург: У-Фактория. 2006. — 496 с. — (Bibliotheca Mythologica). — ISBN 5-9709-0219-5
• Король птиц. Ирландские сказки и легенды / Пер. с англ. Н. В. Шерешевской. — М.: КРУГ, Фонд И. Д. Сытина, Роскнига, 1993. — 144 с. — ISBN 5-87020-022-9
• Кэртин Джеремия. Легенды и мифы Ирландии / Пер. Л. А. Игоревского. — М.: ЗАО «Центрполиграф», 2008. — 224 с. — ISBN 978-5-9524-3878-1
• Лики Ирландии. Книга сказаний / Пер. с англ. С. В. Шабалова. — СПб.: Летний сад, 2001. — 286 с. — (Anima Celtica). — ISBN 5-94381-002-1
• Маккалох Джон Арнотт. Религия древних кельтов / Пер. с англ. С. П. Евтушенко. — М.: ЗАО «Центрполиграф», 2004. — 336 с. — ISBN 5-9524-1303-X
• Михайлова Т. А. Суибне-гельт зверь или демон, безумец или изгой. — М.: Аграф, 2001. — 448 с. — (Наследие кельтов. Исследования). — ISBN 5-7784-0184-1
• Плавание Святого Брендана. Средневековые предания о путешествиях, вечных странниках и появлении обитателей иных миров / Пер. с лат. и старофранц. Н. С. Горелова. — СПб.: Азбука-классика, 2002. — 320 с. — ISBN 5-352-00238-1
• Похищение Быка из Куальнге / Пер. с ирл. С. В. Шкунаева, Т. А. Михайловой, В. И. Швыряева. — М.: Наука, 1985. — 496 с. — (Литературные памятники).
• Предания и мифы средневековой Ирландии / Сост., пер. С. В. Шкунаева. — М.: Изд-во МГУ, 1991. — 284 с. — (Университетская библиотека). — ISBN 5-211-00885-5
• Рис Алвин, Рис Бринли. Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе / Пер. с англ. Т. А. Михайловой. — М.: Энигма, 1999. — 480 с. — (История духовной культуры). — ISBN 0-500-27039-2
• Роллестон Томас. Мифы, легенды и предания кельтов / Пер. с англ. Е. В. Глушко. — М.: ЗАО «Центрполиграф», 2004. — 349 с. — ISBN 5-9524-1063-4
• Саги об уладах / Пер. с ирл. Т. А. Михайловой, С. В. Шкунаева, Н. Ю. Чехонадской, Н. А. Николаевой. — М.: Аграф, 2004. — 640 с. — (Наследие кельтов. Источники). — ISBN 5-7784-0270-8
• Сказки Британских островов: В 2-х тт. — Т. 1. Ирландские сказки. Валлийские сказки / Пер. с англ. Н. В. Шерешевской. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1992. — 256 с. — ISBN 5-8242-0009-2
• Стефенс Джеймс. Пять королевств Ирландии: битвы, любовь и странствия ирландских вождей и героев / Пер. с англ. В. Фирсова, С. Ермакова, Л. Колотушкина. — М.: Менеджер, 1998. — 224 с. — ISBN 5-87457-128-0
• Чудесное плавание Брана. По мотивам кельтских преданий / Пер. с англ. Е. В. Перехвальской. — М.: Терра, 1996. — 480 с.: ил. — (UNICORNIS). — ISBN 5-300-00359-X
• Широкова Н. С. Мифы кельтских народов — М.: Астрель, ООО «Издательство АСТ», ООО «Транзиткнига», 2005. — 432 с.: ил. — (Мифы народов мира). — ISBN 5-17-019444-7, ISBN 5-271-08709-3, ISBN 5-9578-0397-9

Источники в интернете

• [www.druids.celtica.ru/page.php?pagename=ir_ris Обзор ирландских источников]

Ссылки

• [aquavitae.narod.ru/bibliosaga.htm Онлайн библиотека ирл.саг. Русс.яз.]
• [mith.ru/treasury/fantasy/fitz/index.htm Ирландские мифы в картинах Дж. Фицпатрика]

Отрывок, характеризующий Ирландская мифология

– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.