Ирландская флейта

Ирландская флейта
Ирландская флейта без клапанов
Классификация	Духовой инструмент, Аэрофон
Родственные инструменты	Флейта Бёма

Ирландская флейтаИрландская флейта

Ирландская флейта (англ. Irish flute) — поперечная флейта, использующаяся для исполнения ирландской (а также шотландской, бретонской и др.) народной музыки.

Представляет собой поперечную флейту т. н. простой системы — основные 6 отверстий её не закрыты клапанами, при игре их закрывают непосредственно пальцы исполнителя. Канал у ирландских флейт, как правило, конический. Ирландская флейта встречается в вариантах с клапанами (от 1-го до 10), и без.

Изготавливается, как правило, из дерева, в наше время также из эбонита или специальных пластиков, близких по плотности к черному дереву. Имеют диапазон 2—2.5 октавы, наиболее распространённая и общепринятая тональность — D (ре). Тембр ирландской флейты — более тёмный, более бархатистый, закрытый и насыщенный по сравнению с современными металлическими классическими флейтами Бёма.

История

Вероятно, поперечная флейта использовалась в Ирландии и в раннее время (до XIX века), но, в любом случае, она не была популярным инструментом.

Современные ирландские флейты фактически представляют собой поперечные флейты, вышедшие из употребления с переходом классических музыкантов в XIX веке на флейты системы Бёма. Со второй половины XIX и в начале XX вв. происходил переход классических флейтистов на флейты системы Бёма. Старые флейты простой системы сдавались в комиссионные магазины и т. д., где их покупали ирландцы, которых вполне устраивала простая система. При этом клапана зачастую снимались за ненадобностью.

В XIX веке в разных регионах Европы в контексте классической музыки сложились разные школы игры на флейте. Английская школа отличалась своеобразным подходом к звуку и тембру — характерным звуком для английской школы был более громкий, мощный наполненный звук и более сильная атака, в отличие от французской школы, где добивались мягкого и нежного, «сладкого» звучания. Наиболее видным представителем английской школы был Чарльз Николсон ([en.wikipedia.org/wiki/Charles_Nicholson_(flautist) Charles Nicholson] (1795—1837)), который славился своим необычайно громким, мощным звуком и точным интонированием. Чтобы флейта звучала, отвечала его требованиям к звуку, он переделывал стандартные мастеровые флейты, увеличивая амбушюр и диаметр игровых отверстий. Запатентовав такие флейты, он впоследствии продавал их по всей Великобритании.

Считается, что ирландская флейтовая традиция унаследовала особенности английской флейтовой школы и особенности флейт Николсона.

Действительно, одной из особенностей современных ирландских флейт являются большие игровые отверстия, дающие более громкий звук и более открытый тембр, чем другие подобные деревянные флейты, что нелишне, поскольку ирландская народная музыка часто исполняется в составе групп, например, кейли-бэндов или на весьма шумных сейшнах.

Слайд (игровой прием) и пальцевое (а не диафрагмальное) вибрато, использующиеся в ирландской народной музыке по сей день, унаследованы ирландскими музыкантами из английской флейтовой школы.

Сложились 2 основных разновидности ирландских флейт (по именам изобретателей-производителей): Праттен (Pratten) и Рудалл энд Роуз (Rudall & Rose). Флейты Праттен имеют более широкий канал небольшой конусности, игровые отверстия большого размера, и дают более мощный "широкий" и открытый звук; флейты Рудалл энд Роуз имеют более тонкий канал с большим сужением и меньшие отверстия, чем флейты "праттен", тембр их более сложный и темный. Встречаются и другие разновидности, в зависимости от геометрии канала, размера игровых отверстий и амбушюрного отверстия. Многие оригинальные флейты 19 века имели удлиненное нижнее колено с клапанами C# (до#) и C (до), которые ирландскими музыкантами практически не использовались. Некоторые современные изготовители флейт продолжают делать удлинённое нижнее колено с отверстиями C# (до#) и C (до), даже в случаях, когда флейта вовсе не имеет клапанов, поскольку считают, что это позволяет лучше воспроизвести настройку и тембр оригинальных флейт XIX века.

Современное использование

В наше время ирландская флейта — очень популярный инструмент. Массовая популярность ирландской флейты, как и многих других инструментов, началась в середине XX века на волне европейского «фолк-возрождения». Особую роль в популяризации инструмента сыграл (и продолжает играть) флейтист Мэтт Моллой, игравший в трёх наиболее влиятельных ирландских фолк-группах 2-й половины XX века — Planxty, The Bothy Band и The Chieftains, а также записавший большое число сольных альбомов и совместных работ. Благодаря своему неповторимому исполнительскому мастерству, энергии и глубине Мэтт Моллой продолжает оставаться достойным примером для многих флейтистов мира.

Известные современные ирландские (и не только) флейтисты и группы, в которых они участвовали (участвуют):

• Michael Tubridy (The Chieftains)
• Cathal McConnell (Boys of the Lough)
• Matt Molloy (Planxty, The Bothy Band, The Chieftains)
• Kevin Crawford (Moving Cloud, Lunasa)
• Frankie Gavin (De Dannan)
• Seamus Egan (Solas)
• Liam Kelly (Dervish)
• Michael McGoldrick (Flook, Lunasa, Capercaillie, etc.)
• Brian Finnegan (Flook, Aquarium International)
• Catherine McEvoy
• Paul McGrattan
• Chris Norman (of Cape Breton tradition)
• Jean-Michel Veillon (Kornog)
• Sylvain Barou (Comas)

Ссылки

• [www.flutehistory.com/Players/Charles_Nicholson/index.php3 Charles Nicholson (англ.)]
• [www.standingstones.com/irflute.html What Is an Irish Flute (англ.)]
• [www.mcgee-flutes.com/ Сайт австралийского изготовителя флейт Терри МакГи, содержащий массу информации по истории, акустическим особенностям и т. д. флейт. (англ.)]

Отрывок, характеризующий Ирландская флейта

Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.