Ирреалис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ирреáлис  (англ. irrealis, irrealis mood) — грамматическая категория, показатели которой характеризуют статус ситуации по отношению к реальному миру. Данная категория имеет две граммемы: реалис и ирреалис.

Также ирреалис, ирреальное наклонение — общее название для группы грамматических наклонений, использующихся для обозначения ситуаций или действий, которые содержат ирреальный компонент и противопоставлены индикативу, или изъявительному наклонению, обозначающему достоверную ситуацию. Для этого значения существует также термин косвенное наклонение.





История возникновения термина

Долгое время термин «ирреалис» существовал изолированно в разных не связанных друг с другом описательных традициях. Одна из них связана с изучением австронезийских языков и выражения в них противопоставления «реального» и «воображаемого», другая — с описанием индейских языков Америки. Использование этого термина в универсальном типологическом описании многими исследователями ставится под сомнение. Так, Джоан Байби предлагает отказаться от понятия ирреалиса в связи с отсутствием соответствующей универсальной категории. Согласно Байби, то, что называется ирреалисом в грамматических работах, не согласуется с понятием грамматической категории, так как его проявления слишком далеки друг от друга по семантике и не существует такого прототипического значения, которому их все можно было сопоставить. Следовательно, понятие ирреалиса вообще не имеет смысла с типологической точки зрения[1].

Тем не менее, понятие ирреалиса продолжает использоваться в типологических работах. Дж. Р. Робертс, сопоставляя глагольные системы с ирреалисом предлагает рассматривать эту категорию как грамматикализацию «поля модальности в целом»[2]. В работе Талми Гивона граммема ирреалиса определяется несколько иначе, а именно, как «слабое утверждение» о «возможной истинности» ситуации[3]. Такая трактовка, в отличие от модальной, позволяет объяснить наличие показателя ирреалиса в хабитуальных ситуациях или ситуациях, выраженных сентенциальными актантами при глаголах желания или волеизъявления.

Об ирреалисе говорят и в тех случаях, когда никакая особая грамматическая категория не может быть выделена. Пользуясь понятием ирреалиса, многие авторы имеют в виду просто определённую семантику, связанную с идеей «непринадлежности к реальному миру». Соответственно, ирреальными считаются все те ситуации, которые не существуют в настоящем и не существовали в прошлом. При таком понимании ирреалис является лишь некоторой частью грамматического значения тех глагольных форм, которые подпадают под приведенное определение. Так, например, правомерно утверждать, что формы русского императива 2-го лица ед. числа (типа оставайся или останься) в большинстве своих употреблений передают ирреальный компонент (в том числе при выражении контрафактического условия, вынужденной необходимости, проклятия и т. п.)[4].

В российской лингвистике термин чаще всего используется в работах по дагестанским и другим языкам Кавказа (цахурскому, агульскому, балкарскому и др.) В сборнике «Исследования по теории грамматики», посвящённом ирреальности, данная грамматическая категория обозначается также термином реальность ситуации, а реалис и ирреалис — граммемы этой категории.

Ирреалис и ирреальная модальность

Понятие ирреалиса тесно связано с понятием ирреальной модальности. Однако в целом семантика ирреалиса шире, чем семантика модальности. В языках мира существует целый ряд значений, которые выражаются граммемой ирреалиса, но при этом не являются модальными. Это связано с тем, что, говоря об ирреальной модальности, мы имеем в виду только те ситуации, которые не имеют, не могут или не должны иметь место в реальном мире. Граммемой ирреалиса же может выражаться более широкое множество значений. В частности, это те значения, которые связаны с эпистемической оценкой ситуации говорящим. Говорящий может высказывать оценку ситуации, о наступлении которой в прошлом, настоящем или будущем ему неизвестно. Или же он может сообщать, в какой мере ситуация, о наступлении которой ему достоверно известно, совпадает с имевшейся у него ранее эпистемической гипотезой. Кроме того, в сферу значений ирреалиса входит семантические зоны желания и намерения.

Значения ирреалиса

Объем значений, выражаемых граммемой ирреалиса, существенно варьируется от языка к языку. Выделяются следующие контексты, типичные для появления маркера ирреалиса[5].

  • Аспектуально-темпоральные формы: будущее время, хабитуалис
  • Сочетание с модальными наречиями: эпистемическими (вероятно, возможно) и оценочными (желательно)
  • Предикатные актанты модальных глаголов, глаголов восприятия и мысли
  • Не-декларативные речевые акты: общий вопрос, команда, просьба, побуждение, пожелание
  • Предикатные актанты модальных вспомогательных глаголов

Категория ирреалиса в языках мира

Различия в наборе значений, маркируемых реалисом/ирреалисом, предлагается объяснять существованием систем разных типов. Эти типы систем складываются из различного взаимодействия двух компонентов: прагматического и логического. Под прагматическим компонентом подразумевается противопоставление будущего и не-будущего. Логический компонент включает противопоставление ситуаций состоявшихся и несостоявшихся. В связи с этим выделяются следующие типы систем[6].

Коммуникативно-ориентированные системы

Разделение ситуаций на реальные и ирреальные определяется временной референцией события и связано со степенью уверенности говорящего. Существует несколько подтипов, отличающихся тем, в какой степени каждый из этих факторов влияет на оценку ситуации.

  • Прагматически-ориентированная система. Всякая ситуация в прошлом относится к реалису, а ситуация, ориентированная на будущее — к ирреалису. Система является распространённой в папуасских языках.
  • Прагматически-ориентированная система с распространением реалиса в сферу определённого будущего. В таких системах уверенность говорящего в обозначаемой ситуации позволяет отнести её к сфере реалиса. Формы строгого императива также маркируются реалисом. Примерами системы могут служить языки такелма, центральный помо, форе.
  • Прагматически-ориентированная система с распространением ирреалиса в сферу отдалённого / хабитуального прошедшего. Формы хабитуального и отдалённого прошедшего отнесены за пределы реального мира по той причине, что говорящий не располагает всей полнотой информации о ситуации и не может говорить о ней с достаточной степенью уверенности.
  • Прагматически-ориентированная система с группировкой реальных ситуаций вокруг настоящего момента. К реальным ситуациям относятся те, которые происходят в недавнем прошедшем либо ближайшем будущем. Всякая ситуация в неопределённом будущем или мифологическом прошлом относится к сфере ирреалиса. Такая система представлена в языке йимас.

Логически-ориентированные системы

Состоявшиеся или высоковероятные события противопоставляются несостоявшимся и маловероятным. Граница на временной оси не имеет значения. Такая логически-ориентированная система в чистом виде представлена в языке каддо. В большей части языков с категорией ирреалиса в той или иной степени присутствует прагматический компонент.

Контрафактив

Существуют ситуации, в которых друг другу противоречат два фактора: один требует выражения граммемы ирреалиса, другой — реалиса. В разных системах принимаются разные решения, что и позволяет разделить их на перечисленные типы. Исключением является ситуация контрафактива — такая, которая могла случиться в прошлом, но уже не случилась (ср. рус. сделал бы, пришёл бы и т.п.). Несмотря на прошедшее время, которое часто требует реалиса, контрафактив маркируется показателем ирреалиса во всех языках с данной категорией.

Примеры употребления ирреалиса в языках мира

Язык аутув

Этот язык демонстрирует прагматически-ориентированную систему: к реалису относится любая ситуация в прошлом, к ирреалису — в будущем.

a. rom d-œy-(ka-)m-e

3PL REAL-go-(PERF-)PL-PAST

'Они ушли'

b. rom w-œy-ka-me-re

3PL IRR-go-PERF-PL-FUT

'Они уйдут'

Язык каддо

В этом языке существует две серии лично-числовых префиксов, которые выражают противопоставление реальных и ирреальных форм. Серия этих префиксов, связанная с ирреалисом, употребляется в следующих контекстах:

  • общий вопрос;
  • отрицание;
  • прохибитив;
  • модальность долженствования;
  • условные конструкции;
  • симулятив (‘как если бы Р’).

a. kúy-t’a -yibahw

NEG-1AG:IRR-see

‘Я этого не вижу’


b. hí-t’a -yibahw

COND-1AG:IRR-see

‘…если я это увижу’


c. dúy-t’a-yibahw

SIMUL-1AG:IRR-see

‘…как если бы я это видел’

Ирреалис как косвенное наклонение

В этом значении термином «ирреалис» обозначается группа глагольных наклонений, которые объединяет то, что действие или ситуация, обозначаемые глаголом в одном из этих наклонений, на момент произнесения высказывания не имеют места в реальном мире.

Наиболее распространённые ирреальные наклонения

Сослагательное наклонение

Может выражать отношение говорящего к описываемой ситуации или её вероятностную оценку. Это зависит от того, что говорится в главной клаузе, поскольку глагол в сослагательном наклонении находится обычно в зависимой клаузе.

Пример (французский язык):

Il est possible qu’il vienne. «Возможно, что он придёт»

Je voudrais qu’il vienne. «Я бы хотел, чтобы он пришёл»

Условное наклонение

Обозначает действия или ситуации, которые могут осуществиться при наличии определённых условий.

Пример (английский язык):

John would eat if he were hungry. «Джон поел бы, если бы был голоден»

Повелительное наклонение (императив)

Выражает волеизъявление говорящего, то есть приказ, просьбу, пожелание, приглашение и др.: «Закройте окно!», «Посмотри сюда». Обычно под повелительным наклонением понимают побуждение по отношению к адресату, но также как подвиды императива выделяются следующие наклонения:

Гортатив

Императив 1 лица множественного числа, выражает побуждение говорящего к осуществлению ситуации, участниками которой являются говорящий и адресат: «Пойдём!», «Давайте поговорим»

Юссив

Выражает побуждение по отношению к третьему лицу: «Пусть он уйдёт!»

Оптатив

Используется для выражения того, что говорящий желает осуществления некоторой ситуации. При этом осуществление этой ситуации не зависит от воли говорящего («Хоть бы поскорее настало лето!»).

Другие ирреальные наклонения

Потенциалис

Выражает возможность осуществления некоторой ситуации.

Дезидератив

Выражает, как и оптатив, желание говорящего. В отличие от оптативного контекста, дезидератив используется в том случае, когда осуществление ситуации непосредственно зависит от говорящего.

Дубитатив

Выражает неуверенность, сомнение говорящего в том, о чём он говорит.

Пермиссив

Используется для выражения того, что говорящий позволяет некоторой ситуации осуществиться.

Адмиратив

Выражает удивление, в некоторых случаях также сильное сомнение, иронию, сарказм.

Ренарратив

Указывает на то, что источником сообщаемой информации является не личное свидетельство, а сообщенеи другого человека (см. Эвиденциальность).

Интеррогатив (вопросительное наклонение)

Специальное наклонение для задания вопроса.

Напишите отзыв о статье "Ирреалис"

Примечания

  1. Bybee 1998
  2. Roberts 1990
  3. Givon 1984
  4. Ландер и др. (ред.) 2004
  5. Гивон 1994
  6. Урманчиева 2004

Литература

  • Плунгян В. А. Введение в грамматическую семантику: грамматические значения и грамматические системы языков мира. — Москва, 2011.
  • Ландер Ю. А., Плунгян В. А., Урманчиева А. Ю. (ред.). Исследования по теории грамматики. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. — Москва, 2003.
  • Bybee, Joan 'Irrealis' as a Grammatical Category (англ.) // Anthropological Linguistics. Vol. 40 № 2. — 1998.
  • Givon, Talmy. Syntax: A Functional-Typological Introduction. Vol. I. — Amsterdam, 1984.
  • Eliott J. R. Realis and irrealis: Forms and concepts of the grammaticalisation of reality. (англ.) // Linguistic Typology 4. — 2000.
  • Roberts J. R. Modality in Amele and other Papuan languages (англ.) // Journal of Linguistics 26. — 1990.

Отрывок, характеризующий Ирреалис

– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.