Исаак-Виктория (линейный корабль, 1719)
«Исаак-Виктория» — парусный 66-пушечный линейный корабль Балтийского флота России.
Содержание
Описание корабля
Парусный двухдечный трёхмачтовый линейный корабль 3 ранга, один из двух кораблей одноимённого типа. Длина судна составляла 46 метров, ширина — 12,8 метра, а осадка по сведениям из различных источников от 5,3 до 5,32 метра. Вооружение судна составляли 66 орудий калибром от 4-х (на баке и квартердеке) до 24-х фунтов (на гондеке), а экипаж состоял из 470-и человек. Корабль был назван в честь победы русского флота над шведской эскадрой в Эзельском сражении, известие о которой было получено в день Святого Исаакия (30 мая (10 июня) 1719 года)[1][2][3][4].
История службы
Корабль «Исаак-Виктория» был заложен в Санкт-Петербургском адмиралтействе 15 (26) июля 1716 года и после спуска на воду 30 мая (10 июня) 1719 года вошёл в состав Балтийского флота России. Строительство вёл корабельный мастер Осип Най[1][2][3][4].
В июле 1720 году подвергался испытаниям на ходу у Красной Горки. В июне 1721 года в составе эскадры сопровождал корабль «Ингерманланд», шедший в залив Рогервик под флагом Петра I. В июле и августе 1721 года в составе флота выходил в практические плавания Финский залив. В сентябре 1721 года совершил плавание в Гельсингфорс в составе отряда капитан-командора Н. А. Сенявина. После заключения Ништадтского мирного договора корабль вернулся в Кронштадт. С 1722 по 1725 год выходил в практические в Финский залив в составе эскадр. Летом 1726 года находился в составе флота на Кронштадтском рейде, в море не выходил, на корабле шло обучение экипажа. В 1727 и 1728 годах находился в готовности в Кронштадтской гавани, в море не выходил. В 1733 году с «Исаак-Виктории» был снят такелаж для передачи его на строящиеся суда, а в 1739 году судно было полностью разобрано[2][3] (по другим данным в 1736 году[4]).
Командиры корабля
Командирами корабля «Исаак-Виктория» в разное время служили[2][3]:
- К. Фандервилен (1720 год).
- граф А. П. Апраксин (1721, 1723 и 1724 годы).
- П. Бенс (1725 год).
- З. Д. Мишуков (1726 год).
- Я. С. Барш (1728 год).
См. также
- Список парусных линейных кораблей Российского Императорского флота
- Список кораблей Балтийского флота (1702—1725)
Напишите отзыв о статье "Исаак-Виктория (линейный корабль, 1719)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.randewy.ru/nk/linkorbf2.html Линейные корабли Балтийского флота] (рус.). randewy.ru. Проверено 20 ноября 2014.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [sailing.shipmodelsbay.com/03/issaak/index.html Корабли типа «Исаак-Виктория»] (рус.). «Военная Россия». Проверено 20 ноября 2014.
- ↑ 1 2 3 4 Чернышёв, 1997, с. 40.
- ↑ 1 2 3 А. Б. Широкорад, 2007, с. 10.
Литература
- Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат, 1997. — Т. 1. — 312 с. — (Корабли и суда Российского флота). — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01788-3.
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007. — 448 с. — ISBN 978-5-9533-1517-3.
|
|||||||||||||
Отрывок, характеризующий Исаак-Виктория (линейный корабль, 1719)
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
