Бабель, Исаак Эммануилович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Исаак Бабель»)
Перейти к: навигация, поиск
Исаак Эммануилович Бабель
Имя при рождении:

Исаак Маньевич Бобель

Дата рождения:

30 июня (12 июля) 1894(1894-07-12)

Место рождения:

Одесса, Российская Империя

Дата смерти:

27 января 1940(1940-01-27) (45 лет)

Место смерти:

Москва, СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империя, СССР СССР

Род деятельности:

писатель, драматург, журналист

Годы творчества:

1921—1939

Жанр:

рассказы, очерки, пьесы

Язык произведений:

русский

[lib.ru/PROZA/BABEL/ Произведения на сайте Lib.ru]

Исаа́к Эммануи́лович Ба́бель (первоначальная фамилия Бобель[1][2]; 30 июня (12 июля) 1894, Одесса — 27 января 1940, Москва) — русский советский писатель, журналист, драматург.





Биография

Биография Бабеля имеет ряд пробелов и неточностей, связанных с тем, что соответствующие заметки, оставленные самим писателем, во многом являются приукрашенными, изменёнными, или даже «чистым вымыслом»[3] в соответствии с художественным замыслом или политическим диктатом времени.

Дата рождения

Существует расхождение в различных источниках по поводу точной даты рождения будущего писателя. В Краткой литературной энциклопедии датой рождения Бабеля названо 1 июля по старому стилю, а по новому — 13 июля. Однако в Метрической книге Одесского раввината указана дата рождения по старому стилю — 30 июня. Тот же день рождения, 30 июня, Бабель указал в собственноручной автобиографии 1915 года, сохранившейся в документах Киевского коммерческого института. «Краткая летопись жизни и творчества Исаака Эммануиловича Бабеля», составленная Ушером Моисеевичем Спектором (см.: Бабель И. Пробуждение. Тбилиси, 1989. С.491), содержит ошибку перевода старого стиля в новый: здесь 30 июня ст. ст. соответствует 13 июля н. ст.,а должно быть 12 июля. Надо полагать, что подобная ошибка и получила распространение в справочной литературе.

Детство

Родился в Одессе на Молдаванке, третьим ребёнком в семье еврейского торговца Маня Ицковича Бобеля (Эммануила (Мануса, Мане) Исааковича Бабела, 1864—1924)[4], родом из Сквиры Киевской губернии[5], и Фейги (Фани) Ароновны Бобель[6][7]. Семья жила в доме на углу Дальницкой и Балковской улиц[8].

Не позднее осени 1895 года семья переехала в Николаев Херсонской губернии, где И. Э. Бабель жил до 11 лет[9]. В ноябре 1903 года он поступал в первый набор приготовительного класса открывавшегося 9 декабря того же года Николаевского коммерческого училища имени С. Ю. Витте, но выдержав три устных экзамена (по Закону Божию, русскому языку и арифметике) на пятёрки, не был принят «за недостатком вакансии». После поданного его отцом 20 апреля 1904 года прошения о повторном испытании, Исаак Бабель в августе заново сдал экзамены и по результатам испытаний был зачислен в первый класс, а 3 мая 1905 года переведён во второй. Согласно автобиографии И. Э. Бабеля, помимо традиционных дисциплин он частным образом изучал древнееврейский язык, Библию и Талмуд[10].

Молодость и раннее творчество

Свободно владея идишем, русским, украинским[11] и французским языками, Бабель первые свои произведения писал на французском языке, но они не сохранились.

В 1911 году, получив аттестат об окончании Одесского коммерческого училища, стал студентом Киевского коммерческого института, где учился на экономическом отделении под своей первоначальной фамилией Бобель; диплом получил в 1917 году. В период обучения впервые опубликовал своё произведение — рассказ «Старый Шлойме» — в киевском еженедельном иллюстрированном журнале «Огни» (1913, подпись «И. Бабель»)[12]. В Киеве студент Бабель познакомился с Евгенией Борисовной Гронфайн, дочерью богатого предпринимателя, которая в 1919 году сочеталась с ним законным браком[13].

В 1916 году он отправился в Петроград, не имея на это, по собственным воспоминаниям, права, так как в столицах евреям селиться было запрещено (исследователями был обнаружен документ, выданный петроградской полицией, который разрешал Бабелю проживать в городе только на время учёбы в высшем учебном заведении)[3]. Ему удалось поступить сразу на четвёртый курс юридического факультета Петроградского психоневрологического института.

В том же году Бабель познакомился с М. Горьким, который опубликовал в журнале «Летопись» рассказы «Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и «Мама, Римма и Алла». Они привлекли внимание, и Бабеля собрались судить за порнографию (1001-я статья), а также ещё по двум статьям — «кощунство и покушение на ниспровер­жение существующего строя», чему помешали события 1917 года.[14] По совету М. Горького, Бабель «ушёл в люди» и переменил несколько профессий. За публикацией в «Летописи» последовали публикации в «Журнале журналов» (1916) и «Новой жизни» (1918).

Осенью 1917 года Бабель, отслужив несколько месяцев рядовым на румынском фронте, дезертировал и пробрался в Петроград, где в начале 1918 года пошёл работать - переводчиком в иностранный отдел ЧК, а затем в Наркомпрос[15] и в продовольственные экспедиции. Печатался в газете «Новая жизнь». Весной 1920 года по рекомендации Михаила Кольцова под именем Кирилла Васильевича Лютова был направлен в 1-ю Конную Армию под командованием Будённого в качестве военного корреспондента Юг-РОСТа[15], был там бойцом и политработником. В рядах 1-й Конной он стал участником Советско-Польской войны 1920 года. Писатель вёл записи («Конармейский дневник», 1920 год), послужившие основой для будущего сборника рассказов «Конармия». Печатался в газете Политотдела 1-й Конармии «Красный кавалерист».

Позже работал в Одесском губернском комитете, был выпускающим редактором 7-й советской типографии (ул. Пушкинская, 18)[16], репортёром в Тифлисе и Одессе, в Госиздате Украины. Согласно озвученному им самим мифу в автобиографии, в эти годы не писал, хотя именно тогда начал создавать цикл «Одесских рассказов»[17]. В 1922 году Бабель сотрудничал в тифлисской газете «Заря Востока», в качестве корреспондента предпринял поездки по Аджарии и Абхазии.

Период литературной активности

Цикл «На поле чести» увидел свет в январском номере одесского журнала «Лава» за 1920 год. В июне 1921 года в популярной одесской газете «Моряк» был впервые опубликован рассказ Бабеля «Король», ставший свидетельством творческой зрелости писателя. В 1923—1924 годах журналы «Леф», «Красная новь» и другие издания поместили ряд его рассказов, позднее составивших циклы «Конармия» и «Одесские рассказы». Бабель сразу же получил широкое признание как блестящий мастер слова. Его первая книга «Рассказы» вышла в 1925 году в издательстве «Огонёк». В 1926-м увидело свет первое издание сборника «Конармия», в последующие годы многократно переизданного.

Советская критика тех лет, отдавая должное таланту и значению творчества Бабеля, указывала на «антипатию делу рабочего класса» и упрекала его в «натурализме и апологии стихийного начала и романтизации бандитизма».

«Под пушек гром, под звоны сабель от Зощенко родился Бабель»
(эпиграмма, цитируется по В.Катаеву)

В рассказах цикла «Конармия» интеллигентный автор-повествователь Кирилл Лютов со смешанными чувствами ужаса и восхищения описывает насилия и жестокость красноармейцев. В «Одесских рассказах» Бабель в романтическом ключе рисует жизнь еврейских уголовников начала XX века, находя в обиходе воров, налётчиков, а также мастеровых и мелких торговцев экзотические черты и сильные характеры. Самым запоминающимся героем этих рассказов является еврей-налётчик Беня Крик (его прототип — легендарный Мишка Япончик), по выражению «Еврейской энциклопедии» — воплощение бабелевской мечты о еврее, умеющем постоять за себя[15].

Мастер короткого рассказа, Бабель стремится к лаконизму и точности, сочетая в образах своих персонажей, сюжетных коллизиях и описаниях огромный темперамент с внешним бесстрастием. Цветистый, перегруженный метафорами язык его ранних рассказов в дальнейшем сменяется строгой и сдержанной повествовательной манерой.

Весной 1924 года Бабель находился в Одессе, где 2 марта того же года умер его отец, после чего вместе с матерью и сестрой окончательно поселился в Москве.

В 1926 году выступил редактором двухтомного собрания произведений Шолом-Алейхема в русских переводах, в следующем году адаптировал для кинопостановки роман Шолом-Алейхема «Блуждающие звёзды».

В 1927 году принял участие в коллективном романе «Большие пожары», публиковавшемся в журнале «Огонёк».

В 1928 году Бабель опубликовал пьесу «Закат». Основой для пьесы стал неопубликованный рассказ «Закат», начатый им 1923—1924 годах. В 1927 году «Закат» был поставлен двумя театрами в Одессе — русским и украинским, но постановка 1928 года во МХАТе оказалась неудачной, и спектакль был закрыт после 12 представлений. Пьеса подверглась критике за «идеализацию хулиганства» и «тягу к мещанскому подполью».[18]

В 1935 году он публикует пьесу «Мария». Перу Бабеля принадлежит также несколько сценариев, он сотрудничал с Сергеем Эйзенштейном.

С ужесточением цензуры и наступлением эпохи Большого террора Бабель печатался всё меньше. Занимался переводами с языка идиш. Несмотря на свои сомнения относительно происходящего, не эмигрировал, хотя имел такую возможность. С сентября 1927 по октябрь 1928 и с сентября 1932 по август 1933 жил за границей (Франция, Бельгия, Италия). В 1935 году — последняя поездка за границу на антифашистский конгресс писателей.

Делегат I съезда писателей СССР (1934).

Дискуссия о «Конармии»

Первые же публикации рассказов цикла «Конармия» оказались в явном контрасте с революционной пропагандой того времени, создававшей героические мифы о красноармейцах. У Бабеля появились недоброжелатели: так, Семён Будённый был в ярости от того, как Бабель описал жизнь и быт конармейцев, и в своей статье «Бабизм Бабеля в „Красной нови“» (1924) назвал его «дегенератом от литературы»[19]. Климент Ворошилов в том же 1924 году жаловался Дмитрию Мануильскому, члену ЦК, а позже главе Коминтерна, что стиль произведения о Конармии был «неприемлемым». Сталин же считал, что Бабель писал о «вещах, которые не понимал»[3]. Своеобразно выразился Виктор Шкловский: «Бабель увидел Россию так, как мог увидеть её французский писатель, прикомандированный к армии Наполеона»[13]. Но Бабель пребывал под покровительством Максима Горького, что гарантировало публикацию книги «Конармия». В ответ на нападки Будённого, Горький заявил: «Читатель внимательный, я не нахожу в книге Бабеля ничего „карикатурно-пасквильного“, наоборот: его книга возбудила у меня к бойцам „Конармии“ и любовь, и уважение, показав их действительно героями, — бесстрашные, они глубоко чувствуют величие своей борьбы»[20]. Дискуссия продолжалась до 1928 года.

Коллективизация на Украине

Известно, что Бабель собирал материал для романа о коллективизации. Однако, опубликован был лишь один рассказ «Гапа Гужва» (с подзаголовком «Первая глава из книги `Великая Криница`») и анонсирован, но так и не опубликован, ещё один (второй рассказ из планировавшейся книги «Великая Криница» — «Колывушка», написанный в 1930 году — был опубликован уже посмертно); рабочие материалы к роману были изъяты при аресте писателя.[21]

В. И. Дружбинский: «В декабре 1929 года Бабель пишет критику Вячеславу По­лонскому: „Дорогой В. П. Вы­искиваю повод поехать в Киев, а оттуда в районы сплошной коллективизации, чтобы тут же описать это событие…“ Выезжая из Киева в Борисполь 16.02.1930 года, он писал родным: „…Сейчас идёт в сущности полное преобразование села и сельской жизни… событие, которое по интересу и важности переходит всё, что мы видели в наше время“. Ещё письмо: „И. Лившицу. Борисполь. 20.02.30. Я ночую в Бориспольском районе сплошной коллективизации. Höchst interessant[22]. Завтра собираюсь опуститься на жительство в одном из самых глухих сёл… И. Б.“ Из Борисполя Бабель переехал в село Великая Старица, где прожил в доме учителя Кирилла Менжеги почти два месяца. Пребывание в этом селе оставило у писателя, как он сообщал родным, „одно из самых резких воспоминаний за всю жизнь — до сей минуты просыпаюсь в липком поту“».[23] И далее: «Спустя год Исаак Эммануилович писал своей будущей жене Антонине Николаевне Пирожковой: „…Повидал я в Гражданскую потасовку много унижений, топтаний и изничтожений человека как такового, но всё это было физическое унижение, топтание и изничтожение. Здесь же, под Киевом, добротного, мудрого и крепкого человека превращают в бездомную, шелудивую и паскудную собаку, которую все чураются, как чумную. Даже не собаку, а нечто не млекопитающееся…“».[23]

Со слов С. И. Липкина, вернувшись в Москву в апреле 1930 года, Бабель сказал своему другу Э. Г. Багрицкому: «Поверите ли, Эдуард Георгиевич, я теперь научился спокойно смотреть на то, как расстреливают людей». По утверждению В. В. Кожинова, коллективизация восхищала его. В начале 1931 года Бабель вновь отправился в те места, а в декабре 1933 голодного года писал в письме из станицы Пришибской к своей сестре в Брюссель: «Переход на колхозы происходил с трениями, была нужда, но теперь всё развивается с необыкновенным блеском. Через год-два мы будем иметь благосостояние, которое затмит всё, что эти станицы видели в прошлом, а жили они безбедно. Колхозное движение сделало в этом году решающие успехи, и теперь открываются действительно безбрежные перспективы, земля преображается. Сколько здесь пробуду — не знаю. Быть свидетелем новых отношений и хозяйственных форм — интересно и необходимо»[24][25].

Напротив, согласно воспоминаниям М. Я. Макотинского (на киевской квартире которого писатель жил во время этих поездок), в 1930 году Бабель вернулся из Киевской области возбуждённым: «Вы себе представить не можете! Это непередаваемо — то, что я наблюдал на селе! И не в одном селе! Это и описать невозможно! Я ни-че-го не по-ни-маю!» «Оказывается», — пишет М. Макотинский, «Бабель столкнулся с перегибами в коллективизации, которые позже получили наименование „головокружения от успехов“».[26][27] Пишет исследователь творчества И. Бабеля, профессор Стэндфордского университета Г. М. Фрейдин: «По словам друга Бабеля Ильи Львовича Слонима, который делился с автором настоящей статьи своими воспоминаниями в 1960-е годы, Бабель, вернувшись из очередной поездки по районам коллективизации, говорил ему, что происходящее в деревне намного страшнее того, что ему доводилось видеть в гражданскую войну. Дошедшие до нас рассказы Бабеля о коллективизации, „Гапа Гужва“ и „Колывушка“, могут служить косвенным подтверждением этому свидетельству».[28][29]

Название села Великая Старица, в котором жил писатель, было им при подготовке к публикации рассказа «Гапа Гужва» заменено на Великая Криница. Отсылая В. Полонскому в октябре 1931 года выправленную рукопись «Гапы Гужвы», предчувствоваший возможную реакцию на публикацию Бабель писал: «Пришлось изменить название села — для избежания сверхкомплектного поношения».[30]

В попытках прервать творческое молчание, в начале 1930-х годов И. Э. Бабель ездил также в Кабардино-Балкарию, подмосковное Молодёново, на Донбасс и Днепрострой.[31][32]

Арест и расстрел

Летом 1938 года президиум СП СССР утвердил Бабеля членом редсовета Государственного издательства художественной литературы (ГИХЛ).[33]

15 мая 1939 Бабель был арестован на даче в Переделкине по обвинению в «антисоветской заговорщической террористической деятельности» и шпионаже (дело № 419). При аресте у него изъяли несколько рукописей, которые оказались навсегда утраченными (15 папок, 11 записных книжек, 7 блокнотов с записями)[13]. Судьба его романа о ЧК остаётся неизвестной[34]. В 1939 году Арам Ванециан начал писать портрет Бабеля, оказавшийся последним прижизненным портретом писателя[35].

На допросах Бабеля подвергали пыткам[36]. Его вынудили признать связь с троцкистами, а также их тлетворное влияние на своё творчество и факт того, что он, якобы руководствуясь их наставлениями, намеренно искажал действительность и умалял роль партии. Писатель также «подтвердил», что вёл «антисоветские разговоры» среди других литераторов, артистов и кинорежиссёров (Ю. Олеша, В. Катаев, С. Михоэлс, Г. Александров, С. Эйзенштейн), «шпионил» в пользу Франции. Из протокола:
Бабель показал, что в 1933 году через Илью Эренбурга он установил шпионские связи с французским писателем Андре Мальро, которому передавал сведения о состоянии Воздушного флота[37].
Военной коллегией Верховного Суда СССР он был приговорён к высшей мере наказания и был расстрелян на следующий день, 27 января 1940[38]. Расстрельный список был подписан Секретарём ЦК ВКП(б) И. В. Сталиным. Прах писателя захоронен в Общей могиле № 1 Донского кладбища.[39]

С 1939 по 1955 г. имя Бабеля было изъято из советской литературы[40]. В 1954 году посмертно реабилитирован. При активном содействии Константина Паустовского, хорошо знавшего Бабеля и оставившего о нём тёплые воспоминания, после 1956 года Бабель был возвращён в советскую литературу. В 1957 году был издан сборник «Избранное» с предисловием Ильи Эренбурга, который назвал Исаака Бабеля одним из выдающихся писателей XX века, блестящим стилистом и мастером новеллы.[41]

Семья

Отец писателя умер в 1924 году, после этого мать Бабеля и его сестра Мария с мужем эмигрировали, жили в Бельгии.

Жена — художница Евгения Борисовна Гронфайн — в 1925 году выехала во Францию. Другая (гражданская) жена Бабеля, с которой он стал близок после расставания с Евгенией, — актриса Тамара Владимировна Каширина (впоследствии Ива́нова, супруга писателя Всеволода Иванова); их сын, названный Эммануилом (1926—2000, был известен в хрущёвское время как художник Михаил Иванов, член «Группы девяти»), воспитывался в семье отчима В. В. Иванова, считая себя его сыном[42]. После расставания с Кашириной — Бабель, выезжавший за границу, на некоторое время воссоединился с законной супругой, которая родила дочь Наталью (1929—2005, в замужестве — американский литературовед Натали Браун, под чьей редакцией было издано на английском языке полное собрание сочинений Исаака Бабеля).

Последняя жена Бабеля — Антонина Николаевна Пирожкова — родила ему дочь Лидию (1937)[6], с 1996 года проживала в США. Скончалась в сентябре 2010 года. Сын Лидии Исааковны и внук Бабеля — Андрей Малаев-Бабель, режиссёр и театральный педагог (США)[43].

Литературное влияние

Творчество Бабеля оказало огромное влияние на литераторов так называемой «южнорусской школы» (Ильф, Петров, Олеша, Катаев, Паустовский, Светлов, Багрицкий) и получило широкое признание в Советском Союзе, его книги переведены на многие иностранные языки.

Наследие репрессированного Бабеля в чём-то разделило его судьбу. Его начали снова печатать лишь после «посмертной реабилитации» в 1950-х годах, при этом его произведения подвергались сильной цензуре. Дочь писателя, американская гражданка Натали Бабель (Браун, англ. Natalie Babel Brown, 1929—2005), сумела собрать малодоступные и неопубликованные произведения и издать их с комментариями («The Complete Works of Isaac Babel», 2002).

Произведения Бабеля вызвали интерес во всём мире. Так, Хорхе Луис Борхес в молодости писал про «Конармию»:

Музыка его стиля контрастирует с почти невыразимой жестокостью некоторых сцен[44].

Исследование жизни и творчества

  • Одними из первых исследователей творчества И. Э. Бабеля были И. А. Смирин и харьковский литературовед и театральный критик Л. Я. Лившиц.
  • После посмертной реабилитации писателя очерк его творчества подготовил московский литературовед и критик Ф. М. Левин.
  • В позднее советское и раннее постсоветское время жизненный путь и литературное наследие писателя наиболее активно изучал московский инженер, коллекционер миниатюрных книг Ушер Моисеевич Спектор (умер в 1993).
  • Литературовед Елена Иосифовна Погорельская, сотрудница Государственного литературного музея (Москва) — автор многих статей и публикаций, посвященных жизни, творчеству и эпистолярному наследию Бабеля.
  • Творческую биографию Бабеля и обстоятельства его трагической кончины длительное время исследует литературовед С. Н. Поварцов (Омск).
  • Одесским страницам жизни Бабеля посвятил ряд публикаций краевед А. Ю. Розенбойм (Ростислав Александров), киевским — историк М. Б. Кальницкий.
  • В апреле 1989 года в Одессе состоялись «Первые Бабелевские чтения».

Память

  • Ещё в 1968 году группа альпинистов-одесситов, покорив на Памире безымянный пик высотой 6007 м, назвала его пиком Бабеля (наименование было утверждено два года спустя)[45].
  • В 1989 году одна из улиц Молдаванки получила название в честь Бабеля.

    • Торжественное открытие памятника писателю в Одессе состоялось 4 сентября 2011 года. Автор памятника — народный художник РФ Георгий Франгулян. Монумент установлен на пересечении улиц Жуковского и Ришельевской, напротив дома, где он когда-то жил. Скульптурная композиция представляет собой фигуру писателя, сидящего на ступеньках, и катящееся колесо, на котором начертано «Исаак Бабель». Территория у памятника выложена традиционной одесской брусчаткой. Памятник был сооружён по инициативе Всемирного клуба одесситов на средства спонсоров со всего мира[46].
    • В городе Одесса  на доме расположенном по адресу ул. Ришельевская 17, где жил писатель, установлена мемориальная доска. [47] Сам дом – памятник архитектуры,  построен в начале ХХ века по проекту Самуила Гальперсона. Первоначально здание принадлежало инженеру С. Райху и являлось доходным домом. Семья Бабеля поселилась сюда после возвращения из г. Николаева в 1905 году. Их квартира № 10 находилась на четвертом этаже, балкон выходил на улицу Ришельевскую. Владел квартирой отец писателя Эммануил Бабель - предприниматель, имевший контору по продаже земледельческих машин.  Там же до своей смерти в 1913 году жила бабушка писателя Миндля Ароновна, которая стала героиней одного из ранних произведений писателя «Детство. У бабушки». В 2015 году были завершены работы по капитальной реконструкции этого здания.  Дворик украшен изображениями достопримечательностей Одессы и сюжетов из её истории[48][49].
    • В честь И. Э. Бабеля назван астероид англ. 5808 Babel', открытый астрономом Людмилой Карачкиной в Крымской Астрофизической обсерватории 27 августа 1987 г.

Литературное наследие

Всего Бабелем написано около 80 рассказов, объединённых в сборники, две пьесы и пять киносценариев.

  • Цикл статей «Дневник» (1918) о работе в ЧК и Наркомпросе.
  • Серия очерков «На поле чести» (1920) на основе фронтовых записок французских офицеров.
  • Сборник «Конармия» (1926), переизд. 1933.
  • Еврейские рассказы (1927).
  • «Одесские рассказы» (1931).
  • Пьеса «Закат» (1927).
  • Пьеса «Мария» (1935).
  • Неоконченный роман «Великая Криница», из которого была опубликована только первая глава «Гапа Гужва» («Новый мир», № 10, 1931).
  • фрагмент повести «Еврейка» (опубликован в 1968 г.).
  • Конармейский дневник 1920 года.

Издания сочинений

  • Любка Козак. — М., Огонек, 1925
  • Рассказы. — М., Огонёк, 1925. — 32 с.
  • Рассказы. - М.-Л., ГИЗ, 1925. — 112 с.
  • Беня Крик. — М., Круг, 1926
  • Блуждающие звезды. — М., Кинопечать, 1926
  • История моей голубятни. — М.-Л., ЗИФ, 1926. — 80 с.
  • Конармия. — М.-Л., ГИЗ, 1926
  • Рассказы. — М.-Л., ГИЗ, 1926
  • История моей голубятни. — Париж, 1927
  • История моей голубятни. — М.-Л., ЗИФ, 1927
  • Конармия. — М.-Л., ГИЗ, 1927
  • Конармия. — М., ФОСП, 1927
  • Конец св. Ипатия. — М.-Л., ЗИФ, 1927
  • Рассказы. — М.-Л., ГИЗ, 1927 — 64 с.
  • Рассказы. — М.-Л., ГИЗ, 1927. — 128 с.
  • Закат. — М., «Круг», 1928. — 96 с., 5 000 экз.
  • Конармия.— М.-Л., ГИЗ, 1928
  • История моей голубятни. — М., ГИЗ, 1930
  • Конармия. — М.-Л., ГИЗ, 1930
  • Одесские рассказы. - М., ОГИЗ-ГИХЛ, 1931. — 144 с., 10 000 экз.
  • Конармия. — М., ОГИЗ-ГИХЛ, 1931
  • Рассказы. — М., Федерация, 1932
  • Конармия. — М., ГИХЛ, 1933
  • Рассказы. — М., Гослитиздат, 1934
  • Мария. - М., Гослитиздат, 1935. — 66 с., 3 000 экз.
  • Рассказы. — М., Гослитиздат, 1935
  • Избранные рассказы. — М., 1936, 2008. — 40 с., 40 000 экз. (Библиотека «Огонёк»).
  • Рассказы. — М., Гослитиздат, 1936
  • Избранное / Предисл. И. Эренбурга. — М., Гослитиздат, 1957.
  • Избранное / Вступ. ст. Л. Поляк. — М., Художественная литература,1966.
  • Избранное / Предисл. И. Эренбурга. - Кемерово, 1966
  • Конармия. Избранные произведения / Послесл. В. Звиняцковского; Илл. Г. Гармидера. — К.: Дніпро, 1989. — 350 с.
  • Пробуждение: Очерки. Рассказы. Киноповесть. Пьеса / Сост., подг. текстов, вступ. статья, примеч., хронологич. указатель У. М. Спектора. — Тбилиси: Мерани, 1989. — 432 с.
  • Избранное / Сост., предисл. и коммент. В. Я. Вакуленко. — Фрунзе: Адабият, 1990. — 672 с.
  • Сочинения: В 2 тт. — М.: ИХЛ, 1990 / сост. А. Пирожкова, вступ. ст. Г. Белой, прим. С. Поварцова, допечатка т. 1 — 1991, т. 2 — 1992 г.
  • Одесские рассказы.- Одесса: Добровольное общество любителей книги. 1991, стр.221, формат 93×67 мм, тираж 20 000 экз, тв.переплёт.
  • Сочинения в двух томах. М., Терра, 1996., 15 000 экз.
  • Дневник 1920 (конармейский). — М.: МИК, 2000.
  • Конармия И.Э. Бабель. — Москва: Детская литература, 2001.
  • Собрание сочинений: В 2 т. — М., 2002.
  • Собрание сочинений: В 4 т. / Сост., прим., вступ. ст. И. Н. Сухих. М.: Время, 2006.
  • Собрание сочинений: В 3 т. / Сост., прим. вступ. ст. И. Н. Сухих. СПб.: Азбука, 2012. — 2 000 экз.
  • Рассказы / Сост., подг. текстов, послесловие, коммент. Е. И. Погорельской. СПб.: Вита Нова, 2014. — 1000 экз.
  • Письма другу: Из архива И. Л. Лившица / Сост., подг. текстов и коммент. Е. Погорельская. М.: Три квадрата, 2007. — 3000 экз.

Постановки спектаклей

Пьеса «Закат», которую показал на сцене МХАТ 2-й ещё при жизни автора (1928), в перестроечное и постсоветское время была вновь поставлена многими театрами, в том числе:

Ряд театров — Театр им. Е.Вахтангова в Москве, Рижский театр русской драмы и др. — поставили мюзикл «Биндюжник и Король» (музыка Александра Журбина, либретто Асара Эппеля), созданный по мотивам той же пьесы; в нескольких постановках шёл под названием «Закат».

Начиная с 1960-х годов, в профессиональных и самодеятельных театрах разных городов СССР осуществлялись постановки инсценировок по «Конармии» и «Одесским рассказам». В 1968 г. в Ленинграде режиссёр Ефим Давидович Табачников поставил спектакль по пьесе И.Бабеля «Мария» в народном театре при Дворце культуры Ленсовета. Наиболее известен спектакль «Пять рассказов Бабеля», поставленный Ефимом Кучером в Театре на Таганке (1980).

Экранизации

Название Год Режиссёр В главной роли Примечания
«Беня Крик» / «Карьера Бени Крика» 1926 Владимир Вильнер Юрий Шумский немой
«Биндюжник и король» 1989 Владимир Алеников Максим Леонидов
«Искусство жить в Одессе» 1989 Георгий Юнгвальд-Хилькевич Сергей Колтаков
«Закат» 1990 Александр Зельдович Виктор Гвоздицкий
«Жизнь и приключения Мишки Япончика» 2011 Сергей Гинзбург Евгений Ткачук

Напишите отзыв о статье "Бабель, Исаак Эммануилович"

Примечания

  1. [www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=390 В Киевском коммерческом институте Исаак Бабель обучался ещё под фамилией Бобель]
  2. [kiev-arhiv.gov.ua/typo3temp/pics/8917cc1564.jpg Державний архів Києва, Ф. 153, оп. 7, спр. 239, арк. 17]. Проверено 28 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EzOzd51B Архивировано из первоисточника 9 марта 2013]. (укр.)
  3. 1 2 3 [www.alternativy.ru/ru/node/644 Доктор Райнхард Крумм. Создание биографии Исаака Бабеля]
  4. [jn.com.ua/Culture/babel_1507.html На улице Бунина, 21 располагалась контора отца И.Бабеля]
  5. [www.lechaim.ru/ARHIV/246/pogorelskaya.files/image002.jpg Запись в «Метрической книге родившихся евреев города Николаева» о рождении Иды Бобель]: Некоторые источники, на основании рассказа писателя «Первая любовь», упоминают, будто Мани Ицкович Бобель происходил из Белой Церкви, но в метрической книге Николаевского городского раввина (свидетельство о рождении 1 декабря 1895 года младшей сестры И. Э. Бабеля — Бобель Иды Маневны) указано дословно: «Отец запаса армии из мещан г. Сквиры Киевской губ. Мань Ицкович Бобель, мать Фейга. Дочь Ида» (Ида Бобель умерла в следующем, 1896 году). Также и в личном деле Исаака Бабеля в Николаевском коммерческом училище отец указывается «сквирским мещанином, членом Николаевской Биржи», а сам Исаак — «родившийся в 1894 году, 30 июня, в г. Одессе, вероисповедания иудейского, звания — сквирский мещанин». Не являются автобиографическими и другие детали рассказа «Первая любовь»: так, его «безумный дед Лейви-Ицхок» (Лейб-Ицхок Лейбович Бобель), у которого ему предстояло жить по возвращении в Одессу, на самом деле умер в Одессе до рождения Бабеля — 14 июня 1893 года.
  6. 1 2 [www.pseudology.org/babel/BobelBabelBio.htm Хронология жизни Бабеля]
  7. Двое старших детей в семье Бобель умерли в раннем возрасте: первенец Арон родился 2 июня 1891 года и умер спустя 18 дней; Хана-Гитл (Хана-Гитель) родилась 12 июня 1892 года в Одессе и умерла 7 июня 1898 года в Николаеве.
  8. В 1980-х гг. дом был разрушен [jn.com.ua/Culture/babel_1507.html]
  9. [www.lechaim.ru/ARHIV/246/pogorelskaya.htm Елена Погорельская «Исаак Бабель и история его голубятни: факты и вымысел»]: Семья проживала в доме Вайнштейна по Херсонской улице угол Фалеевской.
  10. [jn.com.ua/Culture/babel_1507.html И. Э. Бабель в Одессе]: По возвращении в Одессу Исаак занимался в доме на Тираспольской улице, 21, где одно время жила семья Бабелей и располагался стоматологический кабинет его сестры Мери — в замужестве Марии Эммануиловны Шапошниковой (13 июля 1897—1987).
  11. Amelia M. Glaser. Isaac Babel and the End of the Bazaar (1914—1929) // Idem. Jews and Ukrainians in Russia’s literary borderlands: from the shtetl fair to the Petersburg bookshop. — Evanston, Illinois: Northwestern University Press, 2012. — P. 142.
  12. [geo.ladimir.kiev.ua/pq/dic/a--OGNI Журнал «Огни» (Киев)]
  13. 1 2 3 [www.c-cafe.ru/days/bio/17/039_17.php Блуждающая звезда Исаака Бабеля]
  14. [www.levlivshits.org/index.php/works/vopreki-vremeni/statyi-o-babele-menu/230-biogr-babel-nachalo.html Лев Лившиц «К творческой биографии Исаака Бабеля»]
  15. 1 2 3 [www.eleven.co.il/article/10369 Бабель Исаак] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  16. [jn.com.ua/Culture/babel_1507.html JewishNews / Культура / Внук Бабеля приехал из США в Одессу: «Я чувствую ток!»]
  17. И. Бабель начинает писать в квартире дома на углу Греческой и Екатерининской улиц, где снимал две комнаты [jn.com.ua/Culture/babel_1507.html]
  18. [www.levlivshits.org/index.php/works/vopreki-vremeni/statyi-o-babele-menu/243-odessk-rskz-zakat.html#_ftn4 От «Одесских рассказов» к «Закату»]
  19. Будённый С. Бабизм Бабеля из «Красной нови» // Октябрь. — 1924. — № 3.
  20. Горький М. Ответ С. Будённому // Правда. — 1928. — 27 ноября.
  21. [www.migdal.ru/times/52/4807/ Евгений Голубовский «Колывушка»]
  22. (чрезвычайно интересно — немецк. — В. Д.)
  23. 1 2 [gazeta.zn.ua/POLITICS/kuda_vy_gonite_menya,_mir,_kuda_ya_poydu_ya_rozhdennyy_sredi_vas.html В. Дружбинский «Куда вы гоните меня, мир, куда я пойду… Я рожденный среди вас…»]
  24. Кожинов В. В. Правда сталинских репрессий. — М.: Алгоритм, 2007. — 448 с. — (Загадка 1937 года). — 4000 экз. — ISBN 978-5-9265-0380-4.
  25. Бабель И. Э. 168. М. Э. Шапошниковой от 13 декабря 1933 года из станицы Пришибской // [books.google.co.il/books?id=cQgCjGX-V5YC&lpg=PA168&pg=PA168-IA4#v=onepage&q&f=false Письма]. — И.Бабель: Собрание сочинений, 496. — DirectMEDIA. — С. 168. — ISBN 5998925351, 9785998925351.
  26. [www.bibliotekar.ru/rus-Babel/11.htm М. Макотинский «Умение слушать»]
  27. [magazines.russ.ru/zz/2005/4/su14.html Игорь Сухих «Великая криница»]: В феврале 1930 года писатель едет в украинское село Великая Старица, чтобы своими глазами увидеть большевистское преобразование общественных отношений в деревне, объявленную всеобщую коллективизацию сельского хозяйства. […] Одному из близких собеседников после очередной поездки в районы коллективизации Бабель будто бы говорил, что происходящее там страшнее, чем увиденное во время гражданской войны.
  28. [www.pseudology.org/Freidin/Chapter1.htm Григорий Фрейдин «Великий перелом и запад в биографии И. Э. Бабеля 1930-х годов»]
  29. [www.stanford.edu/~gfreidin/Publications/babel/Babel_Freidin_Return.pdf Г. Фрейдин «Вопрос возвращения II». Stanford Slavic Studies 4—2, 1991]
  30. Бабель И. Э. 132. В.П. Полонскому в октябре 1931, 13 октября 1931 г. // [books.google.com/books?id=cQgCjGX-V5YC&pg=PA132#v=onepage&q&f=false Письма]. — И.Бабель: Собрание сочинений, 476. — DirectMEDIA. — С. 132. — ISBN 5998925351, 9785998925351.
  31. [magazines.russ.ru/voplit/2001/2/povar.html С. Н. Поварцов «Подготовительные материалы для жизнеописания Бабеля Исаака Эммануиловича»]: Молчание Бабеля в 30-е годы стало притчей во языцех. Нет, он кое-что из рассказов печатал, опубликовал и пьесу, но от него ждали чего-то эпохального и магистрального вроде «Поднятой целины». Сам он, конечно, понимал, сколь вызывающим было его творческое поведение, вот только ничего не мог с собой поделать.
  32. [magazines.russ.ru/zz/2005/4/su14-pr.html И. Сухих «Красноречивое молчание»]
  33. [magazines.russ.ru/voplit/2001/2/povar.html С. Н. Поварцов «Подготовительные материалы для жизнеописания Бабеля Исаака Эммануиловича»]
  34. И. Бабель. Собрание сочинений в 4 томах. М., 2006. Т. 1., С. 5.
  35. [www.vestnik.com/issues/1999/0302/win/aleksand.htm Ростислав Александров. «Родился на Молдаванке». «Вестник» № 5(212), 2 марта 1999.]
  36. Крумм Р. [www.alternativy.ru/ru/node/644 Создание биографии Бабеля — задача журналиста]: «Есть две опубликованные фотографии Бабеля, сделанные в НКВД и официально переданные мне ФСБ, одним из правопреемников НКВД и КГБ. На обеих фотографиях он изображён без очков и с синяком под глазом, как говорят медики, гематомой в форме монокля, что является признаком насилия над Бабелем».
  37. [www.bibliotekar.ru/rus-Babel/29-2.htm Валентин Домиль «Заметки по еврейской истории»]
  38. Пётр Баренбойм, Армия слов. К 70-летию расстрела Бабеля, Время новостей, 27 января 2010, [www.vremya.ru/2010/12/4/246081.html]
  39. [www.m-necropol.ru/ Могилы знаменитостей]
  40. У. М. Спектор. Вступительная статья «И. Э. Бабель — публицист, прозаик, драматург» к книге «Пробуждение». — Тбилиси: Мерани, 1989. — С. 5.
  41. Исаак Бабель, Избранное. (Предисл. И. Эренбурга). — М. 1957.
  42. [www.pseudology.org/babel/BabelSonIvanov.htm Сын Бабеля]
  43. [fakty.ua/137155-vnuk-isaaka-babelya-andrej-malaev-babel-ded-pomogal-nashej-seme-dazhe-posle-smerti Внук Исаака Бабеля…]
  44. Хорхе Луис Борхес, «Selected Nonfictions», стр. 164.
  45. Голубовский Е. От пика Бабеля до улицы Бабеля // Литературная газета. — 1989. — 3 мая
  46. [www.interfax.ru/news.asp?id=206411 В Одессе открыли памятник Исааку Бабелю]
  47. [jn.com.ua/Culture/babel_1507.html Внук Бабеля приехал из США в Одессу: «Я чувствую ток!»]
  48. [incor.com.ua/novosti/spustya-desyatiletiya-babel-vernulsya-v-odessu.html Спустя десятилетия Бабель вернулся в Одессу].
  49. [dumskaya.net/news/dom-babelya-i-lobana-polnostyu-otremontirovali-f-053544/ В Одессе полностью отремонтировали дом Бабеля: военком остался доволен].

Литература

  • И. Бабель // Воронский А. Литературные портреты. — Т. 1. — М., 1928.
  • И. Бабель. Статьи и материалы. — Л.: Academia, 1928.
  • Русские советские писатели-прозаики: Биобиблиографический указатель. — Т. 1. — Л. 1959.
  • Левин Ф. М. И. Бабель: Очерк творчества. — М.: Худож. лит., 1972. — 224 с., илл.
  • Воспоминания о Бабеле / Сост. А. Н. Пирожкова, Н. Н. Юргенева. — М.: Книжная палата, 1989. — 336 с.
  • Белая Г. А., Добренко Е. А., Есаулов И. А. «Конармия» Исаака Бабеля. — М., 1993.
  • Жолковский А. К., Ямпольский М. Б. Бабель/Babel. — М.: Carte blanche, 1994. — 444 с.
  • Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
  • Есаулов И. Логика цикла: «Одесские рассказы» Исаака Бабеля // Москва. — 2004. — № 1.
  • Крумм Р. [www.alternativy.ru/ru/node/644 Создание биографии Бабеля — задача журналиста].
  • Могултай. [www.wirade.ru/cgi-bin/wirade/YaBB.pl?board=babl;action=display;num=1126196269 Бабель] // [wirade.ru/ Удел Могултая]. — 17 сентября 2005 года.
  • Кальницкий М. «Неравный брак» Бабеля // Газета по-киевски. — 2008. — 28 февраля.
  • The Enigma of Isaac Babel: Biography, History, Context / edited by Gregory Freidin. — Stanford, Calif.: Stanford University Press, 2009. — 288 p.
  • Фрейдин Г. М. (Стэндфордский университет). [www.stanford.edu/dept/DLCL/cgi-bin/web/files/freidin_odessa_mama.pdf «Форма содержания: Одесса — мама Исаака Бабеля»]. Проверено 27 февраля 2013.
    • [www.stanford.edu/~gfreidin/Publications/ Gregory Freidin’s Selected Publications (другие публикации Григория Фрейдина, посвящённые творчеству Исаака Бабеля)] stanford.edu
  • Есаулов И. А. Культурные подтексты поэтики Исаака Бабеля. — София, 2011.

Ссылки

  • [www.booknik.ru/reviews/non-fiction/?id=23206 Рецензия на книгу «Исаак Бабель. Письма другу. Из архива И. Л. Лившица».]
  • [www.echo.msk.ru/programs/staliname/553040-echo/ Исаак Бабель — Именем Сталина — Эхо Москвы]
  • [infodon.org.ua/pedia/405 Исаак Бабель в Донбассе]
  • [www.pseudology.org/babel/Index.htm Коллекция статей и материалов о Бабеле]
  • [www.jewish.ru/culture/press/2010/01/news994282048.php Сарнов Б. «Сожжённый Бабель»]
  • [jewish-library.ru/babel/ Книги Исаака Бабеля в «Еврейской библиотеке»]
  • [www.narodknigi.ru/journals/40/evreysko_russkiy_obmanshchik/ Дымшиц В. Еврейско-русский обманщик // Народ Книги в мире книг. 2002. № 40]
  • [www.narodknigi.ru/journals/69/chestnyy_obman_i_obmanchivaya_chestnost/ Дымшиц В. Честный обман и обманчивая честность // Народ Книги в мире книг. 2007. № 69]
  • [www.narodknigi.ru/journals/97/byt_babelem/ Фрезинский Б. «Быть Бабелем» // Народ Книги в мире книг. 2012. № 97]
  • [booknik.ru/context/all/posle-pakta-molotova-ribbentropa-babel-skazal-teper-menya-rasstrelyayut/ «После пакта Молотова — Риббентропа Бабель сказал: „Теперь меня расстреляют“»] Интервью с Андреем Малаевым-Бабелем, внуком Исаака Бабеля, сентябрь 2013 г.
  • [narodknigi.ru/journals/117/pisat_vavilony/ Дымшиц В. Писать вавилоны // Народ Книги в мире книг. 2015. № 117]

Отрывок, характеризующий Бабель, Исаак Эммануилович

Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.