Башевис-Зингер, Исаак

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Исаак Башевис Зингер»)
Перейти к: навигация, поиск
Исаак Башевис-Зингер
יצחק באַשעװיס זינגער
Имя при рождении:

Ицхок Зингер

Псевдонимы:

Це, Варшавский, Башевис

Дата рождения:

14 июля 1904(1904-07-14)

Место рождения:

Леончин, Царство Польское, Российская империя

Дата смерти:

24 июля 1991(1991-07-24) (87 лет)

Место смерти:

Майами, Флорида, США

Гражданство:

Российская империя, Польша, США

Род деятельности:

прозаик

Годы творчества:

1927-1991

Язык произведений:

идиш

Премии:

Нобелевская премия по литературе (1978)

[lib.ru/INPROZ/ZINGER/ Произведения на сайте Lib.ru]

Исаа́к (И́цхок, А́йзек) Баше́вис-Зи́нгер (идишיצחק באַשעװיס‏‎ — Ицхок Башевис, англ. Isaac Bashevis Singer; 21 ноября 1902, Леончин, Царство Польское, Российская империя — 24 июля 1991, Майами, штат Флорида, США) — американский еврейский писатель. Писал на идише, жил и работал в Нью-Йорке. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1978 год.





Биография

Родился в 1904 году в маленькой деревне Леончин[en] под Варшавой. Дата его рождения точно не известна. Отец мальчика был раввином хасидского толка. Старший брат Башевис-Зингера также стал писателем — Исроэл-Иешуа Зингер, как и сестра — Эстер Крейтман. Мальчик учился в традиционном хедере; очень увлекался чтением. В 1920 году Зингер поступил в иешиву, однако бросил учёбу через несколько месяцев.

В 1923 году Зингер приехал в Варшаву, где остался надолго. Сначала Зингер начал работать корректором в еврейском литературном журнале, который издавал его брат Исроэл-Иешуа Зингер. В это время юноша открывает в себе интерес к философии, физиологии, психологии, а также естественным и оккультным наукам. Именно в этот период Зингер пробует писать прозу.

В 1925 году в журнале «Литерарише блетер» («Литературные листки»), где работает Зингер, появляется его первый рассказ «В старости». Произведение было напечатано под псевдонимом Це. После этого Зингер стал довольно регулярно писать короткие рассказы. Вместе с этим он переводит на идиш разные произведения таких писателей, как Кнут Гамсун, Томас Манн, Эрих Мария Ремарк.

В 1933 году Зингер становится заместителем редактора литературного журнала «Глобус». В этом же журнале в 1934 году постепенно печатается его роман «Сатана в Горае». Полностью роман был опубликован в 1943 году.

В 1935 году Зингер переехал в США. Его старший брат Исроэл-Иешуа устроил его на работу в ежедневную еврейскую газету «Форвертс» («Вперёд»), где Исаак Зингер проработал 20 лет. Он писал новости, фельетоны, заметки и рассказы под псевдонимами Варшавский, Сегал и Башевис[1].

В 1937 году он опубликовал роман «Мессианствующий грешник».

В 1940 году Зингер женился на Альме Вассерман, которая была, также как и он, эмигранткой. Через три года он получил американское гражданство. В 1944 году у писателя произошёл творческий кризис, связанный со смертью старшего брата. В 1945 году Зингер приступил к работе над романом «Семья Мускат».

В 1964 году писатель стал первым почётным членом Национального института искусств и культуры. А в 1969 году был удостоен Национальной книжной премии по детской литературе.

В 1978 году Исаак Башевис Зингер был удостоен Нобелевской премии по литературе «За эмоциональное искусство повествования, которое, уходя своими корнями в польско-еврейские культурные традиции, поднимает вместе с тем вечные вопросы».

Умер 24 июля 1991 года, похоронен на кладбище округа Берген (штат Нью-Джерси).

Произведения, переведённые на английский язык

  • Семья Мускат (1950)
рус. пер.: Зингер, Исаак Башевис. Семья Мускат (пер. с англ. А. Ливерганта). — М.: Текст, 2010. — 877 с. — ISBN 978-5-7516-0889-7.
  • Сатана в Горае (1955)
рус. пер.: Зингер, Исаак Башевис. Сатана в Горае (пер. И. Некрасова). — М.: Текст, 2009. — 192 с. — ISBN 978-5-7516-0813-2.
  • Волшебник из Люблина (1960)
Зингер, Исаак Башевис. Люблинский штукарь: роман / И. Башевис Зингер; пер. с идиша А. Эппеля. — М.: Текст, 2011. — 314 с. — (Проза еврейской жизни). — ISBN 978-5-7516-0945-0
  • Раб (1962)
рус. пер.: Зингер, Исаак Башевис. Раб (пер. Р. Баумволь). — М.: Текст, 2011. — 382 с. — ISBN 978-5-7516-0938-2.
  • Мазл и шлимазл (1967)
  • Поместье (1967)
  • Усадьба (1969)
  • Голем (1969)
рус. пер.: Зингер, Исаак Башевис. Голем (пер. с англ. И. Берштейн). — М.: Текст, 2011. — 48 с. — ISBN 978-5-7516-0949-8.
  • Илия, раб (1970)
  • Жертва Вистулы (1970)
  • Торпси-турви, китайский император (1971)
  • Враги, история любви (1972)
рус. пер.: Зингер, Исаак Башевис. Враги. История любви (пер. с идиша В. Федченко). — М.: Текст, 2012. — 352 с. — ISBN 978-5-7516-1114-9 .
  • Грешный город (1972)
  • Хасидим (1973)
  • Хелмские глупцы (1975)
  • Сказочник Нафтали и его лошадь Сус (1976)
  • Шоша (1978)
рус.пер.: Зингер, Исаак Башевис. Шоша. Роман, рассказы.(пер. с английского и идиша). — М.: Текст, 1991. — 336 с. — ISBN 5-8334-0001-5.
  • Молодой человек в поисках любви (1978)
  • Раскаявшийся (1983)
рус. пер.: Зингер, Исаак Башевис. Раскаявшийся (пер. В. Ананьев). — М.: Текст, 2008. — 192 с. — ISBN 978-5-7516-0759-3.
  • Ноах выбирает голубя (1984)
рус. пер.: Зингер, Исаак Башевис. Почему Ной выбрал голубя? (пер. В. Пророковой). — М.: Текст, 2009. — 32 с. — ISBN 978-5-7516-0841-5.
  • Царь полей (1988)
  • Пена (1991)
  • Сертификат (1992)
  • Мешуга (1994)
рус. пер.: Зингер, Исаак Башевис. Мешуга (пер. с англ. Нины Брумберг. Под ред. А. Славинской). — М.: Амфора, 2001. — 311 с. — ISBN 5-94278-007-2.
  • Тени над Гудзоном (1997)

Критика перевода на русский язык

Существует мнение, что в большинстве переводов Башевиса-Зингера на русский язык присутствует огромное количество неточностей по причине того, что они были выполнены с английского, а не с идиша — языка оригинала[2].

Театральные постановки

Экранизации

Напишите отзыв о статье "Башевис-Зингер, Исаак"

Примечания

  1. Михаэль Дорфман [lebed.com/2005/art4394.htm Башевис-Зингер: Портрет, который ни в какие рамки не укладывается]
  2. [www.narodknigi.ru/journals/29/khren_trava/ Народ Книги в мире книг | Хрен-трава, или Ицхок Башевис как зеркало еврейской культурной революции в России]

Ссылки

  • [www.eleven.co.il/article/10453 Башевис-Зингер Ицхак] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  • [lib.ru/INPROZ/ZINGER/ Исаак Башевис Зингер] в библиотеке Максима Мошкова
  • [www.pbs.org/wnet/americanmasters/database/singer_i.html Исаак Башевис Зингер: библиобиографическая справка] (англ.)
  • [www.booknik.ru/reviews/?id=10369 Рецензия на русское издание книги «Раскаявшийся» на сайте booknik.ru]
  • [www.booknik.ru/reviews/fiction/?id=24203 Рецензия на книгу «Семья Мускат»]
  • [www.booknik.ru/reviews/fiction/?id=10052&type=BigReview Рецензия на книгу «Страсти»]
  • [www.booknik.ru/reviews/fiction/?id=11809 Рецензия на книгу «Раб»]
  • [bibliogid.ru/podrobno/148-knigi-2005-goda/139-isaak-zinger-den-ispolneniya-zhelanij-skazki Рецензия на книги «День исполнения желаний» и «Сказки»]
  • [samlib.ru/c/cherfas_s/ Переводы С. Черфаса рассказов и сказок Зингера, его Нобелевской речи и прижизненного очерка о писателе]
  • [booknik.ru/reviews/fiction/?id=29084 Рецензия на книгу «Сатана в Горае»]
  • [www.narodknigi.ru/journals/81/satana_v_detalyakh/ Дымшиц В. Сатана в деталях // Народ Книги в мире книг. 2009. № 81]
  • [www.narodknigi.ru/journals/72/proklyatie_bashevisa/ Дымшиц В. Проклятие Башевиса // Народ Книги в мире книг. 2008. № 72]
  • [www.narodknigi.ru/journals/75/proklyatie_bashevisa_nezaplanirovannoe_prodolzhenie/ Дымшиц В. Проклятие Башевиса: незапланированное продолжение // Народ Книги в мире книг. 2008. № 75]
  • [narodknigi.ru/journals/29/khren_trava/ Дымшиц В. Хрен-трава, или Ицхок Башевис как зеркало еврейской культурной революции в России // Народ Книги в мире книг. 2000. № 29]

Отрывок, характеризующий Башевис-Зингер, Исаак

– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.