Лихтенштейн, Исаак
Поделись знанием:
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
(перенаправлено с «Исаак Лихтенштейн»)
| Исаак Лихтенштейн | |
| Ignatz Lichtenstein | |
 | |
| Род деятельности: |
Раввин в Тапио Сцеле, Венгрия (1857-1892) |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Венгрия |
| Дата смерти: | |
Исаак Лихтенштейн (венг. Ignatz Lichtenstein; 1824 — 16 октября 1908[1]) — венгерский ортодоксальный раввин, известный тем, что открыто признавал Иисуса как Мессию, проповедуя Новый Завет в синагоге. Хотя при этом он отказывался креститься в христианскую веру всю свою жизнь,[2] в конце концов ему пришлось оставить раввинат в 1892 году.[3] Его биография появилась в миссионерском журнале епископальных методистов «Евангелие по всей Земле» (англ. The Gospel in All Lands) в 1894 году.[3] Еврейский историк Готхард Деутш, редактор еврейской энциклопедии, в статье, опубликованной 3 февраля 1916, упоминает о нём в ходе опровержения заявления главного раввина Лондона, что ни один раввин никогда не обращался в христианство.[4] Последователи мессианского иудаизма, который по мнению большинства христиан и иудеев является христианской деноминацией, позже упоминали его в качестве примера «Еврейского верующего в Иисуса» рубежа 19-го века. Вспоминая о своем первом контакте с Евангелием, Лихтенштейн сказал: «Я ожидал шипов, а нашёл розы.».[2]
Содержание
Библиография
Работы на немецком:
- [commons.wikimedia.org/wiki/Category:Der_Talmud_auf_der_Anklagebank_durch_einen_begeisterten_Verehrer_des_Judenthums Der Talmud auf der Anklagebank durch einen begeisterten Verehrer des Judenthums] [“The Talmud on the Dock by an Inspired Worshipper of Judaism”], Heft I (Budapest, 1886).
- Mein Zeugnis [“My Testimony”], Heft II (Budapest: Hornyánszky, 1886).
- [commons.wikimedia.org/wiki/Category:Die_Liebe_und_die_Befehrung Die Liebe und die Bekehrung] [“Love and Conversion”], Heft III (Budapest, 1886).
- [www.izrael-immanuel.net/files/Judenthum%20und%20Christenthum.pdf Judenthum und Christenthum] [“Judaism and Christianity”], (Hamburg: A. Scheibenhuber, 1891?).
- Eine Bitte an die geehrten Leser [“An Appeal to Honored Readers”], (Budapest, 1893 or 1894), also known as [www.izrael-immanuel.net/files/Eine%20Bitte.pdf Eine Bitte an das israelitische Volk]
- [www.izrael-immanuel.net/files/Zwei%20Briefe.pdf “‘Zwei Briefe’ oder ‘was ich eigentlich will’”] [“‘Two Letters’ or ‘What I Really Wish’”], Saat auf Hoffnung 30 (1893), 9-36.
- “Das Blut Christi, ein Nachklang aus dem Midrasch Echa” [“The Blood of Christ, an Echo of Midrash Ekhah”], Saat auf Hoffnung 30 (1893), 229-32.
- [www.izrael-immanuel.net/files/Judenspiegel.pdf Judenspiegel] [“The Jewish Mirror”] (Vienna: L. Schoenberger, 1896).
- “Welche Anknüpfungspunkte findet die evangelische Verkündigung bei den Juden?” [“Which Connecting Factors do Protestant Doctrines find with Jewish Doctrines?”] in Gustaf Dalman (ed.), Die allgemeine Konferenz für Judenmission in Leipzig, abgehalten vom 6. bis 8. Juni 1895, (Leipzig,1896), 40-55. [Series: Schriften des Institutum Judaicum in Leipzig, No. 44-46]; later reprinted by “The Hebrew Christian Testimony to Israel” in London as Begegnungspunkte zwischen Juden und Christen: Gesetz und Evangelium [“Points of Meeting between Jewish and Christian Doctrine: the Law and the Gospel”.] (London: H.C.T.I., 1902).
- “Ein Weihnachts- und Neujahrsgruß an alle Neugeborenen im Herrn” [“A Christmas and New Year Greeting to all the Born Again in the Lord”], Saat auf Hoffnung 36 (1899), 5-9.
- Ein Geheimniss aus dem Talmud [“A Secret from the Talmud”], (Vienna: L. Scnberger, 1900).
- “Ein Weihnachts- und Neujahrsgruß für die auserwählten Kinder des Lichtes” [“A Christmas and New Year Greeting for the Elect Children of the Light”], Saat auf Hoffnung 37 (1900), 35-40.
- “Ein Neujahrsgruß für die Neugebornen im Herrn zum Heilsjahre 1902” [“A New Year Greeting for the Born Again in the Lord in the Year, 1902”], Saat auf Hoffnung 39 (1902), 5-8.
Переведенные на английский:
- J. Lichtenstein. Judaism and Christianity (translated from the German by Margaret M. Alison) (Edinburgh: Morrison & Gibb, 1893). [Translation of 4.]
- [www.archive.org/details/appealtojewishpe00lich An Appeal to the Jewish People] (Translated by Mrs. [?] Baron). [London]: The Hebrew Christian Testimony to Israel (H. C. T. I., 1894). [Translation of 5.]
- "Letter from Rabbi Lichtenstein,” The Jewish Era 4:4 (Oct. 1895), 76.
- [www.izrael-immanuel.net/files/Two%20letters.pdf Two Letters’ or ‘What I Really Wish], (translated by Mrs. [?] Baron) (London: The Hebrew Christian Testimony to Israel (H. C. T. I., 189?). [Translation of 6.]
- “What Connecting Links Does the Proclamation of the Gospel Find with the Jew?” [translated by Mrs. E. R. Kinglinger] The Jewish Era 5:1 (Jan. 1896), 1-3; 5:2 (April 1896), 37-42. [Translation of 9.]
- The Jewish Mirror (London: H. C. T. I., 1897). [Translation of 8.]
- The Points of Contact between Evangelical and Jewish Doctrine: An Address, Delivered at Leipsic [sic] (Translated from the German by Mrs. [David] Baron) (Northfield, England: H. C. T. I., 1897). [Translation of 9.]
- “A New Year’s Greeting to the Elect Children of Light,” The Jewish Era 7:2 (April 1898), 37-39.
- The Blood of Christ. H. C. T. I. (1903). [Translation of 7.]
- “A New Year’s Greeting from Rabbi Lichtenstein,” The Jewish Era 12:1 (Jan. 15, 1903), 1-3.
Работы на венгерском:
- [www.izrael-immanuel.net/?p=1775 Két levél vagy Amit én tulajdonképpen akarok] [“Two Letters; or, What I Really Wish”]
- [www.izrael-immanuel.net/files/K%C3%A9relem%20a%20zsid%C3%B3%20olvas%C3%B3khoz.pdf Kérelem a zsidó olvasókhoz] [“An Appeal to the Jewish People”]
- [www.izrael-immanuel.net/files/zsid%C3%B3k-tukre.pdf Zsidók tükre] [“The Jewish Mirror”]
Переведенные на французский:
- Le Miroir Juif [“The Jewish Mirror”]
- Points de Contact, Discours par le Rabbin Lichtenstein [“Points of Meeting between Jewish and Christian Doctrine: the Law and the Gospel”]
Переведенные на итальянский:
- Uno specchio giudaico, o le scritture riguardanti il messia [“The Jewish Mirror”] (Traduzione della traduzione Inglese dell'originale Tedesco. Firenze : Tip. Fattori e Puggelli, 1914.)
Переведенные на идиш:
- מיין בקשה, פון הרב י' יצחק ליכטענשטיין [“An Appeal to the Jewish People”]
Напишите отзыв о статье "Лихтенштейн, Исаак"
Примечания
- ↑ Louis Meyer, ed. (15 January 1909). «V. Austria Hungray». The Jewish Era (Chicago Hebrew Mission) 18 (1): 20. OCLC 49314122. Retrieved 23 December 2012. Rabbi Ignatz Lichtenstein died in Budapest in his eighty-fifth year on Friday, October 16th.
- ↑ 1 2 Gillet, Lev (2002). Communion in the Messiah: Studies in the Relationship Between Judaism and Christianity. James Clarke & Co. p. 206. ISBN 0-227-17225-6.
- ↑ 1 2 Smith, Eugene R. (1894). The Gospel in All Lands. New York: Hunt & Nation. pp. 507—508.
- ↑ Deutsch, Gotthard (2005). Scrolls: Essays on Jewish History and Literature and Kindred Subjects V1 and V2. Kessinger Publishing. pp. 118—119. ISBN 1-4179-5217-2.
См. также
Ссылки
- [www.messcom.org.ua/2007/05/19/reb9/ Биография Исаака Лихтенштейна]
Отрывок, характеризующий Лихтенштейн, Исаак
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
