Иске-Казань
Иске-Казань (с тюркского, тат. Иске-Казан; рус. Старая Казань) — «Иске-Казанский государственный историко-культурный и природный музей-заповедник» и городище на месте фактического расположения последней столицы Волжской Булгарии в середине XIII — середине XV веков, между периодами местонахождения города Казани на современном месте.
Содержание
История
Город в устье реки Казанка с мощными стенами острога, шумными рынками, пышными дворцами и благоухающими садами, по мнению ученых, возник в период угасания Золотой Орды и известен под несколькими именами: Газан, Булгар аль-Джадид, Казан, Иске Казан.
В легенде «О несгораемой деревне» говорится, что после взятия города армией Золотой Орды Аксак Тимур (Булат Тимур) казнил местного эмира Габдуллу. Его сыновьям Алтынбеку и Галимбеку удалось спастись.
После ухода завоевателей с награбленным добром братья не стали возрождать свою столицу из руин. В лесостепной зоне Заказанья они нашли более спокойное и укромное место. Этот холм с крутыми склонами, опоясанный у подножия полноводной в то время Казанкой, делающей возвышенность снизу неприступной. Здесь царевичи и заложили город Иске Казан. На месте погибшей в 1236 году и поднявшейся из руин в период Золотой Орды Волжско-Камской Булгарии стало складываться новое государство, ставшее позже Казанским Ханством, с центром в Иске Казан. Оно наладило былой уровень торговли и внешних связей.
Впоследствии войны и связанная с ними стратегическая бесперспективность места, а также экономическая конъюнктура заставили перенести столицу Казанского Ханства назад в более удобное место в устье рек Казанки, Булака, впадающих в реку Волгу — главную торговую и стратегическую артерию средневековой Восточной Европы. Именно здесь стоит современная Казань. Старая же столица пришла в запустение и со временем исчезла с торговой и политической арены, оставив на своем месте несколько слобод, превратившихся со временем в села. Возле них и по сей день сохранились святые места людского поклонения.
Спор о месте нахождения города Иске Казан в научных кругах не закрыт. Наиболее веской позиции в этом вопросе придерживается доктор исторических наук, археолог Равиль Фахретдинов. Он связывает местонахождение Иске Казан с Камаевским городищем и Русско-урматским селищем, расположенным у деревень Камаево, Русский Урмат и Гайша Высокогорского района республики, в 40 км от устья Казанки вверх по реке.
Неким итогом проделанных и продолжающихся научных поисков явилось открытие в селе Камаево Иске-Казанского государственного музея-заповедника истории, культуры и природы.
Музей-заповедник
Музей-заповедник создан на основании постановления Кабинета Министров Республики Татарстан от 14.02.1992 г. N 228 «Об организации Иске-Казанского историко-культурного и природного музея-заповедника в Высокогорском районе Республики Татарстан».
Территория — 137,2 га, число экспонатов основного фонда — 1163 единиц хранения.
В состав музея-заповедника входят археологические и эпиграфические памятники периода Волжской Болгарии, Золотой Орды и Казанского ханства:
- Иске-Казанское (Камаевское) городище (XIII в. — 1552 г.) — культурный слой укрепленного мысового болгаро-татарского поселения, в XIII—XIV вв. крупного политического и экономического центра Заказанья. Город разрушен в 1552 г. русскими войсками. Выявлены остатки белокаменного дома, жилых и хозяйственных построек (в том числе кузнечной мастерской), орудия труда и быта, керамики, металлическое оружие, клады серебряных джучидских монет конца XIV—XV вв. Исследователи увязывают Иске-Казанское (Камаевское) городище с городом Иски-Казань.
- Иске-Казанское (Камаевское) кладбище (XVI—XVI вв.) с каменными надгробиями.
- Русско-Урматское селище (XII—XIV вв.) — культурный слой болгарско-татарского торгового поселения. Выявлено остатки жилых и хозяйственных построек (металлургические и гончарные горны, ремесленные мастерские и т. п.). Найдены орудия труда, оружие, украшения.
- Русско-Урматское кладбище (XIII—XVI вв.) с каменными надгробиями на арабско-древнеболгарском языке.
- историко-этнографический музей в селе Камаево.
- природный ландшафт — склоны подпойменной террасы реки Казанки, луговина поймы с пойменными озёрами, русло самой реки.
- святые места: могила Гайши-бике, источник «Изге Мулла-Хаджи чишмэсе» («Родник святого Муллы-Хаджи»), источник «Хан чишмэсе» («Ханский родник»).
Ежегодно ведется археологическое исследования памятников, сбор этнографического материала, завершается строительство нового здания историко-этнографического музея с фондохранилищем.
Предусмотрено дальнейшее развитие и совершенствования музея-заповедника в системе историко-архитектурных памятников Татарстана вместе с Булгарами, Биляром и Свияжском по типу известного российского «Золотого кольца».
Экспозиция историко-этнографического музея
Экспозиция музея предваряется эпиграфом из книги видного татарского теолога-просветителя начала XX века Ризы Фахретдина «История булгарских и казанских тюрок» — «у тюрок Булгара было три столицы: первая из них в былые времена славный, на сегодняшний день разрушенный город Булгар, вторая — на берегу реки Казанки также разрушенный город Казань (Иске Казань), третья — стоящий и поныне город Казань с центром ремесла и торговли». Это раскрывается а коллекции музея, вобравшая в себя весь дух тех времен.
Среди экспонатов есть изящно выполненные бронзовые замки и ключи с деталыми чеканных и литых узоров, свидетельствующие о точной и совершенной технология кузнечного ремесла и медно-бронзовой металлургии, с помощью которой выполнены эти изделия. В числе других изделий кузнечного ремесла — стальные ножницы, ювелирные весы, изготовленные для торговли очень дорогими товарами (драгоценные камнями, изделиями из золота, серебра или очень ценившиеся в средневековье пряностями и целительными травами).
Экспонатами являются также такие орудия сельского хозяйства, как серпы, косы и другие. Кузнечное дело, помимо предметов быта и ремесла, представлено также образцами вооружения: железные ядра мелкого калибра, ножи, наконечники для стрел разных типов и назначения, сабли и другие.
Керамика в коллекции представлена деталями архитектурных обзразцов, майолики, осколками некогда пышной посуды, украшениями в виде бус, торговыми гирями и грузами для рыболовных сетей. Особое место в коллекции занимают костяные изделия в виде наконечников для стрел и охотничье-рыболовных гарпунов, а также гребней и пуговиц.
Есть также нумизматический планшет серебряных и медных монет времен Золотой Орды, Астраханского и Казанского ханств ХIV-XV вв.
Глиняные свистящие ядра, найденные механизаторами села Русский Урмат во время полевых работ недалеко от Камаевского городища, относятся приблизительно к ХIII-ХV вв. Представляют из себя глиняные сферы с четырьмя внешними отверстиями и сферической полостью внутри. Предположительно предназначались для шумового воздействия на противника в бою.
Более древним чем собственно период Иске-Казань, особым представленным на выставке экспонатом, которым гордится музей, является бронзовый гуннский котел. Он относится приблизительно к эпохе переселения народов, то есть к IV—V вв. н. э. Особенность этого экспоната в том, что подобные котлы не предназначались для того, чтобы готовить пищу (о чем свидетельствует конусовидная ножка). Такие котлы, начиная с древних гуннов Центральной Азии вплоть до кочевых империй тюрок раннего средневековья служили символом власти, единения рода и племени. Котел найден в поле у деревни Татарские Сунчалеи Аксубаевского района Республики Татарстан механизаторами села во время проведения сельскохозяйственных работ.
Ещё более древним является выполненное в зверином стиле и относящееся приблизительно к VI веку до н. э. бронзовое скифское зеркало.
В коллекции музея есть также этнографические материалы более позднего периода Заказанья конца XIX — начала XX вв. Это национальные женские костюмы, калфаки, шали, тканые ковры и полотенца, мозаичные женские сапожки — ичиги.
См. также
Напишите отзыв о статье "Иске-Казань"Ссылки
Литература
|
Отрывок, характеризующий Иске-Казань
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
