Исконно японские слова

Яматокотоба (яп. 大和言葉, «японские слова») — исконно японские слова, которые существовали в старояпонском, а не заимствованы. Они также известны как ваго (яп. 和語, (с использованием китайских иероглифов для обозначения тех же понятий). Ямато котоба, канго и гайрайго — основные источники японской лексики. Кроме них ещё имеется широкий пласт ономатопоэтических слов.

Слово «ямато котоба» само составлено из исконно японских корней, а синоним — «ваго» — напротив, состоит из китайских корней для обозначения Японии («ва») и слов («го»).

Лексическая функция

Ямато котоба — важная часть японской лексики, они охватывают все области лексики, кроме терминологии, в основном заимствованной из китайского, а также современных заимствований из английского. Ямато котоба составляют частотные в речи «простые» слова.

В японском, однако, могут существовать синонимы, один из которых — ямато котоба, а другой — канго или гайрайго. Примеры:

• интересный (яп.) (яп. 面白い омосирой) —　интересный (кит.) (яп. 興味がある кё:ми га ару)
• серый (яп.) (яп. 鼠色 нэдзумииро) —　серый (англ.) (яп. グレー гурэ:)

Обычно канго более имеют формальный оттенок, а яматокотоба — просторечный. Канго чаще используются в письменной речи, а яматокотоба в устной. Для канго свойственно большое количество омофонов, а для ямато котоба омофония — редкость, поэтому редко порождает двусмысленности в устной речи. Японские фамилии часто составлены из ямато-котоба 山下 (яма (гора) + сита (низ) = Ямасита), а личные имена, особенно мужские, — наоборот.

Фонетика

Ямато котоба обычно многосложны, структура слога в них близка к CV (согласный-гласный, CVCVCV), использовавшейся в старояпонском. Канго, напротив, обычно одно- или двусложны, чаще содержат «закрытые» слоги, вернее, мору «н», и помимо этого, долгие гласные, а также ёон.

Грамматические функции

Ямато котоба ведут себя не так, как заимствованные слова. От заимствований-существительных можно вспомогательным глаголом образовывать глаголы: «любовь» (яп. 愛 ай) + «делать» (яп. 〜する суру) = любить (яп. 愛する айсуру). Заимствования почти всегда могут присоединять частицы 〜な -на и 〜の -но, однако они не могут стать глаголами на -у или -ру, а также не могут стать предикативными прилагательными на -и.

Японские предикативные прилагательные и грамматические показатели также являются исконно японскими словами.

В японском языке содержится множество составных глаголов [встречаться (яп. 待ち合わせる матиавасэру) = мацу (ждать) + авасэру (согласовывать)], они обычно созданы из исконно японских слов, а заимствования существуют в небольшом проценте таких глаголов.

Цифры

Обычно японцы пользуются заимствованными из Китая цифрами, однако собственно японские применяются для счёта до десяти, например, предметов или лет в возрасте детей. Кроме того, существуют исключения, например, при счёте возраста:

• 18 лет (яп. 十八歳 дзю:хассай)
• 19 лет (яп. 十九歳 дзю:кюсай)
• 20 лет (яп. 二十歳 хатати)
• 21 год (яп. 二十一歳 нидзю:иссай)

Японскими цифрами также называют канун нового года Омисока (яп. 大晦日 о:мисока).

Письмо

Яматокотоба пишутся смешанным письмом из каны и кандзи. Грамматические показатели записываются хираганой (до реформы правописания в 1915 году они писались катаканой, а ещё раньше — кандзи); окончания глаголов записываются окуриганой. Существительные, корни глаголов и прилагательных обычно записываются иероглифами и читаются по куну. Некоторые ямато котоба являются атэдзи (записаны иероглифами не по смыслу, а по звучанию.

Катакана обычно не используется при записи исконно японских слов, однако ей можно выделить текст (аналогично курсивному начертанию в русском).

Отрывок, характеризующий Исконно японские слова

Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.