Искусство Вавилонии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Искусство Вавилона — совокупность всех предметов искусства древней месопотамской цивилизации Вавилония в период XIX—VI века до н. э. и в период Нововавилонского царства (VII—VI века до н. э.).





Искусство Вавилона XIX—XII веков до н. э.

В первой половине II тысячелетия до н. э. самой значительной культурной областью была южная половина Двуречья, то есть область Шумера и Аккада, объединённых под главенством Вавилона при царе Хаммурапи (1792—1750 годы до н. э.).

Со второй четверти II тысячелетия до н. э. выступают на историческую арену города Сиро-Финикии и Палестины. Расцвет их продолжается до начала I тысячелетия до н. э. Одновременно приобретают большое значение государство хеттов в долине реки Галис в Малой Азии и соседнее с ним государство Митанни в верхнем течении Евфрата.

Культура Закавказья, начало которой относится к глубокой древности, также достигает в это время высокой степени развития и тесно связана с культурами так называемых горных народов Передней Азии.

Культура Вавилона сложилась на традициях шумерийской и аккадской культур: в это время широко распространилась шумерийская система письма — клинопись; многого достигли разные отрасли вавилонской науки — медицина, астрономия, математика, хотя все они ещё были тесно связаны с магией.

От города Вавилона, который был в своё время центром мирового значения, исторические события последующих эпох оставили очень мало. Немного дошло до нас и памятников изобразительного искусства этого времени.

Рельеф на своде законов Хаммурапи

Замечательным памятником вавилонского искусства является рельеф на диоритовом столбе (высотой около 2 м) со сводом законов царя Хаммурапи, начертанным клинообразными знаками (Париж, Лувр). Рельеф изображает царя Хаммурапи в благоговейной позе перед сидящим на троне богом солнца и правосудия Шамашем, который передаёт ему символы власти — жезл и магическое кольцо (трон изображен в виде храмика на зиккурате). Подобные сцены вручения или «инвеституры», выражающие идею божественного происхождения царя, так как божество непосредственно передаёт ему знаки власти, часто встречаются на памятниках изобразительного искусства Передней Азии и в предшествующие и в последующие времена. Фигуры на рельефе торжественно статичны, позы бога и царя каноничны, но лицо Хаммурапи, несомненно, портретно.

Другим, не менее значительным, скульптурным памятником этого времени является диоритовая голова (Париж, Лувр), в которой видят портрет Хаммурапи — это пожилой человек с резкими, волевыми, даже суровыми чертами лица.

Мари

Представление об уровне развития культуры и искусства времени возвышения Вавилона дают раскопки современного ему города Мари (лежащего выше по течению Евфрата). Здесь были открыты руины города и большого дворца правителя города Зимри-Лима площадью в 2,5 гектара и много ценных художественных памятников. План дворца типичен для Двуречья: большие дворы, вокруг которых группируются помещения. Дворец включал в себя, кроме парадных и жилых комнат, святилища, дворцовую школу писцов, кухню и кладовые для хозяйственных запасов. В некоторых помещениях дворца сохранились части настенных росписей (Багдад, Иракский музей) — уникальные памятники живописи времени древнего Вавилона. Это раскрашенные контурные рисунки, исполненные голубой, коричневато-красной и чёрной красками. В числе настенных росписей культовые сцены, например излияние воды божествами, дарующими жизнь всему на земле, или вручение божеством знаков власти царю. Все росписи отличаются строгой симметричной композицией.

В одном из храмовых помещении была найдена алебастровая статуя богини Иштар (высота 86 см), держащая в руках сосуд, из которого когда-то во время церемоний изливалась вода (Багдад, Иракский музей). Статуя отличается монументальной, лаконичной и выразительной трактовкой.

Очень интересны формы для хлебцев или сыров с фигурами животных и человека. В этих маленьких рельефах есть стремление передать пейзаж в традициях аккадского искусства.

Касситы

При преемниках Хаммурапи мощь Вавилона ослабла. От огромного государства стали отпадать боровшиеся за самостоятельность области Двуречья. Через сто лет Вавилон захватили касситы, которые образовали так называемую III Вавилонскую династию и правили около шестисот лет (XVIII—XII века до и. э.). В культурном отношении касситы стояли гораздо ниже вавилонян.

Среди архитектурных памятников касситского времени следует назвать храм Караиндаша в Уруке (вторая половина XV века до н. э.) с огромными статуями божеств, которые выступают из ниш в стенах и сложены, как и стены здания, из кирпича. Здесь впервые скульптура стала подлинно органической частью архитектуры. Среди скульптурных произведений этого времени выделяется своей монументальностью бронзовая статуя царицы Напир-Aсу, найденная в Эламе (Париж, Лувр).

Искусство Нововавилонского царства

В 612 году до н. э. столица Ассирии Ниневия была взята царём Вавилонии Набопаласаром в союзе с мидянами и подвергнута полному разрушению, а вся страна была опустошена. Гегемония снова и в последний раз перешла к городу Вавилону, который, кроме политического значения, приобрёл роль крупнейшего торгового и ремесленного центра Передней Азии.

Искусство Нового Вавилона имело, в первую очередь, декоративное назначение. Изображают реальных и фантастических священных животных, растения, орнаменты. Новых образов искусство этого времени почти не создаёт. В нововавилонском искусстве уже не встречаются сюжеты, подобные сюжетам ассирийских рельефов и росписей — военные сцены дворцовой жизни. Сцены поклонения божеству, изображенные на цилиндрах-печатях, часто превращаются в трудночитаемую схему.

Вскоре после смерти Навуходоносора II политическое и экономическое могущество Вавилона падает. В 538 году до н. э. Вавилон был завоёван персидским царём Киром II и присоединен к Иранскому государству Ахеменидов.

Архитектура Нового Вавилона

Одним из наиболее деятельных царей времени Нового Вавилона был Навуходоносор (604—562 годы до н. э.), который проводил завоевательную политику и значительно расширил границы государства. Осуществлял он и грандиозное храмовое, оборонительное и ирригационное строительство. Много сведений осталось об этом времени от греческих авторов — Геродот, Диодор Сицилийский, Страбон (например, о зиккурате Вавилона).

Архитектура во время Нововавилонского царства была ведущим видом искусства. До наших дней дошли остатки ряда архитектурных памятников.

Судя по материалам раскопок и по описаниям, Вавилон нового времени был огромным, правильно распланированным городом, с улицами, пересекавшимися под прямым углом. Он был окружён тройной мощной стеной, в которой были сделаны восемь ворот, носившие имена восьми главных богов. Многочисленные башни на очень широких стенах и выложенный кирпичом ров довершали мощные оборонительные укрепления города. Кроме того, в городе было очень много различных культовых построек-храмов, небольших святилищ, уличных алтарей.

Ворота Иштар

С северной стороны в городской стене находились ворота богини Иштар в виде четырех квадратных в плане башен с арочным проходом, за которыми начиналась основная магистраль — процессионная дорога, считавшаяся священной, так как вела к главному храму Вавилона, посвящённому богу Мардуку, так называемому «Эсагилу». Процессионная дорога была замощена плитами известняка с инкрустацией из красной брекчии. Городская стена, башни ворот, стены по сторонам прецессионной дороги были сложены из обожжённого кирпича, причём на отдельных кирпичах были сделаны рельефным штампом фигуры идущих львов, быков и драконов — символы божеств. Рельефы были покрыты цветной глазурью.

«Вавилонская башня»

Рядом с главным святилищем Вавилона, храмом бога Мардука, находился знаменитый уже в древности зиккурат «Этеменанка», о котором говорится в библии как о «Вавилонской башне». Высота его была 90 метров, а площадь основания достигала 90×90 метров. Он состоял из семи уступов, выкрашенных в разные цвета и посвящённых семи божествам. На самом верху его находилось небольшое святилище, выложенное снаружи бирюзово-голубым глазурованным кирпичом и считавшееся жилищем бога Мардука и его жены, богини утренней зари Сарпанит. Здесь стояла золотая статуя бога Мардука.

Дворец Навуходоносора II

Раскопками были открыты остатки двух дворцов царя Навуходоносора II, на искусственных платформах, с помещениями, располагавшимися вокруг открытых дворов. Фасадная стена тронного зала одного из дворцов была облицована глазурованным кирпичом с изображениями по тёмно-синему фону ряда стройных колонн с золотисто-жёлтыми стволами и закручивающимися на две стороны волютами капителей, между которыми свисали гирлянды лотосов, а выше тянулся фриз из бело-жёлтых пальметок и бирюзово-голубых ромбов. Создавалось впечатление лёгкой ограды, перевитой цветами, впечатление очень красочное, благодаря умелому подбору синего, голубого, жёлтого, белого и чёрного цветов, а также блестящей прозрачной глазури. В другом, летнем дворце находились когда-то знаменитые «Висячие сады Семирамиды», то есть зелёные насаждения на искусственных террасах, поддерживаемых сводами. Через каналы, колодцы и другие устройства подавалась вода из Евфрата для поливки этих насаждений.

Напишите отзыв о статье "Искусство Вавилонии"

Литература

  • В. И. Авдиев. История Древнего Востока, изд. II.. Госполитиздат, М., 1953.
  • Ч. Гордон. Древнейший Восток в свете новых раскопок. М., 1956.
  • М. В. Доброклонский. История искусств зарубежных стран, I том, Академия Художеств СССР. Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина., 1961.
  • И. М. Лосева. Искусство Древней Месопотамии. М., 1946.
  • Н. Д. Флиттнер. Культура и искусства Двуречья. Л.-М., 1958.

Отрывок, характеризующий Искусство Вавилонии

– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…