Искусство Ирландии

Самые ранние памятники искусства Ирландии — орнаменты, найденные в археологических памятниках эпохи неолита, таких как Ньюгрейндж. За ними следуют предметы бронзового века, в первую очередь золотые украшения, а также книжная миниатюра и архитектура Средних веков. В период британского господства ирландское искусство фактически было частью британского, однако в XIX—XX веках, под влиянием идей национального возрождения, развилась традиция ирландского изобразительного искусства. Крупнейшим ирландским живописцем XX века считается Джек Йейтс, крупнейшим современным художником — Луис ле Броки. Хотя отчисления на культуру и искусство в Ирландской Республике ниже, чем в других государствах Европейского союза, Ирландия, единственная из всех стран ЕС, освобождает в определённых обстоятельствах от уплаты налогов доходы художников, что существенно способствует притоку художников и распространению искусства в Ирландии.

Изобразительное искусство

К XVII веку кельтская культура в Ирландии пришла в полный упадок. В то же время в отношении современной культуры Ирландия представляла глубокую британскую провинцию, при том что и сама Великобритания в XVII веке не относилась к европейским центрам искусства. В 1670 году в Дублине была основана гильдия художников, но это почти не имело влияния на развитие ирландской живописи. В 1746 году в Дублине была открыта частная художественная школа, которая в 1750 году перешла под патронаж Дублинское королевское общество (Dublin Royal Society) и стала называться (Dublin Society’s School). Целью школы было развивать искусства, в основном прикладные. В настоящее время преемником школы является Национальный колледж искусства и дизайна (National College of Art and Design). Директором и владельцем школы был художник Роберт Уэст, его ассистентом — Джеймс Маннин. Оба получили художественное образование во Франции. Многие впоследствии знаменитые ирландские художники так или иначе связаны с колледжем — либо учились, либо преподавали в нём. Самым знаменитым выпускником школы в XVIII веке был Хью Дуглас Хамильтон, мастер пастели и портретист, художественная карьера которого проходила в Лондоне, а затем в Италии.

Собственно ирландская живопись XVIII века начиналась с пейзажа, наиболее известными представителями которого были Сюзанна Дрёри, знаменитая своими акварельными изображениями Дороги гигантов, мастер романтического пейзажа Джордж Баррет старший, получивший образование в Дублине, но с тридцати лет живший в Лондоне, и умерший в 30 лет в Лиссабоне Томас Робертс. Уроженец Корка, художник-классицист Джеймс Барри также большую часть жизни прожил в Лондоне. Ирландию также посещали иностранные художники, самой знаменитой из которых была Ангелика Кауфман, проведшая семь месяцев в Ирландии по приглашению вице-короля лорда Тауншенда.

Ирландцами были Мартин Арчер Ши, в течение двадцати лет бывший президентом Королевской академии художеств, и Дэниел Маклис. Оба учились в Лондоне, где и протекала вся их дальнейшая карьера.

В 1830-е годы по всей Ирландии открылись государственные школы дизайна, целью которых было выпускать ремесленников и, в конечном счёте, улучшить качество импортируемых в Англию промышленных товаров. Однако ни эти школы, ни стипендии благотворительных обществ, которые начали появляться в это же время, не оказали почти никакого развития на изобразительное искусство Ирландии. После принятия в 1801 года Акта об объединении, образовавшего Соединённое королевство Великобритании и Ирландии, притяжение всех интеллектуальных ресурсов Ирландии в Лондон стало столь существенным, что тормозило все шаги по развитию собственного ирландского искусства.

Лишь во второй половине XIX века складывается ирландская школа живописи. Её возникновение связывается с именами нескольких художников, получивших известность за границей. Нэтэниел Хоун младший работал во Франции и входил в Барбизонскую школу живописи, а затем вернулся в Ирландию. Пейзажист Фрэнк О’Мира большую часть своей недолгой карьеры (он умер в 35 лет) провёл во Франции, где много работал на пленэре, находясь в непосредственном контакте с импрессионистами. Также представителем импрессионистской пейзажной живописи был учившийся в Антверпене, потом работавший во Франции и вернувшийся в Ирландию Уолтер Осборн. Родерик О’Конор, представитель постимпрессионизма и школы Понт-Авена, друг Поля Гогена, после учёбы в Дублине и Антверпене на всю жизнь поселился во Франции. Представитель академического направления, уроженец Белфаста Джон Лэйвери, получил известность сначала в Шотландии и в Лондоне, и лишь после 1921 года заинтересовался своими ирландскими корнями. Портретист Сара Пёрсер училась в Швейцарии.

В XX веке большинство представителей ирландской культуры встало перед дилеммой — либо поддержка национального движения и ориентация на своё ирландское наследие, либо космополитический взгляд и дистанцирование от этого наследия. Наиболее значительными представителями ирландской живописи XX века были Джек Батлер Йейтс, сначала работавший в акварели, а потом перешедший в масляную живопись и работавший в манере экспрессионизма, пейзажист Пол Хенри, и портретисты Уильям Орпен и Генри Джонс Тадеус. Известность получили также ученики Орпена неоромантик Шон Китинг и портретист Патрик Тюои, а также пейзажисты Уильям Джон Лич, проживший большую часть жизни во Франции и Великобритании, и Уильям Джерард Барри, скитавшийся по всему миру, не задерживаясь надолго ни на одном месте.

Кубизм в ирландской живописи был представлен творчеством Мейни Джеллет, Мэри Суонзи и Иви Хоун, хотя последняя более известна как мастер витража. Все три художницы учились во Франции. Их появление создало разрыв между господствующей более консервативной традицией в ирландском искусстве (представленной Королевской Гибернийской Академией — Royal Hibernian Academy) и новым искусством, и в 1943 году привело к формальному расколу, когда возникла Ирландская выставка живого искусства — Irish Exhibition of Living Art. Основателями последней, кроме Мейни Джеллет и Иви Хоун, а также ряда других художников, стал Луис ле Броки, постепенно ставший крупнейшим художником движения. Патрик Хеннесси, будучи близок той же группе, никогда не интересовался абстрактным искусством, и работал в стиле, близком фотореализму. Из следующего поколения художников выделяется нео-экспрессионист Уильям Крозир.

Скульптура

Скульптура в Ирландии в современном смысле этого слова получила развитие в XVIII веке, когда в Дублине строилось множество зданий. Так, Эдвард Смит выполнил скульптуры на здании таможни, Королевской капелле в Дублинском замке, и других строениях. В XIX веке появилось много крупных скульпторов ирландского происхождения, первым из которых был Джон Хенри Фоли. Практически вся его карьера прошла в Лондоне, куда он приехал в 1835 году в возрасте 17 лет. Фоли работал и в бронзе, и в мраморе, и знаменит своими портретами. Он также совместно с другими скульпторами принимал участие в нескольких проектах монументального искусства, в частности, работал над мемориалом принца Альберта в Лондоне. Современниками Фоли были нео-классицист Джон Хоган и Патрик Макдауэлл, также работавший над мемориалом принца Альберта.

Следующее поколение скульпторов, работавшее на рубеже веков, в первую очередь представлено тремя именами: Оливер Шеппард, на которого большое влияние оказал стиль ар-нуво, Джон Хьюз, известный своей религиозной скульптурой, и уроженец США Эндрю О’Коннор, создавший множество произведений монументальной скульптуры.

Ирландское кружево

Ирландское кружево — одно из красивейших кружев в Европе. Согласно легенде, первое такое кружево сшили ирландские моряки. Во время путешествия они скучали по родным краям. И шили узоры в виде листьев, веток, цветков. После приезда они соединили узоры в полотно и получилось кружево. В настоящее время правдивость легенды не доказана.

Основной популярности искусство достигло в XIV веке. В настоящее время популярность кружева зависит от моды. Основной частью работ в технике ирландского кружева являются листья, цветы. Ценность ирландского кружева в его эксклюзивности, неповторимости.

Ирландские танцы

Традиционные ирландские танцы, сформировавшиеся в XVIII-XX веках, включают сольные танцы, Ирландские кейли, Сет-танцы (социальные танцы), Шан-нос. Все виды ирландских танцев исполняются исключительно под традиционные ирландские танцевальные мелодии: рилы, джиги и хорнпайпы.

Ссылки

• [www.visual-arts-cork.com/irish-painting.htm Encyclopedia of Irish Art: History of Irish Painting]
• [www.visual-arts-cork.com/irish-sculpture.htm Encyclopedia of Irish Art: Irish Sculpture]
• [irishlace.ru/irlandskoe-kruzhevo-dlya-nachinayushhix/istoriya-irlandskogo-kruzheva/ История ирландского кружева]

Отрывок, характеризующий Искусство Ирландии

– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!