Искусство маори

Искусство маори — часть искусства Новой Зеландии; искусство аборигенов-маори, которые поселились на новозеландских островах в конце XIII века, за пять столетий до прибытия европейцев. Маори относятся к восточнополинезийским народам.

Основные виды традиционных искусств — архитектура, музыка и танцы, плетение, резьба по дереву и тесно связанное с ним искусство татуировки. После начала XX века маори начали заниматься европейским искусством, не оставляя и традиционных. Искусством всегда занимались все члены маорийского общества, хотя некоторые разновидности требовали руки специалиста (маори tohunga). Главной концепцией в искусстве маори является «священное» — (маори tapu; см. родственное понятие табу).

Маори прибыли в Новую Зеландию в 1280-х годах. Ввиду более холодного климата они не могли выращивать привычные съедобные и технические культуры, что привело к изменениям как в диете, так и в искусствах.

Первые несколько десятилетий после прибытия в Новую Зеландию маори продолжали заниматься общеполинезийскими ремёслами: татуировкой, строительством четырёхугольных домов и каноэ, производством тёсел и рыболовных крючков, ткачеством и так далее. При этом использовались местные материалы.

Примерно в XV веке маори узнали поунаму (жад) и аргиллит (маори pakohe). Появились чисто местные характерные особенности; примером искусства этого периода служит Те Уэнуку — деревянная резная скульптура 2,5-метровой высоты, изображающая бога радуги Уэнуку, найденная у торфяного озера Нгарото. У Те Уэнуку имеются параллели с гавайской скульптурой. Другое важное произведение искусства того же периода — резная притолока из озера Тангонге (маори Tangonge) близ Каитаиа. В центральной её части находится выступающая фигура, с обеих сторон от ней — птицелюди меньшего размера; притолока покрыта v-образными насечками, характерными для резьбы того периода. Орнаменты данного периода часто содержат силуэты рыб и птиц.

В этот период происходят значительные изменения в производстве тканей: вместо бруссонетии бумажной начали использовать новозеландский лён, длинные волокна которого требовали развития новой технологии плетения.

«Золотым веком» (маори Te Puawaitanga) называют 1500—1800-е годы. Резчики и скульпторы изобрели характерную манеру создавать орнаменты из спиралей, богато украшая ими дерево, кость, камень, китовый бивень и используя в татуировках.

После контакта с европейцами и начала колонизации Новой Зеландии общество маори испытало значительные потрясения: отъём земли, войны и болезни сильно уменьшили их число, распространение христианства подорвало традиционные верования. Металлические инструменты вошли в обиход у резчиков, татуировщиков и архитекторов. К XVIII веку здания начали обильно покрывать резьбой. Распространилось рисование, работа с шерстью и хлопчатобумажными тканями.

Литература

• Ngahuia Te Awekotuku and Rangihiroa Panoho. [0-www.oxfordartonline.com.www.elgar.govt.nz/subscriber/article/grove/art/T054114 Maori] (англ.). Oxford University Press. Проверено 1 июня 2016.
• Brian Allingham. [www.teara.govt.nz/en/maori-rock-art-nga-toi-ana Story: Māori rock art – ngā toi ana] (англ.). Te Ara - the Encyclopedia of New Zealand (22 October 2014). Проверено 5 июня 2016.
• Nancy Swarbrick. [www.teara.govt.nz/en/flax-and-flax-working Story: Flax and flax working] (англ.). Te Ara - the Encyclopedia of New Zealand (11 June 2013). Проверено 5 июня 2016.
• Jonathan Mane-Wheoki. [www.teara.govt.nz/en/contemporary-maori-art-nga-toi-hou Story: Contemporary Māori art – ngā toi hōu] (англ.). Te Ara - the Encyclopedia of New Zealand (3 November 2014). Проверено 5 июня 2016.

Отрывок, характеризующий Искусство маори

– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.