Исламский фундаментализм

Исла́мский фундаментали́зм — термин, заимствованный из христианства, но используемый для общей характеристики современных мусульманских религиозно-политических движений, идеология которых в различных интерпретациях основана на обращении к религиозному, социальному и политическому опыту раннего ислама времен пророка Мухаммада , созданный для обозначения всякого религиозно-политического движения в поддержку строгого следования Корану и исламским законам (шариату). В этом же смысле употребляются термины «исламское возрождение», «мусульманский интегризм». Европейские специалисты для обозначения нынешней тенденции политической активизации ислама предпочитают такие понятия, как «исламизм», «исламисты». Это можно объяснить нежеланием увязывать выступление за реформу ислама с христианским фундаментализмом, свойственным США.

Понятие

Термины «исламское возрождение», «мусульманский интегризм» употребляются для обозначения движений, которые стремятся обратиться к религиозному, социальному и политическому опыту ислама времен пророка Мухаммада. В политической практике исламский фундаментализм отражается в проводимой рядом исламских государств политикой исламизации. Логика возвращения к первоисточникам в целях исправления недостатков, привнесенных временем и людским несовершенством, представляет собой базовую модель для исламского мира. Она обеспечивает сохранение и развитие духовной традиции и социально-религиозного самосознания. Модель, описывающая возвращение к истокам, зафиксирована и в самой исламской традиции. В этом смысле сунниты использует термин «салафия», однако этот термин в настоящее время употребляется в более широком контексте. Исламская традиция выделяет категорию саляф, которая включает в себя три первых поколения мусульман — асхабов, табиинов и таби ат-табиинов. В шиитской традиции в аналогичной ситуации используется термин «усули».

В настоящее время «радикальные» и «умеренные» исламские религиозно-политические движения чаще всего объединяются термином «исламизм». Идейные корни исламизма обычно возводятся к Джамалуддину аль-Афгани, взгляды которого часто относят к «панисламизму». Во второй половине XIX — начала XX в. в европейской литературе и прессе термин «исламизм» соответствовал современному понятию «исламский фундаментализм». Исламистская риторика начала активно использоваться в Османской империи с 70-х гг. XIX века. Это было отражением стремления султана Абдул-Хамида II укрепить позиции династии Османов сохранить единство и престиж империи, опираясь на религиозные чувства мусульман.

Исламские фундаменталисты часто ссылаются на мединскую общину пророка Мухаммада как на прецедент. Созданная в 622 году, она представляла собой не государство, а именно самоуправляемую общину полисного типа. Исламский фундаментализм не может быть сведен исключительно к проблеме «исламской угрозы», хотя для идеологий многих исламских фундаменталистских организаций характерен экстремистский подход. Современные исламоведы не решили до конца задачу выявления исторических корней исламского фундаментализма. В контексте цивилизационной теории он может рассматриваться как попытка «ответа» исламского мира на «цивилизационный вызов» Запада. В ситуации социокультурного кризиса исламский фундаментализм является базовой моделью сохранения идентичности мусульман. С этой точки зрения исламизм как «политический ислам» можно рассматривать как стратегию выживания исламского социума и альтернативой западному глобализму. Политический радикализм и экстремизм, вырастающие на почве фундаментализма, представляют собой маргинальный (периферийный) вариант реакции традиционного исламского общества, а тенденция превращения этой периферии в центр знаменует пик социокультурного кризиса.

История

Современные фундаменталисты выступают за реставрацию раннеисламских социальных институтов через радикальное очищение всяческих «нововведений» (бида). Современные фундаменталисты отождествляет суть ислама с её буквальным выражением, что непременно ведёт к признанию греховным любое нововведение, не зафиксированное в Коране и сунне пророка Мухаммеда. Характерной чертой такой логики является тенденция к монополизации истины, наиболее ярко проявляющееся в идее «обвинения в неверии и уходе от мира» (ат-такфир ва-ль-хиджра). Погрязшему в невежестве (джахалие) миру, противопоставляется «спасшаяся группа» (фирка наджия), обладающая наиболее адекватным пониманием шариата и считающая себя единственной группой, претендующей на «истину». Впервые проявления подобной логики встречаются уже у хариджитов, выдвинувших тезис о возможности обвинения в неверии (такфире) мусульман, совершивших большой грех (кабира). Возникшее в середине XVIII в. движение ваххабитов явилось ярким проявлением подобной логики.

По существу, под понятием исламский фундаментализм в исламском мире понимается увеличивающееся число группировок, которые критически настроены в отношении исламских реформистских движений. Эти группировки критикуют также светских лидеров и правительства мусульманских стран, не выполняющие религиозные обязательства перед исламским сообществом (уммой). Это направление исламского реформирования создано в XIX в. Джамалуддином аль-Афгани (1837-97) и Мухаммедом Абдо (1849—1905) с целью защиты и возрождение ислама и исламского общества, поскольку судьба исламской цивилизации все больше и больше представлялась отданной на откуп европейцам.

В 1920-х гг. в Египте ассоциация «Братья-мусульмане» выступила в качестве радикальной религиозно-политической оппозиции египетской монархии. Рост исламского фундаментализма в исламском мире был связан с вытеснением с политической арены левых сил. В этой ситуации специфика политизации ислама выражалась прежде всего в использовании исламских лозунгов для достижения вполне секулярных целей. Для политизации ислама в радикальном русле использовались элементы исламского нормативного и идеологического наследия.

В 1979 г. произошла Иранская революция, ставшая проявлением шиитской версии «исламского фундаментализма». Пришедшее к власти оппозиционное шиитское духовенство, возглавляемое аятоллой Хомейни, провозгласило о том, что конечной целью революции является построение всемирного «исламского государства». В основе разработанной Хомейни религиозно-политической доктрины лежала концепция «правления богослова-законоведа» (вилайат-и факих), предусматривающая подчинение светских правителей суждениям шиитских богословов, официально имевшим всю полноту власти. Помимо своих основных религиозных обязанностей, факихи осуществляют надзор за всеми государственными и общественными институтами. Доктрина Хомейни подтверждает стереотипное представление о теократическом характере исламской политической модели. В отличие от шиизма, суннизм не предполагает жесткой связи между государством (даула) и религиозной корпорацией (фукаха, улама).

Часть мусульман пыталась отвести от себя угрозу Запада путём реформирования ислама, включив в него многие черты западного рационализма (rationalism), а другая часть стремилась избавиться от всего наносного и обновления путём возврата к принципам первых мусульман (саляфам). Нарастание исламской деятельности можно проследить с конца арабо-израильской войны 1967 г., в которой арабские войска потерпели поражение, ослабившее веру в арабский национализм как жизнеспособную идеологию и стратегию. Это усугубилось последствиями длительной ирако-иранской войны (1980-88), а также войной в Персидском заливе (1990-91).

Литература

• Д. Андерхилл, С. Барретт, П. Бернелл, П. Бернем, и др. [dic.academic.ru/dic.nsf/politology/3710/ Исламский фундаментализм] // Политика. Толковый словарь / Общая редакция: д.э.н. Осадчая И.. — М.: Весь Мир, 2001.
• Исламский фундаментализм // [religa.narod.ru/zabijako/i9.htm Религиоведение / Энциклопедический словарь]. — М.: Академический проект, 2006. — С. 1256.
• Колодин, Александр [religiocivilis.ru/islam/islami/297-islamskii-fundamentalizm.html Исламский фундаментализм]. Культура веры. Путеводитель сомневающихся. Проверено 25 февраля 2014.

Отрывок, характеризующий Исламский фундаментализм

– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.