Исландская литература

Исла́ндская литерату́ра (литерату́ра Исла́ндии) — литература на исландском языке, либо написанная исландскими авторами на других языках. Первые памятники исландской литературы относятся к началу заселения Исландии викингами.

Средневековая языческая исландская литература

Средневековая исландская литература уникальна и богата. Уникальность её заключается не только в том, что она единственная из древнегерманских литератур, сохранившая дохристианские мифы и народный эпос, но и в том, что исландцы сохранили древнеисландский, или что почти то же самое — древненорвежский язык, который почти не изменился в течение многих веков, и теперь образцы средневековой исландской литературы для современных исландцев представляют такую же ценность, как и для первых поселенцев Исландии. Предки скандинавских народов — викинги, принесли с собой на остров два вида поэзии — эддическую и скальдическую.

Эддическая поэзия

Эдда — основное произведение германо-скандинавской мифологии. Состоит из двух версий: Старшая Эдда (поэтический сборник мифов Скандинавии), а также Младшая Эдда (произведение средневекового исландского писателя Снорри Стурлусона, задуманное как учебник скальдической поэзии. Обе Эдды написаны в XIII веке. По форме эдда — древнегерманский аллитерационный стих. По содержанию они отчасти мифологические, отчасти афористические или дидактические и отчасти — героические.

Скальдическая поэзия

Скальдическая поэзия — более распространенная форма поэзии в древней Скандинавии и в частности — в Исландии. Первые скальды были норвежцами. В Х в. искусство скальдов получило широкое распространение в Исландии. С этого времени большинство скальдов при дворах знати происходили из Исландии. Наиболее известные скальды: Браги Боддасон (IX в.), Эгиль Скаллагримссон (ок. 910 — ок. 990), Кормак Эгмундарсон (X в.), Снорри Стурлусон и др.

Средневековая христианская исландская литература

С принятием христианства в X веке, в Исландию пришла письменность и стали развиваться письменные литературные жанры — саги и поэмы.

Сага — прозаическое произведение разных видов. Некоторых саги — фактографические, в них описаны реальные факты и люди, а в другие — мифо-героические. Одни из самых известных саг — «Сага о Ньяле», «Сага об Эгиле» и «Сага о Гисли», которые являются родовыми сагами — прозаическими произведениями, связанными с устной народной традицией. Королевские саги — рассказы из истории Норвегии до середины 13 века, лучшая из которых — «Хеймскрингла», написанная Снорри Стурлусоном в начале 13 века. В 13-14 веках были созданы саги древних времен, рассказывающие о людях, живших до 10 века. Хроники норвежских королей начались в 12 в. полулегендарными сагами о первых королях-христианах — Олаве Трюггвасоне и Олаве Харальдссоне Святом.

В 14-15 веках большую популярность завоевывают римы, несколько видоизмененные французские баллады. Но большое распространение получили также поэмы. Самая известная поэма этого времени — «Лилия», написанная Э. Аусгримссоном, а самые выдающиеся стихи, написанные Й. Арасоном, последним католическим епископом Исландии, казненным 7 ноября 1550.

В Исландии Новый Завет был издан в 1540, Библия — в 1584, вершиной же культовой литературы стали прекрасные «Гимны о Страстях Господних» Х. Пьетурссона и «Домашние проповеди» епископа Й. Видалина..

В эпоху Возрождения в Скандинавии коллекционеры из Дании, Норвегии, Швеции и Исландии стали собирать исландские рукописи, которые уже тогда очень высоко ценились, потому что уже тогда, в XVII веке, считались стариной, но и конечно имели литературную, художественную ценность. Большую роль в коллекционировании и сохранении исландского литературного наследия сыграл А. Магнуссон..

Современная исландская литература

Главным направлением в исландской литературе XIX века являлся романтизм. Впервые романтизм заявил о себе в мужественных стихах Б. Тораренсена (1786—1841) и прозрачных строфах Й. Хатльгримссона (1807—1845). Первые исландские романтики равнялись на средневековые эдды и зарубежных романтиков своего времени.

Самые известные исландские писатели XIX века — Б. Грёндаль, Г. Томсен, М. Йохумссон, С. Торстейнссон, С. Эгилссон, Й. Арнасон, М. Йохумссон, И. Эйнарссон, Й. Тородсен и другие. Перу последнего принадлежит первый исландский роман «Юноша и девушка».

В 80-е годы XIX века в Исландию пришел реализм, отмеченный социалистическими, антиклерикальными и интернационалистскими тенденциями. Самые известные исландские реалисты — Х. Хафстейн, Г. Паульссон, Й. Стефаунссон, С. Стефанссон, Т. Эрлингссон и другие. На рубеже веков обозначился поворот реалистов к национальным идеям, в сторону идеализма и даже религии. Эта тенденция заметна в творчестве великого поэта-философа Э. Бенедихтссона, прозаика-спиритиста Э. Кварана, романиста Й. Трести (настоящее имя — Г. Магнуссон) и крестьянского поэта и романиста Г. Фридйоунссона.

В конце XIX века и в начале XX века некоторые исландские писатели с целью расширить круг своих читателей писали на датском языке. Среди них самые известные — Й. Сигурйоунссон, чья драма «Горный Эйвинд» получила европейское признание; Г. Камбан и Г. Гуннарссон, ставивший психологические и философские проблемы в своих масштабных произведениях «Церковь на горе» и «Черная чайка».

В 20-е годы XX века в исландской литературе появились новые направления, главный из которых — модернизм. Наиболее видными лирическими поэтами-модернистами были Д. Стефаунссон и Т. Гудмундссон, а самыми значительными романистами — Г. Хагалин, с большим юмором изображавший жизнь моряков и простых людей и тяготевший к реализму и социализму, и писавший по-исландски и по-норвежски К. Гудмундссон — непревзойденный мастер романтически окрашенного рассказа о любви.

В середине 20-х годов Т.Тоурдарсон написал свой роман «Письма к Лауре», который был новым словом в исландской литературе, однако истинным основоположником новой экспрессионистской, сюрреалистической манеры письма стал Халлдор Кильян Лакснесс — лауреат Нобелевской премии. В 1930-е годы он опубликовал три монументальных романа — «Салка Валка», «Самостоятельные люди» и «Свет мира». Огромной популярностью пользовалась в Исландии и Скандинавии его историческая трилогия «Исландский колокол». В 1955 Лакснессу была присуждена Нобелевская премия по литературе.

Новейшей исландской литературе присуще отдаление от традиций исландской литературы. Самыми яркими новаторами новейшей исландской литературы являются — Г. Даниельссон, О. Й. Сигюрдссон, Хадльгримюр Хельгасон, Арнальд Индридасон, Тор Вильхельмссон и Г. Бергссон, чей горький, причудливый роман «Тоумас Йоунссон, бестселлер» (1966) имел скандальный успех. Перу А. Тоурдарсона, самого крупного исландского драматурга, принадлежат также несколько нашумевших романов.

Литература

• Исландская литература // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Стеблин-Каменский М. И. Древнеисландский язык — 2-е изд. — М: Едиториал УРСС, 2002. — С 288. — ISBN 5-354-00039-4.
• Андрессон К. Современная исландская литература. 1918—1948. — М., 1957.
• Стеблин-Каменский М. И. Скандинавский эпос. Старшая Эдда. Младшая Эдда. Исландские саги. — М: АСТ, 2009. — С 858. — ISBN 978-5-17-054196-6.
• Стеблин-Каменский М. И. Древнескандинавская литература. — М., 1979.
• Литературная энциклопедия в 11 тт. — М.: 1929—1939.
• Стеблин-Каменский М. И. Культура Исландии. — Л: Наука, 1967. — С 183.

Ссылки

• [norse.ulver.com/src/index.html Исландская литература]  (рус.).
• [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/ Литературная энциклопедия на сайте ФЭБ]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Исландская литература

Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.